«Лав – из» (сборник) - Таня Малярчук

Надя наконец усаживается в кресло у окна.

– У тебя че, отопление о сю пору не включили?!

– Не включили.

– Безобразие! Антонина! Жаловаться нужно!

– Не хочу портить себе нервы.

– Так и воспаление легких можно схватить!

– Будешь чай пить, Надежда?

– С сахаром.

Антонина Васильевна готовит чай, а Надя докладывает последние новости из жизни смертных:

– Знаешь, кто умер? Боря-географик.

Антонина Васильевна молчит.

– Помнишь его?

– Нет.

– Как не помнишь?! Должна помнить! Он за тобой не один год бегал.

– Никто за мной не бегал.

– Еще как бегал. Вся школа про вас сплетничала. Ну признайся, Антонина, у тебя что-то с ним было?

– Я не знаю, о ком ты говоришь, Надежда.

– Ну такой невысокий, не очень опрятный. Географию преподавал. Губастый такой.

– Пей чай, Надежда.

– Пусть остынет.

Надя внимательно наблюдает за Антониной Васильевной. У Антонины Васильевны чуть заметно дрожат руки.

– Странная смерть, – осторожно продолжает Надя. – Женат не был. Плохих привычек не имел. Просто умер.

– Такое тоже иногда случается.

Надя поднимается с кресла. Воинственно расправляет плечи.

– Вот зачем ты себя так ведешь, Антонина?!

– Как?

– Ты прекрасно помнишь географика, только делаешь вид, что не помнишь.

– Зачем бы мне это?

– Вот и я думаю, зачем?! Корчишь из себя принцессу! всю жизнь корчишь из себя принцессу.

– Надежда, это неправда.

– Правда! Помнить какого-то Борю-географика для тебя слишком унизительно, да?

– Что ты мелешь, Надежда?!

Антонина Васильевна тоже поднимается.

Так они и стоят друг напротив друга: секретарь Бога на земле и злостный неплательщик налогов Господу.

– Так всегда было, – цедит сквозь вставные зубы Надя. – Ты – принцесса-литераторша, гордячка, а я всего лишь массовик-затейник. Но теперь ситуация изменилась, Антонина. Время нас уравняло. Мы теперь ровня друг другу, Антонина! Мы теперь знаешь кто? Я тебе скажу. Пенсионерши.

Ни один нерв не дрогнул на бледном лице Антонины Васильевны.

– Ты права, Надежда, – наконец произносит она, – я помню Борю. Я соврала, что не помню. Мне было стыдно.

Надя всплеснула ладонями:

– Да что ж стыдного?! Лучшей подруге признаться стыдно???

– Много лет прошло.

– Признавайся, – сладко тарахтит Надя, – что у вас было?

– Роман был.

– О!!! Та мы ж все догадывались. Но ты так надменно себя с ним вела на людях, что мы не были уверены на сто процентов. И как долго?

– Не знаю. Год. Может, больше.

– О!!! И почему вы не поженились, Антонина?

Антонина Васильевна отворачивается к окну.

– Он не захотел, – говорит.

– Быть такого не может! Боря был влюблен в тебя по уши.

– Любовь проходит.

Надя быстренько составляет в уме сплетни и факты и наконец сочувственно вздыхает:

– Бедная. И что же ты все носила в себе? Не поделилась своим горем…

Антонина Васильевна открывает окно и крошит овсяное печенье на подоконник.

Две вороны мгновенно подлетают и подбирают крошки.

– Антонина! Ты кормишь ворон?!

– Ну и что?

– Впервые такое вижу.

– Это ручные вороны. Мои друзья, – Антонина Васильевна вымучивает улыбку. – И вообще, я не знаю, то ли это вороны, то ли галки, то ли грачи…

– Ты будь с воронами осторожна, Антонина. – Надя надевает пальто. Ее миссия на сегодня окончена. – Недавно по телевизору передавали, что вороны в городах стали какими-то агрессивными. Целыми бандами нападают на голубей и даже на бездомных псов. Того и гляди – скоро до людей доберутся. Они мне никогда не нравились.

Это смешно, думает Антонина Васильевна, это так смешно, что даже больно.

Но все же.

Она заходит в обувной магазин «Все по 50 гривен». Магазин переполнен. Антонина Васильевна медленно осматривает полки с женскими сапогами. Все они почти что ничем не отличаются друг от друга. Все черного цвета.

«Этот магазин надо было назвать „Все по-черно-му“», – думает Антонина Васильевна. Она берет в руки один сапог, и ей кажется, что он бумажный, – такой легкий.

Миловидная темноволосая девушка подходит к Антонине Васильевне с профессиональной улыбкой на лице.

– Хотите примерить? – спрашивает.

Антонина Васильевна примеряет одну пару, потом вторую, потом третью.

– Эти тесноваты, – говорит она девушке-консультанту. – А у этих очень острые носы. Боюсь ими кого-нибудь заколоть. А эти, третьи, просто ужасны. Мне нужны с мягкой подошвой.

– А, я понимаю, – говорит девушка, – чтоб мозоли не натирали?

– Чтоб было удобно танцевать.

Смешно, аж больно, думает Антонина Васильевна.

Он танцует – Антонина Васильевна сидит на табуретке в углу и наблюдает.

Затем вдруг встает и говорит:

– Я купила себе новые сапоги. В пятницу снова иду на дискотеку.

– Ни один мужчина не устоит теперь против ваших чар, – весело отвечает Виктор.

– Ни один. Я буду танцевать.

– Но ведь вы не умеете.

– А вы меня научите.

– Боюсь, что до пятницы мы не успеем.

– Я быстро учусь.

– Почему вы танцуете один, Виктор? Я всегда думала, что для танца нужны двое.

– У меня была партнерша. Ее звали Лиля. Месяц назад мы разошлись.

– Почему?

– Поссорились.

– А! Понимаю. Дела сердечные.

– Нет. Я не путаю танцы с любовью. Лиля во время тренировок не пользовалась антиперспирантами. Меня это бесило.

Антонина Васильевна, вы все хотите делать сами. Это неправильно. Вы совсем не используете меня, когда танцуете.

– Я вам не доверяю.

– Напрасно.

– Разве?

– Сколько книжек вы прочитали?

– Не знаю. Не считал.

– Тогда так: какую последнюю книжку вы прочли?

– «Гарри Поттер».

– Ну и как? Понравилось?

– Да.

«Он еще ребенок», – думает Антонина Васильевна.

– У меня дежавю! Я это уже видел. Вас здесь. Что мы танцуем.

– Вот и хорошо.

– Откуда это?!

– Ну, у меня есть своя теория… Я думаю, что все это нам снилось. И иногда мы вспоминаем свои сны.

– Я тоже так думаю! Но тогда выходит, что мы сначала видим свою жизнь во сне, а уж потом все это проживаем.

– Именно так и выходит.

– Тупо как-то.

– А в школе вы что читали?

– Ну… Читал. Что-то.

– «Мадам Бовари» Флобера читали?

– Нет.

– А Достоевского?

– Того, что Федор?

– Того, что «Братья Карамазовы», «Бесы».

– Нет. Не читал.

– А Франца Кафку?

– Не читал. Это ужасно, да?

– Но вы хотя бы слышали про Кафку… Знаете, кто это?

– Никогда не слышал.

– У вас была плохая учительница литературы.

– Антонина Васильевна, с какого глаза?

– Что?

– У вас ресничка упала. С какого глаза?

– Виктор, я вас не понимаю.

– Игра такая есть. Вы не знаете? У вас падает ресничка. Если вы угадываете, с какого глаза, то берете ресничку, загадываете желание и кладете ее себе за пазуху. Желание должно исполниться.

– Вон оно что. Да, я знаю такую… игру. С левого глаза.

– Угадали. Загадывайте желание.

«Ребенок», – думает Антонина Васильевна и загадывает желание.

– Как поживают наши вороны? Продолжают наблюдать?

– Собственно говоря, я не уверена, что это вороны. Может быть, галки или грачи… Но – да. Продолжают смотреть на меня.

– У вас, Антонина Васильевна, наверняка есть насчет них своя теория.

– Есть. Я думаю, что вороны мне завидуют.

– Почему бы это?

– Потому что я одна, а они всегда вдвоем.

Уже третьи сутки, думает Антонина Васильевна, лежа в кровати. Мне нужно немного поспать.

Поворачивается на правый бок. Слышит, как бухает сердце. Считает удары. На сто двадцатом ложится на спину.

– Неужели я чего-то жду? – спрашивает она себя.

Жучка тихонько скулит в ногах.

С самого утра она начинает одеваться, долго смотрится в зеркало, подкрашивает губы, слегка душится – духи были привезены лет десять тому назад из Польши. Надевает новые сапоги.

– Антонина Васильевна, я вас прямо не узнаю, – говорит ей дворничиха Люся, втаскивая с улицы выброшенный кем-то старый холодильник. – Вы так похорошели.

– Не выдумывайте, Люся, куда уж мне еще хорошеть?

– Но вы ведь совсем еще не старая, Антонина Васильевна!

Она заходит в квартиру на нижнем этаже. Оттуда доносится какая-то необычная для бальных танцев музыка. Такую музыку Антонина Васильевна называет «упц-упц-упц».

Посреди комнаты скачут три молодые девушки в куцых маечках и в широченных спортивных штанах. Заметив Антонину Васильевну, останавливаются и удивленно переглядываются между собой.

– Добрый день, – неуверенно говорит Антонина Васильевна, – вы, наверное, его напарницы?

– Что?

– Я… к Виктору. Его здесь нет?

– К кому?

Симпатичная блондинка, по-видимому старшая из девочек, выступает вперед.

– Здесь нет никакого Виктора. Вы ошиблись.

– Но он был здесь еще три дня назад, в пятницу.