Кошелек предателя - Марджори Эллингем

Последний вопрос был обращен прямо к Аманде и, когда он посмотрел на нее, выражение его лица настолько смягчилось, что эта перемена напомнила Кэмпиону какой-то спектакль. Однако Обри не сознавал, что выдал себя, да и вообще не привык относиться к себе объективно. Аманда отвела от него взор и вроде бы немного покраснела, хотя тусклый свет легко мог и обмануть. Ее раздосадовала его невольная откровенность, но она посмотрела ему прямо в глаза.

— Хорошо, — согласилась она.

Кэмпион встал. Прежде в обычном положении он бы непременно удивился, как-никак хозяева редко выпроваживают своих гостей спать. Но теперь он только смутился и недоумевал. Обри говорил властно, да, именно так и было, величественно, как король или, на самый худой конец, директор школы, не грубо, но словно он обладал особыми правами.

Сначала Кэмпион хотел отказаться от этого под любым предлогом и попросту навязать им свое общество, но Аманда выбила у него почву из-под ног.

— Спокойной ночи, Алберт, — сказала она.

Он отправился к себе в комнату и сел на кровать, не закрыв дверь, как мальчишка, измученный первым любовным приключением. Раньше до него не доходили и не могли дойти сказанные ей вечером слова. С тех пор на него обрушилось множество событий, и фантастичность его новой жизни позволила высветить происшедшие изменения. Сейчас к нему вернулось ощущение, что Аманда реальна, и она единственный живой человек в мире призраков. Она не лгала. Аманда не собиралась выходить за него замуж. В сравнении с этой катастрофой сразу поблекли все прочие беды и неурядицы — дикая игра в кошки-мышки с полицией, назойливое дружелюбие Пайна, вынудившего его раскрыться, а потом исчезнувшего неведомо куда и, Бог знает, с какой предательской и зловещей миссией. Теперь где-то в вышине его темного отчаяния возник новый страх. Боязнь за Аманду. Он понял, что это первая, неэгоистическая мысль, пришедшая к нему после катастрофы или, по всей вероятности, вообще впервые в жизни. Это был связано с чем-то мучительным, имеющим отношение к ней и Обри. Когда-то он знал об этом, но сейчас напрочь забыл. Он должен был от чего-то ее защитить. Он отвечал за нее так же, как и за то, что ныне стремительно приобретало огромные масштабы. Очевидно, он привык брать на себя ответственность. Жаль, что он почти ничего не помнит.

Он встал с кровати и направился наверх. Как ему показалось, это путешествие длилось целую вечность, его шаги заглушал тяжелый ковер. Свет горел очень ярко, с холодным блеском, видно, как и всегда в глубокую полночь. Когда дверь в гостиную открылась, он без колебаний приблизился к балюстраде и поглядел вниз.

— Спокойной ночи, Аманда.

Низкий, приятный голос Обри был мягок, в каждом его слове угадывался скрытый смысл. Он стоял у двери, наклонив голову, хохолок его густых волос по-мальчишески торчал. Ли держал Аманду за руку и раскачивал ее взад-вперед в том небрежном стиле, который Джеральд Дю Морье с успехом использовал во многих своих пьесах. Вряд ли кто-либо назвал его красивым, но держался он с небрежной элегантностью, выглядевшей странной при его крупной, массивной фигуре.

У Кэмпиона создалось впечатление, что Аманда слегка взволнована и ситуация, в которой она очутилась, для нее непривычна.

— Спокойной ночи, Ли, — ответила она как-то по школьному, стараясь говорить заученно и сухо. Повернувшись, она заспешила наверх и, порозовевшая, запыхавшаяся, столкнулась с Кэмпионом.

Она поразилась, увидев его, и начала подыскивать первое попавшееся объяснение.

— В чем дело? — сурово спросила она. — Что случилось?

— Я хочу поговорить с тобой.

— Да. Но о чем же? Я надеюсь, больше ничего страшного не произошло?

Она как будто ждала несчастья и бросилась к нему в комнату, полагая обнаружить там его признаки.

Он последовал за ней и закрыл дверь. Если бы там были засовы, он запер бы на них.

— Ты должна мне сказать, — начал он, — я весь вечер пытался это узнать.

— Что?

— Какой сегодня день?

Она в упор посмотрела на него. Ее светло-карие глаза расширились от изумления. Когда он в ответ взглянул на нее, ее тонкие брови вытянулись в прямую линию и она густо покраснела от гнева.

— Ты, что же, слоняешься ночью по лестнице только чтобы спросить меня об этом. Ты поразительно странно себя ведешь, тебе не кажется?

Конечно, так и было. До него это дошло в тот момент, когда она ему сказала. Для непосвященного его поведение и важнейший вопрос объяснялись просто, он действовал как ревнивый мальчишка. Он почувствовал, что разозлился на нее за собственную беспомощность.

— Я хочу знать, какой сегодня день и какое число, — упрямо повторил он. — Ты единственная, кого я решаюсь спросить. Так какое же?

— Тринадцатое. — Она была в ярости и сохраняла достоинство лишь благодаря ледяному самообладанию.

— Наверное, пятница?

— Нет, вторник. А теперь я пойду спать. Вторник, тринадцатое. Значит, пятнадцатое — это четверг. День, когда надо сделать, что?

Аманда подошла к двери. Он подумал, что она уйдет, не сказав больше ни слова, а он бессилен ее остановить. Он был совершенно неподготовлен к очевидно одной из лучших черт ее характера — умению улаживать конфликт. На пороге она обернулась и внезапно улыбнулась ему.

— Я ухожу как-то очень театрально, Алберт, — заметила она. — А в чем дело?

Он вздохнул.

— Бог его знает, — откровенно признался он.

Аманда вернулась в комнату и присела на краешек кровати.

— С тобой все в порядке? — спросила она. — Не забывай, что у тебя только что была встряска. Я не стану тебе надоедать, знаю, как ты его ненавидишь, но ты еще не в себе. Я весь вечер вчера видела, но не хотела тебе говорить.

Он искоса поглядел на нее. Вот выявилась и еще одна черта его характера. Он один из тех, кому боятся надоедать. Так ли это? Да, верно. Он чувствовал, что мог таким быть. Она не хотела ему надоедать. Она вела себя просто великолепно. Его захлестнул поток исходящего от нее доброжелательного спокойствия.

Она была живой. Она, единственная, связывала его с действительностью. Он уже собрался рискнуть и узнать от нее страшную правду, но последовавшая фраза заставила его замолчать.

— Прости, что я так скверно поступила. Мне ни до кого не было дела. Я решила, что ты валяешь дурака, потому что я влюбилась в Ли. — Она говорила без какой-либо подчеркнутости или намека на вызов. Глаза у нее были такие же искренние, как и ее слова.

— В самом деле?

— Я думаю, да. — В ее голосе слышались сдержанная удовлетворенность и мягкость. Раньше он этого у нее никогда не замечал.

— Почему?

Аманда заколебалась и, наконец, рассмеялась.

— Я не могла бы тебе этого сказать, если бы ты не был собой, — ответила она. — Я имею в виду, если бы я тебя так хорошо не знала, а я знаю тебя почти как самое себя. Ведь он похож на тебя.

— Разве?

— По-моему, даже очень. Кроме одного, но очень важного обстоятельства.

— Какого же именно?

Она опять посмотрела на него, и ее юное лицо сделалось каким-то грустно-застенчивым.

— Он меня так любит. Он старается для меня, как может, но все эти разговорчики и сплетни вынуждают его таиться, и он от них глупеет, прямо как выпускник или деревенщина, в общем, что-то вроде того. А он великий человек, ты знаешь, как он блестящ и одарен, да и просто неотразим.

Она оборвала себя и покачала головой.

— Не стоит больше о нем говорить. Ведь это не в твоем вкусе, а события так стремительно развиваются. Я сама себе отвратительна, меня это застигло врасплох, но я сказала тебе правду. Да, именно, застигло. Расскажи мне про Энскомба.

— Его убили.

— Что? — Она впилась в него взглядом. — Но это невероятно! И кто же?

— Я не знаю.

Аманда обхватила руками колени и уткнулась в них подбородком. Ее овальное лицо вдруг как-то уменьшилось и стало расстроенным.

— Конечно, я не вправе судить об этом деле, — неожиданно сказала она, — потому что не знаю всех подробностей.

— Моя дорогая, — с намеренной почтительностью начал Кэмпион. Он еще не оправился от удара, поразившего тайную, забытую часть его души куда сильнее, чем разум. — Хотел бы я тебе сказать, если мог.

— Но ты не можешь, — отрезала она. — Ты дал присягу и все. Мне нечего тебе возразить. Я хорошо знаю, что ты действуешь по секретному приказу. Иначе я не совершила бы этот непростительный поступок и позволила Ли пригласить нас, не сказав ему, что ты чем-то занят в городе. Ты уверял меня, что это крайне важно. Ну, ладно, хватит.

Кэмпион стоял к ней спиной и не осмеливался повернуться.

— Давай посмотрим, — коварно произнес он, — давно ли мы знакомы с Ли?

— Ты имеешь в виду, давно ли я знаю Ли, — возразила Аманда. — Ты знаком с ним три дня, и тебе это прекрасно известно. Я приехала сюда из Делла работать над новым видом вооружения для самолетов «Серафим». В Институте был человек, с которым мы должны сотрудничать. Тогда я и подружилась с Ли.