Бюро заказных убийств - Джек Лондон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уинтер Холл нетерпеливо отмахнулся и горячо возразил:
– Послушайте, на одном положении я все же настаиваю: мы с вами сошлись во мнениях относительно основы этики. Поскольку общественная целесообразность является фундаментом любой этики…
– Простите, – перебил его Драгомилов, – только социальной этики. В определенных аспектах индивидуум остается индивидуумом.
– Ни один из нас не признает древнего иудейского принципа «око за око», – продолжил Холл. – Мы не верим в наказание за совершенное злодеяние. Оправданные преступлениями жертв убийства не рассматривались вами в качестве наказаний. В этих людях вы увидели социальное зло, искоренение которого принесло обществу пользу. Вы очистили от них мир точно так же, как хирург очищает организм от раковой опухоли. Эту идею я понял в самом начале нашей дискуссии.
Но вернемся к основной теме. Не принимая теорию наказания, мы с вами рассматриваем преступление как антиобщественный поступок и соответствующим образом его классифицируем с точки зрения целесообразности и произвольности. Таким образом, преступление рассматривается в качестве принимающего болезненные черты отклонения от нормы. Да это и в самом деле болезнь. Преступник, злодей – больной человек, а потому его необходимо лечить, чтобы помочь избавиться от болезни.
Теперь перехожу к вам лично; попытаюсь изложить свою мысль. Бюро заказных убийств явление антиобщественное, но вы в него верили и, следовательно, были больны. Болезнь заключалась в оправдании убийств. Но поскольку больше не верите ни в саму организацию, ни в целесообразность ее деятельности, вы излечились. Ваше мировоззрение избавилось от антиобщественной направленности, поэтому необходимость в вашей смерти отпала: ведь это стало бы не чем иным, как наказанием за болезнь, которой больше нет. Так что распустите бюро, закройте бизнес и живите спокойно.
– Вы закончили? Сказали все, что хотели? – вежливо уточнил Драгомилов.
– Да.
– В таком случае позвольте ответить и тем самым поставить точку в дискуссии. Свое бюро я организовал во имя справедливости и во имя справедливости им руководил. Да, я сам его создал и превратил в безупречно отлаженный механизм. Бюро действует на основании твердых принципов общественного блага. За все время работы ни один из этих принципов не был нарушен. Отдельная фундаментальная установка касалась той части договоров с клиентами, где гарантировалось выполнение принятых заказов. Я принял заказ от вас и получил оплату – пятьдесят тысяч долларов. Мы договорились, что если вам удастся убедить меня в ошибочности совершенных убийств, я предам казни себя самого. И вы меня убедили, так что не остается ничего иного, кроме как реализовать договор.
Горжусь своим детищем и напоследок не нарушу ни его основных принципов, ни строгих правил работы. Таково мое убеждение, которое ни в малейшей степени не противоречит общественной целесообразности. Я вовсе не хочу умирать. Если в течение года смогу избегать гибели, ваш заказ автоматически утратит силу. Сделаю все возможное, чтобы так и произошло. Таким образом, вопрос закрыт. Я принял решение. Что предложите в отношении ликвидации бюро?
– Если назовете имена и другие данные сотрудников, я готов оповестить каждого…
– Только после моей смерти или по прошествии года, – возразил Драгомилов.
– Пусть так. Если вас убьют или минует год, а вы сумеете остаться в живых, сообщу сотрудникам об увольнении и пригрожу, что в противном случае передам информацию в полицию.
– Вас могут убить, – предупредил Драгомилов.
– Да, могут, но придется рискнуть.
– Опасности можно избежать. Сообщая о роспуске бюро, не забывайте подчеркнуть, что информация передана на хранение третьим лицам в дюжине городов по всей стране и в случае вашей смерти немедленно попадет в полицию.
Подробности ликвидации бизнеса получили окончательную формулировку только к трем часам ночи, после этого собеседники долго молчали, и первым заговорил Драгомилов.
– Знаете, Холл, вы мне очень симпатичны. Вижу в вас энтузиаста этических правил. Думаю, вы и сами могли бы создать подобное бюро, что в моих устах является высшим комплиментом, поскольку считаю данную деятельность выдающимся достижением. Больше того: уверен, что могу вам доверять. Вы готовы сдержать слово точно так же, как я готов сдержать свое. Видите ли, у меня есть дочь. Мать ее умерла, и в случае мой гибели девочка окажется одна в целом свете. Хочу доверить вам попечение. Согласны принять на себя ответственность?
Уинтер Холл уверенно кивнул.
– Она уже взрослая, так что оформлять документы незачем. Однако она не замужем, а я оставлю ей огромную сумму, которую вам придется как можно выгоднее инвестировать. Сегодня днем поеду за город, чтобы ее навестить. Может быть, составите мне компанию? Это недалеко: поместье Эдж-Мур на Гудзоне.
– Подумать только! Какое удивительное совпадение: меня уже пригласили в Эдж-Мур на выходные! – воскликнул Уинтер Холл.
– Замечательно. А где именно вас ждут?
– Понятия не имею. Еще ни разу там не был. Договорились встретиться на станции.
– Если хотите, заеду за вами на машине и довезу до города: сможете сэкономить пару часов. Позвоните и сообщите, когда и куда приехать. Телефон «Пригородный двести сорок пять».
Уинтер Холл записал номер и встал, собираясь уйти.
Пожимая на прощание руку, Драгомилов зевнул.
– Надеюсь, что измените свое намерение, – напомнил Холл.
Но Драгомилов опять зевнул, покачал головой и проводил гостя к выходу.
Глава 6
– Дядюшка очень хочет с тобой познакомиться, – сказала Груня, когда везла Холла в поместье. – Пока он ничего о тебе не знает: я специально держала его в неведении, чтобы разжечь любопытство. Может, именно поэтому ему так не терпится увидеть тебя собственными глазами.
– Но о главном ты сказала?
Груня внезапно сосредоточилась на дороге, потом уточнила, не поворачивая головы:
– О чем?
Вместо ответа Холл накрыл ладонью ее лежащую на руле руку. Наконец прямо и твердо Груня посмотрела ему в лицо, но тут же смутилась, покраснела, отвела глаза и снова переключила внимание на дорогу.
– Возможно, именно поэтому он с нетерпением ждет знакомства, – спокойно заметил Уинтер.
– Никогда… никогда об этом не думала.
Хотя Груня смотрела вперед, он видел розовое тепло ее щеки, а спустя минуту прервал молчание:
– Жаль осквернять великолепный закат неправдой.
– Трус! – воскликнула Груня, однако в голосе не было обиды или злости.
Она опять посмотрела на него и рассмеялась. Уинтер последовал ее примеру, и оба почувствовали, что закат по-прежнему прекрасен, а мир все так же чудесен.
Когда свернули на ведущую к дому аллею, Уинтер спросил, как проехать к поместью Драгомилова.
– Драгомилов?
