Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

Все, кроме Мейри Хендерсон. Она сидела в первом ряду и задавала вопросы, которые другие не давали себе труда задать по одной-единственной причине: они заранее знали ответ, который услышат от старшего инспектора.

— Без комментариев, — раз эдак в двадцатый ответил он Мейри.

Она сдалась и рухнула на стул. Кто-то еще задал вопрос, и она, пользуясь случаем, оглядела присутствующих. Ребус качнул головой в знак приветствия. Мейри недовольно посмотрела на него и показала ему язык. Еще несколько журналистов повернулись в его сторону. Их вопросительные взгляды Ребус встретил спокойной улыбкой.

Когда пресс-конференция закончилась, Мейри догнала его в коридоре. При ней был блокнот, ее обычная синяя капиллярная авторучка и портативный диктофон.

— Спасибо за помощь в тот вечер, — сказала она.

— Без комментариев.

Она знала, что сердиться на Джона Ребуса бесполезно, а потому просто шумно выдохнула.

— Я пришла туда первая, и лакомый кусочек должен был достаться мне.

— Идемте со мной в паб, и вы получите сколько угодно лакомых кусочков.

— Эта не лучшая ваша шутка, честно вам скажу.

Она отвернулась и пошла прочь. Ребус проводил ее взглядом. Он никогда не упускал возможности посмотреть на ее ноги.

6

Эдинбургский городской морг располагался на Каугейт-стрит у переулка Хай-Скул, напротив Муниципального центра святой Анны и Блэкфрайрз-стрит. Это невысокое здание красного кирпича с декоративной штукатуркой, специально построенное так, чтобы не привлекать к себе внимания, оно и стоит поэтому чуть в глубине. Отсюда к Хай-стрит ведут круто взбирающиеся вверх улицы. Узкая и глубокая, как каньон, Каугейт давно уже стала проездом для машин — пешеходов здесь почти не видно, редкие прохожие едва умещаются на тротуарах, мимо которых сплошным потоком мчатся машины. Местечко не для слабонервных. Вечером здесь можно было полюбоваться на низы общества, пока все не разбредались по своим койкам в общагах.

Но сейчас в районе велась перестройка. Сначала расчистили Грассмаркет, а теперь отцы города нацелились и на Каугейт.

Несколько минут Ребус прождал перед входом в морг, наконец из дверей высунулась женская голова.

— Инспектор Ребус?

— Точно.

— Он просил меня передать вам, что уже ушел в «Баннерманс».

— Спасибо.

Ребус направился к пабу.

«Баннерманс» когда-то был подвальным складом и с тех пор не сильно изменился. Его сводчатые помещения до жути напоминали лавки в тупичке Мэри Кинг. Такие же точно подвальные склады образовывали соединительные ходы под Старым городом, которые тянулись от Лоунмаркета до Кэнонгейта и дальше. В баре пока было пустовато. Курт сидел у окна, и его стакан с пивом стоял на бочке, служившей столом. Каким-то образом ему удалось найти один из немногих удобных стульев. Он напоминал седалище мелкого дворянина с подлокотниками и высокой спинкой. Ребус купил себе двойной виски, подтащил табуретку к Курту и сел.

— Ваше здоровье, Джон.

— И ваше.

— Так что я могу для вас сделать?

Ребус мог поклясться, что даже в пабе руки доктора Курта пахнут мылом и медицинским спиртом. Он пригубил виски. Доктор Курт укоризненно свел брови:

— Похоже, мне предстоит обследовать вашу печень раньше, чем надеялся.

Ребус кивнул на нераскрытую пачку сигарет Курта, лежащую на столе-бочке:

— Если будете и дальше смолить эти сигареты, то вряд ли.

Доктор Курт улыбнулся. Курить он начал недавно, решив проверить, насколько он неубиваем. Он не назвал бы это жаждой смерти, скорее, испытанием на живучесть.

— И давно вы приударяете за мисс Рэттрей?

Курт рассмеялся:

— Боже мой, вы за этим позвали меня сюда? Хотите расспросить про Каролину?

— Да это я для завязки разговора. Но она недурна, верно?

— Она просто чудо.

Курт закурил сигарету, затянулся, кивнул сам себе.

— Просто чудо, — повторил он сквозь облачко дыма.

— Наверное, скоро мы будем знать имя трупа из тупичка Мэри Кинг. Сейчас проверяют отпечатки пальцев.

— Так вы поэтому хотели меня видеть? Не для того, чтобы поговорить о Каролине?

— Я хотел поговорить о пистолетах.

— Я не специалист по оружию.

— И прекрасно. Мне не нужен специалист. Мне нужен человек, с которым я могу поговорить. Вы видели результаты баллистической экспертизы?

Курт отрицательно покачал головой.

— Мы имеем дело с чем-то вроде револьвера «смит и вессон» пятьсот сорок седьмой модели, на пояске пули пять следов от нарезов, нарезка слева направо. В барабане шесть патронов от девятимиллиметрового парабеллума.

— Я уже поплыл.

— Вероятно, стреляли из модели с трехдюймовым, а не четырехдюймовым стволом, то есть весом тридцать две унции. — Ребус пригубил виски, пары которого в его ноздрях теперь блокировали все остальные запахи. — На револьверах не бывает глушителей.

— Ага, — кивнул Курт. — Теперь забрезжил какой-то свет.

— В ограниченном пространстве, имеющем такую форму… — Ребус кивнул в сторону находящегося за стойкой бара помещения. — Как та часть зала — и по форме, и по размеру.

— Выстрел должен был прозвучать довольно громко.

— Дьявольски громко. Можно сказать — оглушающе.

— И что конкретно это должно означать?

Ребус пожал плечами:

— Я просто думаю, насколько все это профессионально. Вот смотрите, если судить по тому, как происходила казнь, то вроде бы действовали профессионалы, нет сомнений. Но дальше возникают вопросы.

Курт подумал.

— И что теперь? Прочесать город на предмет недавнего приобретения слуховых аппаратов?

Ребус улыбнулся:

— А что, неплохая мысль.

— Вот единственное, что я могу вам сказать, Джон: эти пули очень сильного действия. Не знаю, задумано так было или нет, но они сильно напачкали. Мы с вами и раньше сталкивались с убийцами-пачкунами. Обычно таких убийц легче найти. Но на сей раз они, кажется, не оставили никаких улик, кроме пуль.

— Я знаю.

Курт хлопнул ладонью по верхушке бочки:

— Вот что я вам скажу. У меня есть для вас предложение.

— Какое?

Курт подался вперед, словно собираясь поделиться тайной:

— Я вам дам телефонный номер Каролины Рэттрей.

— Да идите вы!.. — фыркнул Ребус.

Тем вечером полицейский автомобиль забрал его из квартиры Пейшенс на Оксфорд-террас. За рулем сидел констебль по имени Роберт Бернс, и этот Бернс оказывал Ребусу услугу.

— Я тебе благодарен, — сказал Ребус.

Хотя Бернс был приписан к дивизиону С в Западном округе, родился и вырос он в Пилмьюире и по-прежнему имел там врагов и друзей. В Гар-Би он был известной личностью, а это как раз и требовалось Ребусу.

— Я родился в одном из таких сборных домиков, — рассказывал Бернс. — А потом их сровняли с землей и построили на их месте многоэтажки. Многоэтажки считались тогда более «цивилизованными», можете себе представить? Вот ведь треклятые архитекторы и проектировщики! И ведь ни за что не признаются, что совершили ошибку.

Ребус улыбнулся:

— В этом отношении они похожи на нас.

— Ты кого имеешь в виду — полицию или независимое меньшинство?[27]

Бернс был не просто членом Свободной шотландской церкви. Днем по воскресеньям он нес свою религию к подножию Маунда,[28] где обещал адское пламя и серу всем, кто готов был его слушать. Но на время фестиваля Бернс давал себе передышку. Как он говорил, даже его голос вольется в хор ведущих обреченное сражение против духовых оркестров и расстроенных гитар.

Они повернули в Гар-Би, миновав фронтон с его зловещим приветствием.

— Подвези меня как можно ближе, ладно?

— Конечно, — сказал Бернс. И когда они оказались в тупике у гаражей, он лишь чуть-чуть сбросил скорость, когда брал препятствие в виде тротуара, а потом съезжал на траву. — Это же не моя машина, — объяснил он.

Они поехали вдоль тропинки мимо гаражей и высотки и наконец уперлись — дальше ехать было некуда. Когда Бернс затормозил, машина оказалась футах в двенадцати от клуба.

— Отсюда я уж как-нибудь дойду пешком, — сказал Ребус.

Парни, которые в прошлый его приезд лежали на крыше, теперь стояли, наблюдая за ними, из их открытых ртов свешивались сигареты. С тропинки и из всех окон на них смотрели местные жители. Бернс повернулся к Ребусу:

— Только не говорите мне, что вы хотели застать их врасплох.

— Все в порядке. — Он открыл дверцу. — Только не выходи из машины. Я не хочу, чтобы мы остались без покрышек.

Ребус направился к распахнутым дверям клуба. Подростки на крыше следили за ним с привычной враждебностью. Повсюду лежали бумажные самолетики, некоторые снова поднимались в воздух порывами ветра. Входя в здание, Ребус услышал наверху какое-то хрюканье. Его аудитория на крыше изображала свиней.