Кунигас. Маслав - Юзеф Игнаций Крашевский

затушить огонь, чтобы он не выдал их, а одному, по очереди, стоять на страже. По счастью, еще хмурое осеннее небо в тот день не разлилось дождем по земле.

С рассветом стали готовиться в путь. Вчерашнее соревнование началось снова, но без слов пока. Оба брата спешили подать коней женщинам, беспокоясь о том, какого выберет себе девушка. И, торопя друг друга, они обменивались горящими взглядами, и никто в этом споре не думал уступить другому.

Уж были связаны узлы и мешки, которые должен был захватить с собой Собек, мать и дочь оделись и ждали, когда все двинутся в путь В это время перед ними появились братья Доливы со своими конями. Марта Спыткова поблагодарила и выбрала себе коня Вшебора, потому что этот конь был крепче и сильнее, а она хотела посадить дочку позади себя, чтобы не расставаться с нею в пути, но тут вмешался Мшщуй и заявил, что кони их ослабели, а путь предвиделся долгий и нельзя было ехать вдвоем на одном коне.

Девушка стояла в нерешительности, не желая расставаться с матерью, да и матери не хотелось отпустить ее от себя. Они уже готовы были идти пешком. Доливы все еще стояли перед ними, мешкать было невозможно.

— Милостивая пани, — сказал Мшщуй, — теперь некогда раздумывать. Садитесь вы на одну лошадь, а девушка — на другую, мы пойдем рядом с вами, и она будет у вас на глазах.

Но девушка жалась к матери, и Спыткова не могла решиться. Лясота, которому помогли сесть на коня, заметил:

— Что тут торговаться, когда надо спасать жизнь!

Тогда мать, обняв дочку и шепнув ей что-то на ухо, села на коня Вшебора, а Каю предоставила Мшщую, который бросил брату презрительный и насмешливый взгляд.

Девушку звали Катериной — по имени одной из наиболее уважаемых в то время святых.

Итак, с Божьей помощью, все двинулись в путь лесными тропинками — так что ехать приходилось гуськом, и девушка очутилась за матерью, но она так закуталась и закрылась, что Мшщуй не видел даже ее глаз.

Проходя мимо брата, Вшебор шепнул ему на ухо:

— Не надейся, что ты долго будешь наслаждаться с нею, я возьму ее потом себе.

— Ну, увидим, — сказал Мшщуй.

— Увидим…

— Посмотрим.

Маленький караван нарочно выбирал самые глухие тропинки, по которым не ступала еще нога человеческая. Лес тянулся непрерывно и, как льстил себя надеждой Долива, должен был вывести их к Висле; в то время вся страна представляла из себя одинокий огромный лес, только местами вырубленный и расчищенный.

Куда бы ни пошел человек — ближе или дальше, везде перед ним был лес, а если и попадались иногда поляна или луг, то за ней сразу же снова начинался бор. Так ехали они долго, но вдруг лес начал редеть с юга, и Мшщуй, забежав в испуге вперед, увидел перед собой широкую, плоскую, открытую со всех сторон равнину.

Правда, за этой равниной расстилались густые леса, но так далеко, что при медленном передвижении потребовался бы целый день, чтобы доехать туда. Как раз в той стороне и должна была протекать та Висла, за которой они хотели укрыться. Надо было хорошенько обдумать положение, чтобы не стоять долго на виду среди поредевшего леса.

Собек предложил, оставив узлы и мешки, тихонько подползти вперед, чтобы рассмотреть местность.

Дым, в различных местах поднимавшийся над землею, свидетельствовал о том, что долина эта не была совершенно опустошена.

Собек влез на дерево и увидел вдали сожженный замок, полуразрушенные стены костела, но, что хуже всего, ему показалось, что он видит огромный лагерь конных и пеших людей, несколько больших костров, около которых паслись стада, лежал рогатый скот и кони и возвышались кучи каких-то сваленных вместе предметов.

Он догадывался, что они, по несчастью, набрели на один из тех караванов, которые, переходя от селения к селению, грабили и разоряли усадьбы, замки, монастыри и костелы, равняя их с землей.

Была ли это окрестная чернь, пруссаки или Маславово войско — об этом трудно было догадаться, но для беглецов это было одинаково плохо.

Женщины встревожились и хотели было сейчас же возвращаться назад, в лесную чащу, хотя лагерь был расположен на большом расстоянии от того места, где они находились; все сошлись на том, чтобы взять влево и пробираться в ту сторону, где виднелись леса, и этими лесами обойти долину.

Собек, который был смелее других, советовал переждать в лесу, пока он проберется вперед и все разузнает.

Хотя Лясота отговаривал его от этого намерения и женщины боялись лишиться слуги, но для путешественников было очень полезно узнать, что делалось в той стороне, куда они направлялись.

Спор продолжался недолго; Собек был так уверен в себе и выражал такую готовность отправиться на разведку, что пришлось ему уступить. Человек бывалый, он знал, что и как ему надо говорить, кем прикинуться перед разными людьми, и надеялся, что в толпе черни никто не обратит на него внимания. Крестьянская одежда и простой говор давали ему возможность пробраться, не возбудив подозрения.

Лагерь был расположен на значительном расстоянии от опушки леса, и Собек должен был прокрадываться так, чтобы никто не заметил, что он вышел из лесу.

Долину пересекал ручей, по берегам которого росли густые вербы и лозняк. Собек до самого берега этого ручья полз по земле через весь луг.

Очутившись среди кустов и осторожно пробираясь среди них, он мог подойти к самому лагерю и, никем не замеченный, появился в нем, как будто шел от стада, пасшегося над водой.

С ловкостью дикого человека, которым так же, как зверем, руководил инстинкт и опыт, Собек вошел в лозняк. Издали только зоркий глаз охотника мог бы заметить слегка колыхавшиеся ветви там, где он, осторожно пробираясь, задевал их. Но он избегал и этого и, где только было можно, держался около самой воды.

Это осторожное передвижение над речонкой заняло у него довольно много времени; наконец он услышал ржание коней, рев скота и шум и говор людской толпы. Он был уже около самого обоза. Ловкий и смелый, Собек спрятал свой топор в лозах, а сам вышел из них, неся в руках пук наломанных ветвей; идя по дороге, он изгибал их и переплетал между собой.

Никто даже не оглянулся на него, и он, с лозами под мышкой, вошел в стадо рассыпавшихся по лугу коней.

Отсюда он уже хорошо разглядел, что перед ним было не войско, не чехи и не пруссаки, а просто толпа разнузданной черни, бродившей с