Пока я жива (Before I Die) - Дженни Даунхэм

Одиннадцать

– Это правда? – спрашивает Кэл по дороге к автобусной остановке. – Тебе нравится болеть? – Отчасти. – Ты поэтому прыгнула в воду?

Остановившись, я смотрю на него, в его ясные голубые глаза. Они в серую крапинку,как и у меня. На фотографиях, где мы с Кэлом сняты в одном и том же возрасте, нас не отличить друг от друга. – Я прыгнула потому,что составила список желаний. Сегодня я должна со всем соглашаться.

На мгновение Кэл задумывается,пытаясь понять, в чем тут подвох,а потом широко ухмыляется. – Значит, о чем бы я тебя ни попросил, ты согласишься? – Именно.

Мы садимся в первый же подошедший автобус,залезаем наверх и устраиваемся сзади. – Ладно, – шепчет Кэл. -Тогда покажи вон тому дядьке язык.

Когда я выполняю его просьбу, Кэл приходит в восторг. – Теперь сделай козу той женщине на тротуаре и пошли воздушные поцелуи тем парням. – Будет веселее, если мы сделаем это вместе.

Мы корчим рожи, машем рукой прохожим,громко выкрикиваем «какашка», «жопа» и «пиписька». Когда мы наконец нажимаем на звонок,чтобы сойти,наверху, кроме нас никого нет. Мы успели надоесть всем до чертиков, но нам наплевать. – А теперь куда?-любопытствует Кэл. – По магазинам. – Ты взяла с собой кредитку? Ты мне что-нибудь купишь? – Да.

Сначала мы покупаем радиоуправляемый вертолет. Он может взлетать на десять метров от земли. Кэл запихивает коробку в урну у входа в магазин и запускает вертолет,который летит над нами по улице. Мы идем следом,ослепленные его яркими разноцветными огнями, и заходим в магазин женского белья.

Я усаживаю Кэла с мужчинами, которые ждут своих жен. Так приятно стянуть платье не для осмотра, а для того,чтобы сладкоголосая продавщица сняла с меня мерку и принесла кружевное и очень дорогой лифчик.

– Сиреневый, – отвечаю я, когда она спрашивает,какой цвет. – И к нему трусики под пару.

Я расплачиваюсь, и она протягивает мне покупку в шикарной сумочке с серебристыми ручками.

Потом я покупаю Кэлу робота-копилку. Потом себе джинсы. Такие же, как у Зои, – потертые,в обтяжку.

Кэл получает видеоигру для приставки. Я-изумрудно-черное шелковое платье; это саиая дорогая вещь,которую я когда-либо покупала. Прищурившись, я разглядываю себя в зеркале и, оставив мокрое платье в примерочной, выхожу к Кэлу. – Круто,-выдыхает он,завидев меня.- А нам хватит на электронные часы?

Я покупаю ему будильник,который показывает время в трехмерной проекции на потолке комнаты.

Потом обувь. Сапожки на молнии на низком каблучке. В том же магазине мы покупаем сумку,чтобы сложить все наши обновки.

После посещения магазина для фокусников нам приходится купить чемодан на колесиках,куда мы прячем сумку. Кэлу нравится его катить, но мне приходит на ум, что если мы еще что-то купим, то нужно будет приобрести машину,чтобы везти чемодан. Грузовик для машины. Корабль для грузовика. Потом мы купим гавань,океан,континент.

В «Макдоналдсе» у меня начинает болеть голова. Словно кто-то ложкой содрал с меня скальп и ковыряется в мозгу. Вокруг толпятся люди;у меня кружится голова,накатывает тошнота. Я пью парацетамол,понимая, что это лишь ненамного ослабит боль. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Кэл. – Нормально. Он видит, что я вру. Он наелся до отвала и сияет от радости, но в глазах испуг. – Я хочу домой.

Приходится согласиться. Мы оба притворяемся, что это не из-за меня.

Я стою на тротуаре и,опираясь на стену, чтобы не упасть, смотрю,как Кэл ловит такси. Я не хочу, чтобы такой день закончился переливанием крови. Сегодня я не дам засунуть в меня эти чертовы иглы.

В такси Кэл ободряюще берет меня за руку;его лапка уютно прячется в моей ладони. Я наслаждаюсь минутой. Нечасто ему хочется взять меня за руку. – Что нам теперь будет?-спрашивает Кэл. – Ничего.

Он смеется. – Давай еще как-нибудь сходим за покупками? – Хорошо. – А мы в следующий раз пойдем на каток? – Ладно.

Кэл что-то бормочет про спуск по реке на плотах и что ему хочется покататься на лошадях, прыгнуть с моста на канате. Я смотрю в окно. В голове шумит. Свет отражается от стен и лиц, слепит глаза. Кажется, будто горит сотня костров.

Двенадцать

Едва открыв глаза, я понимаю, что нахожусь в больнице. Они все пахнут одинаково, и мне до боли знакома трубка, прикрепленная к моей руке. Я пытаюсь сесть в кровати, но голова разламывается, и к горлу подкатывает желчь.

Подбегает медсестра с тазиком, но поздно. Большая часть попала мне на грудь и на простыню. – Ничего страшного, – успокаивает медсестра. – Сейчас мы все уберем.

Она вытирает мне рот,помогает перевернуться на бок и развязывает ночную рубашку. – Скоро придет врач, – сообщает она.

Медсестры никогда не рассказывают, что знают. Их берут на работу за пышные волосы и жизнерадостный вид. Они должны выглядеть бодрыми и здоровыми, чтобы пациентам было к чему стремиться.

Помогая мне переодеться в чистое белье,медсестра болтает со мной-рассказывает, что раньше жила в Южной Африке у океана. – Там солнце ближе к Земле и всегда жара.

Она вытаскивает из-под меня простыни и проворно стелет чистые. – А в Англии у меня ужасно мерзнут ноги, – признается она. – Так, теперь поворачивайся обратно. Уже? Вот так,молодец. Надо же,как мы все успели-вот и доктор пришел.

Бледный лысый доктор средних лет вежливо здоровается со мной и пододвигает стул от окна к кровати. Я все надеюсь, что в одной из этих больниц рано или поздно найду идеального доктора, но пока все не то. Мне нужен чародей в плаще с волшебной палочкой или рыцарь с мечом-тот, кому неведом страх. А этот вежлив и внимателен, как продавец. – Тесса, – произносит он, – ты знаешь, что такое «гиперкальциемия»? – А если я скажу «нет», мне можно будет выбрать что-то другое?

Доктор смутился. В том-то все и дело: они не понимают шуток. Жаль, что у него нет ассистента. Лучше всего подошел бы шут: пока доктор выносит заключение, тот щекочет его перышком.

Доктор листает лежащую у него на коленях историю болезни. – При гиперкальциемии повышается уровень кальция. Чтобы его понизить, мы даем тебе бисфосфонаты. Тошнота и рассеянность уже должны уменьшиться. – Я всегда в рассеянности, – сообщаю я ему. – У тебя есть вопросы?

Он выжидательно смотрит на меня. Мне жаль его расстраивать, но о чем я могу спросить этого заурядного человечка?

Он говорит, что медсестра даст мне снотворное. Встает и кивает на прощание. В этот момент шут выложил бы до двери дорожку из банановых корок, а потом уселся бы около меня на кровати. Мы бы вместе хохотали в спину улепетывающему доктору.

Когда я просыпаюсь, уже темно, и я ничего не помню. Это пугает меня до смерти. Секунд десять я борюсь с этим чувством, суча ногами в сбившихся простынях, в полной уверенности, что меня похитили или того хуже.

Ко мне подбегает папа, гладит по голове, снова и снова шепчет мое имя, словно заклинание.

Тут я все вспоминаю. Я прыгнула в реку, уговорила Кэла пойти за покупками, потратила кучу денег, и теперь я в больнице. Но от того, что я на минуту забыла, кто я, сердце мое заколотилось, как у трусливого зайчишки: я ведь и правда не могла ничего вспомнить. Я стала никем и знала, что это случится снова.

Папа улыбается мне. – Хочешь пить? – спрашивает он. – У тебя в горле не пересохло?

Он наливает мне стакан воды из кувшина, но я качаю головой, и папа ставит его обратно на стол. – Зои знает, что я тут?

Пошарив в кармане пиджака, папа достает пачку сигарет, подходит к окну и открывает его. Веет холодом. – Пап, здесь нельзя курить.

Он закрывает окно,прячет сигареты в карман. – Да,-соглашается он,-пожалуй.

Папа садится ко мне на кровать,берет меня за руку. Я задумываюсь: а вдруг папа тоже забыл,кто он? – Пап, я потратила кучу денег. – Я знаю. Ничего страшного. – Я не думала, что с картой так получится. Я ждала, что карту вот-вот не примут, но в каждом магазине ее принимали. Правда, у меня остались чеки, так что можно все вернуть. – Тише,-говорит он. – Все хорошо. – Как Кэл? Я его перепугала? – Ничего,переживет. Хочешь его повидать? Они с мамой сидят в коридоре.

За последние четыре года они никогда не навещали меня втроем. На меня накатывает страх.

Они заходят с серьезными лицами. Кэл сжимает мамину руку, мама явно растерялась, папа придерживает дверь. Все трое стоят у кровати и глядят на меня. Выглядит это как предвестие того дня, что неминуемо настанет. Но потом. Не сейчас. Дня, когда я не смогу взглянуть на них, улыбнуться и попросить, чтобы они перестали действовать мне на нервы и сели.

Мама пододвигает стул ближе к кровати, наклоняется и целует меня. От ее родного запаха- маминого стирального порошка и апельсинного масла, которым она брызгает горло,-у меня наворачиваются слезы. – Ты так меня перепугала!-признается мама и качает головой,будто не может в это поверить. – И меня,-шепчет Кэл.-Ты отключилась прямо в такси, и водитель подумал, что ты пьяная. – Да ну? – Я не знал, что делать. Он сказал, если тебя стошнит в машине, нам придется доплачивать. – Меня стошнило? – Нет. – Значит, ты послал его куда подальше?