В месте здесь - Александр Михайлович Уланов

Мрамор чувствует дыхание Сахары за морем и становится рыжим, песочным – оставаясь прочным домом пространства. Колонны держат то, что хотят, а не то, что на них положили. За две с лишним тысячи лет можно было стряхнуть лишнее. Вертикали рядом с лежащими полями. На камне печать ракушки.

Храмы давали уверенность и тень. Говорили, что мир может быть понят. Что есть что-то большее, чем повседневность (для этого боги – лишь предлог и псевдоним). Что человеку по силам установить в воздухе камни. Потому они – основа. Потому и остались – а еще ступени площади для народных собраний и фундаменты домов. Храмы тяжелы, как тяжелы многие боги – только время, разбирая их, стирая раскраску, лишая богов власти, добавляет лёгкости. Оно впускает в храмы настоящее небо. Освобождает их от богов. Храмы использовали в качестве образцов, но копии не оживают.

Фундаменты – лабиринт. Тайна прошедшей жизни серебряной нитью во тьме. Замочные скважины башен, дома-печи. Хаос упавших камней возвращается в скалу. Колонны становятся рощами деревьев. Платить серебром олив и смотреть глазами их стволов. В стенах ущелья песочные часы и хранилища. Полузмея-полуженщина ловит рыбу. Спят навытяжку на спине атланты-теламоны, роботы пятого века до нашей эры, собранные из каменных бубликов. Во впадинах, посвященных воде, поселились цветы.

Пожертвуем хтоническим божествам по конфете на круглом алтаре (вряд ли им раньше кто-то давал конфеты). Ближе к земле камень чернеет. На нем снова писать белым. Море тоже рисует белым на коричневом кувшинов. Те, кто жил тут ещё до храмов, пили из ласточек и цветов.

5

По одну сторону – вдали гора живого огня, белым висит в небе над дымкой окрестностей. По другую – рядом город мёртвых с домами больше, чем у живых, которых эти мёртвые явно хватают. Они живут тесно, стена к стене, без единой травинки, разве что с парой кипарисов, и, кажется, злы ещё и поэтому. Около них громадные пустые арки того, что умерло, не родившись. Поблизости озеро, где Аид утащил Персефону – и ему (заодно и трехголовому Церберу) за это поставили памятник. Здесь ходила Деметра, смотрела за посевами, искала дочь – ей памятника нет. Люди здесь попробовали стать свободными – в тот раз не получилось.

Город тоже в небе сгрудившимися светло-серыми башнями над светло-серым обрывом. Над мозаичным полом полей в стенах коричневых скал. На соседней горе другой город – или этот же в зеркале?

Тяжкий фасад собора взгромоздился на лестницу, ему показалось мало, и он добавил себе третий этаж – зачем-то с часами, будто в этой тяжести время куда-то сдвинется. Крепость в крепости. Холод прозрачных балконов. Арки над окнами пришли из Каталонии и отсюда уже не выбрались.

Мог быть город, чтобы жить далью, растить пространство. Но дома повернулись вовне глухими стенами. В самом высоком месте – ещё крепость. Смотреть – только выйдя на край в ветер.

Щекастый субъект вместе с орлом вцепились в голову терпеливой лошади. Жопа с ушами разводит руками, которые из нее растут. На них скептически прищурилась морская дева-змея с мечом в компании осьминога и переплетения дельфина с ласточкой. Море тут далеко, но оно приглядывает за каждой точкой острова, который без моря провалился бы.

Так получается из подавленного восстания. Но право на него неразрушимо, если живые им не пользуются, многие из них живут хуже мёртвых. Есть ленты дорог. Они уводят. Городская стена давно треснула. Лучше смотреть не с башни, а с камня Деметры.

6

Замшелая дверь, кажется, что её никто не открывал лет двести, пока думаешь, куда теперь идти, она открывается, и за ней квадратный внутренний двор и колонны потрепанного палаццо с бюстом хозяина восемнадцатого века, габсбургским двухголовым орлом. Но внутри мрамор и красное дерево – или хотя бы их имитация. Город двухсот девяноста трех церквей и денег, исчезающих из казны в никуда. Громадных процессий с мощами и свадеб с не меньшей толпой – организации людей для несвободы. Оперного театра размером с парижский – при далеко не парижском числе жителей. Слишком близко восток – пусть он тут на юге.

Между колоннами вместо входа каменная кладка. Она же – в проёме окна. Костюм, где самое новое – заплаты. Верхние этажи еще больше пропитаны дымом, комнаты небом насквозь. Или стараются легкостью арок взлететь в небо от массивных блоков цоколя. Штукатурка сыплется с карнизов, сил хватает только на ловящие её сетки – не на ремонт. Леонардо нашел бы здесь много источников вдохновения в пятнах на стенах. Тяжесть стен позволяет выдержать разваливание, но оно делает их ещё тяжелее. Колонны открывают пространство уходящих вдаль пещер. Морской порт, где не найти моря, чтобы поплавать.

Выверен до камешка дворец, прячущийся за рядами бойниц в стенах, арабских зубцов на крыше. За ними же прячется кафедральный собор. На его стенах не скульптуры – голубые орнаменты мечетей. Любопытство и подвижность квадрами античной кладки глубоко под дворцом. Над ними карета очередного Фердинанда. В мозаике капеллы кресты вплетены одним из элементов в арабский орнамент. Золото святых между сталактитов Магомета. А ниже лучник охотится на оленей, павлины несут хвосты, перепончатолапые львы бросаются на людей и коней. Восточная пестрота мрамора. Слишком тонки арки, чтобы сдвинуть массивность стены.

Норманнские церкви, похожие пропорциями на Каабу, с маленькими полусферическими розовыми куполами, взятыми с мечетей. Шлемы смотрящих из-за забора водолазов. Окна в решетках арабесок можно перепутать с полом. Резная колокольня, где камень становится оборками занавеса. Золото пытается не оставить свободного сантиметра на стенах, заменить внутри свет. Пёстрые колонны, притащенные откуда пришлось.

Рыба-меч поднимает свой нос на прилавке – но её хвост уже съеден. Большие блоки в углу сарая похожи на кладку греческих стен. Утащили? Перестроили? Сарай – храм этих кварталов. Пирамида разнокалиберных досок, которым давно пора на дрова, но их ещё надеются продать как доски. На колокольне хватило сил положить тонкий блин на колонны и подвесить к нему колокол – выше ни шпиля, ни башни. Археологический на вечной реставрации – вместо него музей набальзамированных трупов в катакомбах. Мафия – что мафия? Она тут дети малые, она государство не захватила.

Полено с тремя ножками было табуретом во времена сикулов. Жители подпирают стены, взирая на улицу – когда идешь обратно через три часа, они в том же месте в той же позе. Процветает искусство вытаскивать кошельки из карманов. Не уследят за всем страдальческая полиция и собранные попарно окна-глаза.

На королевской горе мозаики