Холодное блюдо - Крейг Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты тут делаешь? – Руби уперлась подбородком в ладони, ее пальцы гладили впадинку за скулами. Насколько я понял, скулы появляются только в том случае, если ты ходишь больше пяти километров в день.
Я снял плащ и сел на него.
– Пришел поддержать отважных добровольцев Дюрана из пожарного отдела в противопожарном нейлоне… Как думаешь, их шляпы круче наших?
– Разве ты не должен спать у себя в кроватке?
Я снял шляпу и нацепил ей на голову. Смотрелось броско. Потом я повернулся к остальным за столом.
– Я постоянно натыкаюсь на эту проблему со всеми женщинами – они хотят затащить меня в постель. – По столу прошлось несколько смешков, а Руби сняла мою шляпу и повесила на край стола. – А все потому, что я похож на Гэри Купера.
Весь стол пришел к общему кинематографическому мнению, что я больше похож на Хута Гибсона, и я сменил тему:
– Ну что, как панкейки?
– Мы не знаем. Сидим тут уже двадцать минут и не видели ни одного чертового панкейка. – Джо Бенхэм казался сердитым и голодным.
– Может, оно и к лучшему. Сегодня же не снова пожарные готовят?
– Надо было понять, что они не умеют работать с огнем, – Дэвид намекал на печально известный инцидент с маслом, когда пожарники подожгли старую дровяную печь в зале Будущих фермеров Америки, в результате чего панкейки того года на вкус напоминали черепицу.
– Интереснее всего было, когда они чуть не подожгли свою же машину на том полевом пожаре недалеко от твоего дома, – сказала Элейн, которая, как хранительница искусства, всегда ценила зрелищность.
Руби поставила передо мной дымящийся стаканчик с кофе. Я даже не видел, как она уходила.
– Спасибо, мэм. – Я сделал глоток и слушал разговор, вливая в желудок еще больше тех четырех чашек. Мне хотелось есть, а это плохой знак на Дне панкейков.
– Мы как раз обсуждали украшения города на Рождество, Уолт. Как думаешь, они худшие в Вайоминге? – Глаза Элейн замерцали. Как член городского совета, она уже шесть лет просила сделать новые украшения. Проблема в том, что отец Джо создал это «произведение искусства» в виде Сант, эльфов, оленей, колокольчиков, венков, свечей, деревьев, омелы, елок, звезд и разных игрушек двадцать пять лет назад. Кто бы что ни говорил, но сантиметровый слой этого уродства держится веками.
– В Джиллетте хуже, – заявил я.
– Мы слышали, у тебя была тяжелая ночка. – Дэн Кроуфорд взял свой кофе и подул на него, наблюдая, как сливки образуют маленькую волну на другой стороне стаканчика. Все затихли.
Все утро люди будут говорить только об этом, так что можно спокойно сделать официальное заявление.
– Ничего особенного. Несчастный случай во время охоты у 137-й на БЗР. – Я попытался сказать это так, чтобы больше тема не поднималась.
– Говорят, погиб мальчик. – Дэн не сводил глаз с кофе.
– А еще что говорят? – Стало тише. – Без обид, Дэн, но я не буду играть здесь с тобой в угадайки. Лучше скажи все, что знаешь, и я соглашусь с этим либо опровергну. – Он покраснел; я хотел добиться не такого эффекта.
– Я не хотел вмешиваться, Уолт. Мне просто интересно.
Это правда. Я провел руками по лицу и оглянул стол.
– При всем уважении к ведущемуся расследованию, похоже, прошлой ночью некий Коди Притчард отправился в далекую страну, откуда не возвращается ни один путник.
Элейн сразу уловила отсылку.
– Ты сузил круг подозреваемых до пары сотен тысяч, то есть «что-то подгнило в Дании» или Айове?
– Вряд ли город объявит публичный траур, – кивнул Джо.
Элейн рискнула предположить, что кто-то устроит парад, но затем спасла меня, сменив тему и спросив, не хочу ли я играть Дух грядущего Рождества в постановке «Рождественской песни» в местном театре. Я был уверен, что она выбрала меня из-за роста, а не из-за актерских способностей. Эта теория подтвердилась, когда Элейн заверила меня, что мне не придется говорить ни слова, а только показывать пальцем.
Я отлучился по важному делу и пошел в мужской туалет в дальнем конце зала. По дороге я заглянул в приоткрытую щелку на кухню и удивился, когда увидел, как Вонни Хайес передает полную тарелку панкейков ожидающему пожарному. Она выглядела так же, как и вчера, хотя это было словно в другой жизни. Ее пальцы откинули назад прядь волос, выбившуюся из свободного пучка. Так странно, как настолько простые движения становятся чем-то индивидуальным и фирменным. Такое вращение запястья и потягивание двух пальцев. Меня возбуждало даже это. Я помахал ей, и, кажется, она меня заметила, но это неточно. Вонни улыбнулась молодому пожарному и скрылась на кухне. Эти пожарные только так соблазняют женщин.
Я сделал в туалете свои дела, вымыл руки, нажал кнопку на сушилке и вытер руки о джинсы под тихий шум современных технологий. Только тогда я понял, что оружие до сих пор при мне. Я не ношу его на общественные мероприятия и по выходным. Вообще-то все знали, что я мог снять пистолет и забыть его где-нибудь. Иногда Вик приносила его мне из туалета в офисе или с пассажирского кресла Пули. Она любила подшучивать над моим старинным пистолетом и называла его мушкетоном. Этим тяжелым оружием, из которого сложно стрелять и целиться, я пользовался во Вьетнаме и успел привыкнуть.
У кольта 1911 было жуткое, но надежное прошлое. Во время филиппинских операций островитяне принимали наркотики и заворачивались в сахарный тростник. Военнослужащие США задорно пытались отстреливать этих местных, но все безрезультатно, пока их не перерезали мачете. Очевидно, американцам требовалось что-то посерьезнее обычного оружия. Нужен был 38-й. Автоматическое однозарядное дитя Джона Браунинга выросло до 45-го калибра, и филиппинцы только так вылетали из своих окопов. Прицел этого оружия был примерно таким же, как у баскетбольного мяча, но если им попасть хоть во что-то, велики шансы, что противник повержен.
Я расстегнул кобуру и вытащил пистолет, чтобы проверить – старая привычка. Матовое покрытие давно стерлось на выступах у ствола. Полностью заряженный, каким он сегодня и был, кольт обычно весит чуть больше килограмма, но сегодня он будто