Оружие для убийцы - Михаил Герчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто этот негодяй?
— А вот этого я тебе не скажу. — Вероника одернула рукава свитера. — Хоть на куски режь… Для меня он — никто. Я с ним порвала. Навсегда.
Шевчук бессильно опустился в кресло.
— Что ты думаешь делать? Рожать?
— Па, не дури. Я что — чокнутая? Мама обещала все устроить. Правда, я поздновато спохватилась, мне эта фигня и в голову не приходила, но за деньги можно все сделать. Не бойся, никто ничего не узнает.
— Разве я об этом? — с горечью произнес Шевчук. — Узнают — не узнают… Аборт — это не так просто, как тебе кажется. А вдруг у тебя потом, когда ты вырастешь и выйдешь замуж, больше не будет детей? Об этом ты подумала?
— А на кой они нужны, па? Это вы со мной и Алешкой возитесь, как курица с яйцом, а я … Мою жизнь за меня не проживет никто, ни ты, ни мама, я хочу жить для себя. Много ты видел балерин с детишками? У Галины Улановой они были? Или у Майи Плисецкой? У них вся жизнь — сцена, работа, и у меня будет так. У танцовщиц век короткий: тридцать пять, тридцать семь, и все — аут. Мне еще до этого, конечно, далеко, но все равно… Так что внуков вы с мамой от меня не дождетесь, даже если все пройдет благополучно. И больше со мной такого не случится, обещаю.
— Глупая ты, — вздохнул Шевчук, — и слова твои глупые. Поговорила бы ты сейчас, если бы мы с мамой так думали. Без детей жизнь пуста, как ржище осенью. Ты еще сама не понимаешь, как ты доверчива и беззащитна; любая скотина обидеть может…
Вероника подошла, осторожно провела пальцами по его бородке.
— Плохо ты меня знаешь, папка.
Тогда за большие деньги ей сделали аборт. А уже через три дня Вероника надела дубленку, меховой берет и длинные, выше колен, сапоги, взяла сумку с книгами и тетрадками, с балетными туфельками и спортивным трико, и пошла в свое училище. Милая, длинноногая, с колдовскими васильковыми глазами, ярко накрашенными губами и золотистой челочкой. Такая же, как все ее подружки.
Начался последний учебный год. Уроки, репетиции — Вероника приходила домой к полуночи. Сначала Рита не придавала этому значения: класс выпускной, работы много. Но однажды, уже в октябре ей позвонила Гаевская, репетитор и классный руководитель, и сказала, что Вероника бросила училище.
Рита пришла в ужас. Дочь жила балетом, мечтала о сцене, связывала с нею все свои планы и надежды. Что случилось?
На все расспросы Вероника угрюмо отмалчивалась Струхнула лишь когда Рита пригрозила, что расскажет отцу. Оказывается, она поступила в шоу–балет. Группу организовал ночной клуб ресторана «Вулкан», в ней десять девочек, шестеро из их училища. Конкурс был огромный, отобрали самых лучших. С каждой заключили контракт — зарплата, охрана, транспорт. Как с настоящими артистами.
— Ника, милая, все это хорошо, — выдавила из себя Рита. — Но как же сцена? Неужели нельзя обождать всего один год? Окончить училище, получить диплом, а уже потом решать…
— А зачем он мне — на стенку повесить? А сцена… Видишь ли, мне один человек сказал… Очень важный человек, без него в театре… Он мне прямо сказал: или к нему в постель, или всю жизнь в кордебалете ногами дрыгать. А в постель я не хочу. Старый он, противный… Но его слово — закон. Я уже думала после училища уехать. В Москву, в Питер, в Новосибирск, наконец. Но там таких, как я, пруд пруди. Мамочка, к сожалению, я не Уланова и не Плисецкая, я это давно поняла. Обычная девочка, может, чуть лучше других. Но в искусстве «чуть» — не считается. Я не хочу всю жизнь ждать, пока вы с папой новое платье мне купите или сапоги. Мне сказали про шоу–балет, во втором и третьем турах я даже не участвовала, сразу зачислили.
Вероника замолчала, в глазах у нее стояли злые слезы.
— Не огорчайся, это хорошая работа. Ничего не изменилось. Сейчас в ресторанах больше людей, чем в театрах, и платят куда больше. Если вам с отцом неприятно, я уйду на квартиру. Две наши девочки из–за этого с предками расплевались и ушли на частную, снимают в складчину. И я к ним присоединюсь.
Рита потерла виски, у нее разболелась голова.
— Не знаю, как отец это перенесет. Страшно мне за него. И за тебя страшно.
— А ты не бойся. Я взрослый человек, мама, и могу за себя постоять Я не хочу ни от кого зависеть, даже от вас с папой. Мне представился хороший шанс, и я его не упущу. А еще мне предлагают стать фотомоделью, так, между делом. Там такие бабки платят — с ума сойдешь.
Вечером, за поздним ужином, осторожно подбирая слова, Рита рассказала Шевчуку о новом повороте в жизни дочери. Он угрюмо выслушал ее, отодвинул тарелку.
— Кого мы с тобой вырастили, мать? Шлюху подзаборную, а?
— Неправда, Володя, — резко возразила Рита. — Ты что, ничего не понял? Она и ушла из училища, потому что не захотела становиться шлюхой.
— Разговорчики… Нет, мать. Сейчас такие девочки — ходкий товар. Шоу–балет — одно название. На самом деле это проституция, понимаешь? Я ей все кости переломаю, она у меня потанцует…
— Володя, ради Бога… — взмолилась Рита. — Держи себя в руках, прошу тебя. Она наша дочь, сейчас ей трудно. Мы можем потерять ее, Володя!
— Я уже давно ее потерял, — вздохнул он. — Мы слишком много занимались своими делишками, а она росла на лес глядя. В пятнадцать с половиной — аборт, в шестнадцать с половиной — стриптиз… Лучше бы она умерла маленькой, лучше бы ее дифтерит задушил, чем дожить до такого позора.
— Что ты говоришь! — простонала Рита. — Опомнись, Володя! Разве можно такое о своем ребенке?!
— Это ты во всем виновата, — жестко произнес Шевчук. — Нужно ей было это училище, как рыбе зонтик. Я же говорил: пусть идет в обычную школу. Так ты — нет, загубим талант! Вот и вырастили шлюху. Талантливую…
Пришел Алеша. Открыл дверь на кухню, испуганно спросил:
— Предки, что с вами? Базарите — на первом этаже слышно.
Шевчук не ответил, встал из–за стола, молча прошел в комнату Вероники. Метался там, как зверь в клетке, натыкаясь на стулья. В глаза лезли игрушки, которые он еще вчера, кажется, покупал дочери. Плюшевый медвежонок с оторванным ухом пялился с тахты. Шевчук не выдержал мертвого взгляда стеклянных глаз, схватил медвежонка и зашвырнул за книжные полки.
Как на беду, именно в тот вечер у Вероники была премьера. До одиннадцати девочки танцевали в ресторане, затем перешли в ночной клуб. Им сшили эффектные костюмы, скорее обнажавшие, чем прикрывавшие юные гибкие тела, подвыпившая публика встречала группу одобрительным гоготом и аплодисментами. В четыре утра танцовщиц на машинах развезли по домам.
За это время Шевчук успел довести себя до белого каления, остыть и снова закипеть. Рита с трудом уговорила его принять валокордин и валидол. У нее самой ужасно болела голова, звенело в ушах. Звук был такой, словно топят печь сырыми осиновыми дровами; казалось, что в мозг ввинчиваются маленькие острые сверла. Она туго обвязала голову платком и сразу словно постарела на десяток лет.
Поникшая, осунувшаяся, с набрякшими под глазами мешками, она сидела в кресле, поджав под себя ноги, такая несчастная, что у Шевчука заныло в груди.
Опьяненная шумным успехом, Вероника только в машине вспомнила, что так и не позвонила домой, не предупредила мать о премьере. Мысль о том, что ей придется сейчас выслушать, отравила радостное возбуждение. Она открыла дверь своим ключом и остановилась на пороге — с резко подведенными глазами, пунцовым ртом и серебряными блестками в волосах — не успела снять макияж. В прихожей горел свет. Вероника увидела багровое от ярости лицо отца, за его спиной жалась испуганная, растерянная мать.
— Я не успела предупредить, — пробормотала Вероника, — у нас сегодня была премьера. Я понимаю, вы волновались…
— Волновались?! — Шевчук взмахнул рукой, Рита всей своей тяжестью повисла на ней. Он оттолкнул жену и рванул ворот рубашки. — Это ты называешь «волновались», грязная потаскуха!
Вероника помогла матери встать и спокойно посмотрела ему в лицо.
— Я не потаскуха, — сказала она. — Не смей так говорить, ты… Мама тебе все объяснила, чего ты бесишься?! Я работаю. Эта работа ничуть не хуже твоей или любой другой. Смотри, — она достала из сумочки несколько стодолларовых бумажек, — это моя зарплата.
— Всего–то? Дешево же ты себя ценишь, доченька! Там есть проститутки, которые зарабатывают такие деньги не за месяц — за ночь.
— Я тоже могла бы, — с вызовом ответила Вероника. — Запросто. Мне предлагали, и не раз. Но я не хочу, понимаешь? Мне пока достаточно. Это в три раза больше, чем получают солистки в оперном. Я люблю свою работу и не брошу ее, даже если ты лопнешь от злости. Так что хватит базарить. Завтра я уйду к девочкам на частную квартиру. А сейчас дай пройти, я устала и хочу спать.
Вероника пошла прямо на него, и тогда Шевчук наотмашь, так, что у нее голова дернулась, ударил дочь по щеке.
— Воло… — пронзительно вскрикнула Рита, схватилась за голову и, как подкошенная, рухнула на пол.