Ловцы снов - Елизавета Александровна Рыкова

за старое. Я-то думал, он ничего не понял из наших с Эгле попыток рассказать, как всё было. Я-то думал, он позвонил нашим родителям и пересказал им слова Хлои, попутно домыслив пару-тройку гадостей.

– Всё я понял, – устало сказал Кейн.

Ой. Кажется, я так обалдел от всего этого, что произнёс вслух часть мыслей.

– А если вы всё поняли, то почему отправили Эгле домой одну? – не удержался я.

– Сим, – снисходительно начал Кейн, – ты что, не знаешь повадки школьного хулиганья? Ни за что не поверю. Они ещё дня два будут приходить в себя. Сегодня вам обоим точно ничего не грозит. Эгле пора домой, потому что сеньора Элинор Вайс знает – дочь помогала своему другу добраться до больницы. Не потому, что кто-то должен был залечить ей содранные костяшки. Сеньора Дана Нортенсен знает, что её сыну стало плохо, но сейчас всё в порядке. Плохо – потому что у него серьёзная болезнь, разбитый нос тут совершенно ни при чём. Поэтому ты пока побудешь тут.

– А как же Хлоя? – недоверчиво спросил я. Надо же. Я был уверен, что она первой добралась до наших родителей.

– А что Хлоя? – безмятежно переспросил Кейн. – Не разобралась, подняла панику, так часто бывает.

– У меня одежда кровью закапана, – мрачно напомнил я.

– Что же, – сказал Кейн, – конечно, есть звукомагические способы вывести пятна. Но они работают только с влажной тканью, а твоя кровь уже засохла. Впрочем, это означает только то, что ты должен незаметно пробраться в свою комнату и переодеться. И в кои-то веки самостоятельно постирать одежду. Полагаю, это единственный сложный момент во всём плане.

Издевается ещё.

– Год кончается, – сообщил я, – надвигается последнее родительское собрание. Хлоя обязательно захочет поговорить и с моей мамой, и с мамой Эгле. И скажет, что вы всё…

– А мотивы? – Кейн надменно вздёрнул бровь. – Кто в здравом уме поверит, что я стану тебя прикрывать? У нас с тобой натянутые отношения, это все знают.

Ну надо же. Я думал, он не знает.

– В любом случае, – Кейн вздохнул, откидываясь на спинку стула, – это будет потом. Сейчас… я не хочу, чтобы ваши родители делали поспешные выводы. Сейчас вас обоих нельзя тревожить. Ты слишком привязался к Эгле, а она – к тебе. Вас уже невозможно просто изолировать друг от друга. Даже думать не хочу, какие будут последствия. Так. – Он слегка хлопнул ладонями по столу. – Враки враками, а за твоей мелодией после такой эмоциональной вспышки действительно надо понаблюдать.

На этом удивительные открытия кончились. Теперь всё стало привычным. Снова датчики, снова жужжание больничных ламп, наморщенный лоб Кейна, шорох ручки, стремительно скользящей по бумаге.

Но я не обманывался. Теперь-то я знал, что всё в один момент может измениться. Может быть, вообще ничего не очевидно, восторженно размышлял я, потом окажется, что у Кейна тоже болезнь внутренней мелодии, и он вот сейчас резонировал с Эгле и со мной.

– Я отойду на несколько минут. – Голос Кейна отвлёк меня от размышлений. – Если я запущу музыку с проигрывателя, а не с плеера, ты сможешь просто сидеть и ничего не трогать?

Я только кивнул. Я всё ещё переживал крушение привычной картины мира. За обломками маячила совершенно иная реальность. В ней Кейн вёл себя по-человечески. Не читал нотации. Не давал бесполезных советов. Не требовал заведомо невыполнимых обещаний. Знал, как себя ведут подонки вроде Кори, и действовал в соответствии с реальным положением вещей. А не руководствовался идиотскими представлениями о мире, которые обычно люди приобретают в его возрасте.

Может, у него ещё и друзья есть. А что? Чем чёрт не шутит.

Хотя нет, это я, пожалуй, замечтался.

Мне нужно было время, чтобы со всем этим свыкнуться и решить, как жить дальше.

Что же. С такой картиной мира я, пожалуй, был согласен. Настолько, что даже был готов ещё некоторое время – так и быть – сидеть и ничего не трогать. Просто из признательности. Жизнь понемногу налаживалась. То есть, и до этого всё было относительно неплохо. А сейчас, когда подключился Голос, я и вовсе почувствовал себя человеком.

Голос. Я вспомнил, как услышал музыку вместо привычного глухого стука в ушах. Выходит, это теперь я. Это я теперь так звучу. Я звучу как песни о танцах на улице, как песни о дружбе, как песни о ветре, снах и полётах. Звучу с этим вот простором и смелой вольностью, граничащей с пофигизмом, но не с равнодушным пофигизмом, а с весёлым, который выражается словами: «И ничего вы мне не сделаете».

С ума сойти.

Глава 7. Ночь

– Вот и погуляли, – уныло подытожила Эгле.

– Угу, – так же уныло отозвался я.

Мы оба умолкли.

– Похоже, теперь действительно придётся… – Она закончила фразу с непередаваемым отвращением: – …вести себя хорошо.

– Уж по крайней мере, никаких ночных прогулок, – грустно хмыкнул я.

Эгле скомкала в руке записку, бывшую причиной нашего общего расстройства, и со злостью запустила в сторону урны.

Всё началось с того, что Эгле пожаловалась на сеньору Элинор – мол, шагу ступить не даёт, скоро придётся запрашивать письменное разрешение на выход из дома. Я понимал Эгле лучше, чем хотелось бы. Ну, всё-таки, наши матери растили детей с болезнями внутренней мелодии. Было бы странно, если бы они над нами не тряслись. Но мы были маленькими неблагодарными паршивцами, достаточно хитрыми, чтобы придумать, как обойти контроль.

Итак, мы придумали отличный, замечательный план на эту ночь. Мы разрабатывали его несколько дней и воплощали несколько недель. Мы угробили кучу времени на дипломатическую работу. Чего стоила операция «Очередь», когда мы подгадывали время приёмов у Кейна – так, чтобы наши мамы постоянно сталкивались друг с другом. Чтобы они проводили друг с другом достаточно времени для установления взаимной симпатии. Но – и это важно! – меньше, чем требуется для того, чтобы подружиться. Мы были тошнотворно хорошими детьми всё время до начала каникул и потом ещё неделю.

А потом я пошёл к Эгле в гости посмотреть на звёзды. И надо же было такому случиться, что Эгле тоже решила посмотреть на звёзды. В гостях у меня. Да ещё и в ту же ночь. На наше счастье, у Эгле был какой-то наполовину игрушечный телескоп, а у нас – вполне пристойная крыша. Сеньора Элинор поначалу не хотела отпускать Эгле. Она сказала, что это всё очень хорошо, но смотреть на звёзды можно и с их крыши. Эгле страдальчески подняла брови – «но мама, у нас ведь такой бардак, мы ведь всё никак не можем раскидаться