Дикое сердце - Вирджиния Браун

Невдалеке сквозь кружево веток показались огни, и Аманда поняла, что ее исчезновение переполошило всю деревню. Возбужденные голоса передавали друг другу весть, что она уже найдена, и вот мерцающие фонари стали гаснуть, преследователи начали расходиться по домам. Но у Эль Леона не было фонаря. Как же он смог найти ее в темноте? Возможно, он выследил ее благодаря безошибочному инстинкту дикого животного.

Только снова оказавшись в доме, из которого надеялась сбежать, Аманда смогла осознать всю полноту гнева Эль Леона. Теперь, видя его вблизи, она читала явные признаки ярости в его чертах: челюсти крепко сжаты, глаза — янтарно-золотистые, как у льва, — сверкают.

Аманда стояла молча, сжав руки, не пытаясь оправдаться, и смотрела ему в глаза. Она была очень испугана, но постаралась собрать все остатки достоинства и хладнокровия. Стоило позволить Эль Леону распутать и без того слабо сплетенные обрывки ее самообладания, и она погибла.

Он оказался высоким, гораздо выше, чем ей представлялось возможно, это казалось из-за его близости. В конце концов, когда напряжение в воздухе достигло предела, она опустила взгляд на свои замерзшие босые ноги и попыталась подобрать нужные слова. Потом, вспомнив, что «не знает» испанского, Аманда решила изобразить, что вообще не понимает, что происходит.

Вскинув голову, она встретилась с ним взглядом, спрятав дрожащие руки в складках оборванной юбки.

— Сэр, я требую немедленно отпустить меня. — Ни намека на то, что он хотя бы услышал ее. — Против моей воли меня взяли в плен по какой-то неизвестной причине… — Похоже, он не понимает по-английски. — …И я требую, чтобы меня отвезли в ближайший город, где можно организовать мое возвращение в Соединенные Штаты. — Никакой реакции. У него даже не дрогнули ресницы — длинные и прямые, затеняющие кошачье-золотые глаза, — ничего. Аманда попыталась снова: — Вы понимаете меня? Я хочу, — медленно произнесла она, тщательно выговаривая каждое олово, — вернуться в Соединенные Штаты. Я американская гражданка, и мое правительство будет очень обеспокоено моим похищением. — Она нахмурилась, кусая губы, а Эль Леон, скрестив руки на груди, прислонился к деревянному столу и пристально смотрел на нее. — Я не буду требовать преследования ваших людей, сэр, поскольку уверена: это просто досадная ошибка…

Суровые губы Эль Леона слегка изогнулись в насмешливой улыбке.

— Действительно, это ошибка, сеньора, — ответил он на безукоризненном английском, — только это ваша ошибка, а не моя. Вам ведь не причинили вреда, верно? — После ее осторожного согласного кивка он продолжил: — Если вы и дальше хотите остаться целой, не будьте настолько глупы и не пытайтесь бежать.

— Но что вы собираетесь со мной делать? — Несмотря на решимость, нотка паники проникла в ее голос; пронзительная нотка, которую он легко заметил, и Аманда увидела это в его глазах.

Эль Леон пожал плечами и холодно ответил:

— Это еще не решено, сеньора. Пока что возвращайтесь в постель. Поскольку охранник, который теперь сторожит ваше окно, не слишком доволен, что его отдых потревожен, советую вам оставаться там до утра, иначе он может действовать довольно грубо.

Поняв, что у нее нет выбора, Аманда сухо кивнула и, повернувшись с достоинством, на дрожащих ногах направилась к маленькой спальне. Оказавшись в комнате и жалея, что нет двери, которой можно было бы хлопнуть, она нырнула в постель. Должно быть, она сошла с ума, когда подумала, что сможет убежать от этих людей! Теперь ей, усталой, голодной и испуганной, просто некуда деваться, а главарь головорезов еще и страшно зол на нее.

Слезы, принесшие долгожданное облегчение, полились по ее испачканным и поцарапанным щекам, и Аманда зарылась лицом в ладони. Она плакала тихо, не желая, чтобы Эль Леон услышал, пока наконец не выплакала все слезы. Это было облегчение, излияние всей тревоги и страхов последних дней, и она почувствовала себя опустошенной.

Подняв голову, Аманда убедилась, что у нее опять нет носового платка: ее ридикюль давно потерян, и в ее распоряжении остались только изорванные края платья. Вздохнув, девушка оторвала еще одну полоску ткани от подола и вытерла лицо. Ни зеркала, ни света. Впрочем, не важно, как она выглядит. Определенно бандитов интересовала не ее внешность, а ее ценность как заложницы.

С кровати Аманда могла видеть другую комнату, где Эль Леон снова улегся на соломенный тюфяк у стены. Отблески очага мигали, вспыхивая на густых волосах, черных как ночь, и кольцо дыма от тонкой сигары медленно плыло вверх. Он лежал, оперевшись на локоть. Если он чуть-чуть повернется, то увидит ее.

Аманда отодвинулась глубже в тень у стены. Странно, она должна бы ненавидеть его не меньше, чем бояться, а он разбудил в ней другие чувства, незнакомые и непонятные. Он красив, это правда, но было и что-то еще, какая-то маленькая деталь, которую она не могла уловить, и это вызывало у Аманды чувство странного беспокойства. Она все еще думала об этом, когда наконец уснула.

Солнечный свет, подернутый дымкой, струясь теплыми лучами расплавленного золота через окно, нежно коснулся лица Аманды и разбудил ее. Мгновение она лежала неподвижно, находясь между сном и явью, и сосредоточенно смотрела на муху, ползущую по глиняной стене комнаты. Муха — черное пятнышко на серовато-белом, крошечная точка в гигантском мире — весело передвигалась по стене, не думая об опасностях, которые могут ее настигнуть.

Странная мысль, мимолетная и пугающая, пришла в голову Аманде: она очень похожа на эту муху — такая же одинокая, такая же крошечная точка на белой стене. Кругом люди Эль Леона, и нет никого, кто поможет ей.

Тихонько повернувшись, Аманда осмелилась заглянуть в соседнюю комнату и ничуть не удивилась, увидев, что Эль Леон исчез со своего тюфяка. Должно быть, уже поздно: солнце стояло высоко, тени сильно укоротились. Даже собаки лаяли лениво, как будто это требовало больших усилий, а смех играющих детей звучал приглушенно. В доме все казалось неподвижным и тихим. Аманда поняла, что совершенно одна.

Снаружи стояла нестерпимая жара, но дом сохранял прохладу благодаря толстым стенам, и когда Аманда тихо соскользнула с кровати, ее босые ноги коснулись прохладного пола. Она помедлила в дверях, сжимая и разжимая пальцы в складках своей юбки; спутанные пряди волос разметались по плечам и лезли в глаза. Ни звука, ни движения, только ее собственная смутная тень скачет по полу перед ней.

Ее бирюзовые глаза медленно оглядывали комнату, скользя по лежащим на полу пестрым коврикам с бахромой, едва ли замечая свежеподметенный глиняный пол со все еще заметными следами веника, пока ее взгляд не задержался на закопченном горшке, висящем на крюке над очагом. От огня осталось всего несколько тлеющих угольков, но пустому желудку Аманды было все равно, горячая еда в горшке или холодная, только бы он оказался полон.