Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Не верь ему, не верь… — донесся из глубины дома дрожащий истеричными нотками женский голос.

— Это ты, Милена? — тут же встрепенулся черноволосый, едва ли не по пояс, высунувшись из-за укрытия. — Зачем ты мешаешь мужу принять правильное решение? Или ты хочешь смерти и ему и себе?

По лицу хорвата в этот момент скользнула столь плотоядная и вожделеющая улыбка, что Андрей ясно, как в открытой книге прочитал по ней дальнейшую судьбу несчастной женщины, которой выпал горький жребий, так или иначе попасть в руки "доброго соседа".

— Заткнись, шелудивая собака! — проорал серб и, высунув в окошко ружейный ствол, для убедительности покрутил им. — Не мешай мне думать!

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе замахал руками черноволосый. — Думай, кто тебе мешает, только помни, что время идет.

— Пойдем, этот двор можно обойти через улицу, — потянул Андрея за рукав профессор.

Но тот как завороженный продолжал вглядываться в зияющую битыми стеклами глубину квартиры на втором этаже.

— Ну, что ты застыл? — уже злился профессор. — Ждешь, пока эти обратят на нас внимание?

— Подождите, Владимир Михайлович, — просительно вымолвил Андрей, так и не обернувшись к своему наставнику. — Мне хочется знать, что он ответит.

— Что ответит, что ответит… — раздосадовано пробурчал профессор. — Ясно, что ответит, конечно, попытается своей жизнью купить жизнь своих близких. Это ведь даже не альтернатива, для любого цивилизованного человека выбор заранее определен.

— Подождите… Осталась минута, не больше…

И будто подтверждая сказанное аспирантом, черноволосый за горкой демонстративно поднес к лицу руку с часами.

— Двадцать секунд… Десять… Пять… Все, время вышло. Что ты ответишь, Марко?

— А вот что! — выкрикнул серб всего на одно мгновение в полный рост выпрямляясь над подоконником и вскидывая к плечу ружье.

Выстрел лопнул Андрею в лицо, ему показалось, что яркая вспышка дульного пламени плеснула прямо в глаза, но уже в следующую секунду он понял, что ошибся, серб стрелял вовсе не по нему. Черноволосого смяло и отбросило на несколько метров в сторону, грудь его была жутко разворочена попаданием нескольких картечин. Он громко хрипел и конвульсивно дергался всем телом, а из лохмотьев камуфляжной куртки бесстыдно вытарчивали какие-то сахарно белые острые как шипы осколки. С внутренним содроганием Андрей понял, что это пробившие кожу обломки ребер. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что нападающие будто оцепенели и открыли шквальный огонь по окнам лишь после того, как серб нырнул за надежное прикрытие капитальной стены. Сквозь грохот стрельбы поспешно опустошавших магазины хорватов слышался его громкий издевательский смех. Андрею стало по-настоящему жутко, когда он расслышал, что в доносящийся из квартиры грубый мужской гогот то и дело вплетаются переливы дробного женского хихиканья. "Да они просто все здесь сошли с ума. Все до одного и одновременно. Может это какой-нибудь вирус? Ведь психически здоровые люди не могут так себя вести!" Он тоже не слишком жаловал своих московских соседей — многочисленную и задиристую молодежь, приехавшую в Москву откуда-то с кавказских гор и на беду несчастному аспиранту, снявшую однокомнатную квартиру напротив. Но от этой обычно бытовой неприязни до хладнокровного убийства, лежала огромная пропасть, перейти которую аспиранту казалось делом немыслимым. Здесь же люди будто разом сбросили с себя все запреты, кинувшись увлеченно рвать всех, кто слабее. Это никак не укладывалось в воспаленном от всего увиденного мозгу хорошо воспитанного московского юноши.

— Как тебе мое угощение, сосед?! — хохоча, выкрикивал серб. — Вкусно?! Что же ты молчишь?

В такт его крикам мелко и злорадно хихикали женщины.

— Смейся, сербская свинья, смейся! Подожди, как только мы до тебя доберемся, тебе станет еще веселее! — в бешенстве орали в ответ усташи. — Тебе и твоим шлюхам будет очень смешно, обещаем!

Ответом им были новые приступы смеха.

— У меня много патронов! — горланил серб. — Еще надолго хватит. А последние я потрачу на жену и дочь, так что вам они не достанутся, ублюдки. Можете не облизываться! Трахайте друг дружку, шакалы!

— Ну! Увидел все что хотел?! — зло рванул Андрея за рукав профессор. — Или желаешь досмотреть спектакль до конца?!

— Нет, нет, пойдемте, — залепетал с трудом возвращающийся к реальности аспирант и, неловко косолапя и переваливаясь с ноги на ногу, затрусил за широко шагавшим профессором.

В спину ему летел колокольчиком звенящий женский смех, и от звука его у Андрея почему-то становилось пусто и холодно в низу живота, а сердце начинало стучаться быстрее, норовя протиснуться сквозь клетку ребер и выпрыгнуть из груди.

Мрачное построенное в готическом стиле здание военной комендатуры возвышалось над окрестными домами, будто нависая над ними своей тяжеловесной архитектурой. Массивные двустворчатые двери оказались заперты изнутри на засов. Профессор с силой забарабанил по их деревянной обшивке кулаками, подождав чуть — чуть и не услышав никакой реакции на стук обитателей здания, развернулся к двери спиной и забухал в нее каблуком ботинка. Это возымело действие.

— Кто прибыл? Представьтесь! — неестественным металлическим голосом прохрипел забранный металлической сеткой динамик справа от двери.

— Я прибыл! — заорал профессор. — Мирный гражданин, нуждающийся в защите! Вы что не знаете, что творится в городе?!

— К сожалению, комендатура сегодня закрыта для посещения, приходите завтра, в приемные часы, — дежурно отозвался голос.

— Какое завтра?! Вы что, идиоты?! Не знаете, что творится в городе?!

— Гражданин, прекратите мешать нести службу и отойдите от двери. Если у Вас есть какие-то вопросы к коменданту, приходите завтра в приемные часы!

Профессор уже открыл, было, рот, чтобы разразиться потоком брани в адрес тупоголового вояки не желающего видеть дальше своего носа, но донесшийся из прилегающего к зданию комендатуры переулка рев мотора заставил его прерваться на полуслове.

— Бежим! — отчаянно выкрикнул Андрей, хватая профессора за плечо и с силой волоча его за угол здания.

И вовремя. Приближающийся рев мотора перешел в надрывный вой и на перекресток вылетел запыленный армейский внедорожник, в кузове держась за мощные изогнутые рамы, сидело и стояло шесть или семь человек одетых в разномастную камуфляжную форму. Ярко выделялись знакомые белые повязки на рукавах. Внедорожник, вылетев на прямую еще наддал, хотя казалось, что это уже невозможно и, выкашляв из глушителя дымное облако, рванул мимо комендатуры. Усташи в кузове дружно заулюлюкали и вскинули стволы. Андрей инстинктивно бросился на землю, прячась за чахлыми ветками еще голого с едва распустившимися почками декоративного кустарника, росшего у крыльца комендатуры. Запыхавшийся профессор присел на асфальт рядом с ним. И тут же поверх их голов ударили выстрелы, автоматные очереди перемешались с гулкими хлопками охотничьих ружей, басовито скрежетнул пулемет, дурным голосом взвыли рикошеты, тонко зазвенели выбитые стекла. Усташи никуда особо не целились, просто на ходу обстреляли здание и пронеслись дальше, гогоча и выкрикивая что-то оскорбительное. Вслед им дважды хлопнули пистолетные выстрелы, прозвучавшие сухо и неубедительно, будто ребенок колотил пистонной хлопушкой, на фоне настоящей стрельбы.

— Вот Вам и ответ, профессор, — осторожно приподнимаясь и оглядывая улицу, произнес Андрей. — Вот что может армия. Эти бедолаги, себя защитить не в состоянии, не то что поддержать порядок в городе.

— Действительно, похоже, Вы правы, — вздохнул профессор, без всяких церемоний усаживаясь прямо на невысокий бордюр ограждавший газон. — Защиты здесь искать не стоит. Такое впечатление, что город обречен. Точнее обречены живущие в нем сербы.

Будто подтверждая им сказанное, ветер донес откуда-то с соседней улицы эхо короткой перестрелки. Вначале дважды хлопнуло ружье, и тут же было забито автоматной скороговоркой в несколько стволов.

— Вот и еще один отмучился, — подвел итог, прислушивавшийся к стрельбе профессор.

Теперь даже ему, неугомонному исследователю всем сердцем мечтавшему оказаться именно в такой ситуации, когда воочию можно будет наблюдать то явление, изучению которого он посвятил свою жизнь, стало ясно, что из города следует уходить. Интерес исследователя не мог перевесить инстинкт самосохранения, властно требовавший бежать, спасаясь от нависшей угрозы, оказавшись в эпицентре вспыхнувшего с новой силой застарелого этнического конфликта, они рисковали безвестно сложить свои головы, так и не закончив начатый ученый труд. Допустить такого профессор не мог, поэтому он первый заговорил о том, о чем давно думал, не решаясь высказать свои мысли вслух Андрей.