Великий запой: роман; Эссе и заметки - Рене Домаль

— Но почему публика желает смотреть на омертвелые образы вымирающих проявлений этих мертворожденных богов?

— Во-первых, потому, что в сумраке зрительных залов она может видеть, оставаясь невидимой, слышать, не отвечая, и воспринимать (ничем не рискуя, как ей кажется) фантастических существ (которые в итоге ею все же овладевают). Во-вторых, глядя на них, она тешит себя иллюзией, что задешево проживает всевозможные радости, преступления, глупости, пороки, добродетели, добрые дела, героические поступки, благородные чувства и мелкие гадости, на которые никогда не смогла бы отважиться в действительности.

— Странное удовольствие. Теребить воображение в каком-то темном зале с помощью каких-то подражателей призракам…

— Ну же, не прикидывайтесь таким наивным! Это нравится всем. Даже спрут любит, когда его щекочут.

Беседуя, мы подошли к центру города и оказались в квартале, где жили Объяснители.

Вскоре перед нами открылась круглая, мощенная мозаикой площадь, которую освещали дуговые лампы, установленные на высоких застекленных домах. Посреди, раскинув вокруг свои кабели, стоял электрический трансформатор десятиметровой высоты. Едва мы начали переходить площадь, как на другой улице, слева, появился гордый старик в рединготе и цилиндре, за которым следовала дюжина людей в белых халатах с маленькими чемоданчиками.

— Ах какая удача! — воскликнул мой попутчик. — Вот как раз Профессор Мюмю. Тот самый, что втемяшил себе в голову, что может вылечить всех остальных. Я поручу вас ему, поскольку лучшего гида в этих местах вы не найдете. Слушайте его почтительно, но не забывайте, что и он серьезно заражен одной из самых коварных форм этой болезни. А я проверю пока, все ли гигиенические предписания соблюдены в церквях. Встретимся на Олимпе.

С этими загадочными словами он подвел меня к профессору, представил и быстро удалился.

— Молодой человек, — с любезной снисходительностью заявила белая борода Профессора Мюмю, — молодой человек, вы пришли очень удачно. Кажется, вы хотели навестить Объяснителей?

— Да, — солгал я, подумав, что предпочел бы скорее литр-другой красного.

— Так вот, я как раз делаю обход. Следуйте за мной, для вас это будет весьма поучительно. Но прежде должен дать вам несколько пояснений.

(«Началось! И этот туда же!» — подумал я, но сделал вид, что внимательно слушаю.)

— Все Объяснители распределяются между двумя крайними позициями, Сциентами и Софами. Первые пытаются объяснить явления; вторые объясняют все, что первые объяснить не могут.

Сциенты утверждают, что их название, образованное от французского слова science («наука») и восходящее к латинскому слову scire, sciens, является синонимом существительного «ученый». На самом деле оно сродни французскому глаголу scier («пилить»), поскольку Сциенты заняты преимущественно тем, что распиливают, разрезают, распыляют и растворяют. Софы связывают свое название с богиней Софией, знаменитой тем, что она доставляет одни лишь несчастья и неприятности. Но уже доказано, что в действительности этот термин не что иное, как извращенная форма французского слова sauf («кроме»): этим прозвищем мудрецы некогда высмеивали приписываемые им девизы: «Я знаю все, кроме того, что я не знаю ничего», «я познал все, кроме себя самого», «все смертно, кроме меня», «все во всем, кроме меня» и так далее.

— Кролика и красных чернил! — вдруг закричал Профессор, повернувшись к своим ассистентам. Один из них открыл чемоданчик и вытащил за уши великолепного русского кролика, который дергался и клацал зубами. Другой ассистент принес железный тазик и развел в воде красный порошок. Кролика погрузили в жидкость и вытащили совершенно красным. Затем встряхнули, и Профессор поднял его за уши.

— Что у меня в руке? — обратившись ко мне, спросил он.

— Красный кролик.

— Нет, молодой человек. Нет. Это по меньшей мере двести красных кроликов, как вы сейчас убедитесь, если проследите за всеми приключениями, уготованными этому зверьку. Мы пройдем в заведение, которое под предлогом филантропии я обустроил для своей работы. Там, как у конвейера, работают Сциенты всех видов. Мы дадим им этого красного кролика. Вы увидите, что каждый получит свое, и нам, возможно, даже останется на рагу.

Я последовал за ним. Мы вошли в галерею, которая растянулась перед нами в бесконечную анфиладу комнат с лабораторными столами. Через каждые десять-двенадцать шагов стояли нетерпеливые Сциенты в белых халатах, вооруженные скальпелями, весами, горелками, калориметрами или микроскопами, в общем, каждый держал наготове свой инструмент, название которого мне было не всегда известно.

— Оголодали, — сказал мне ученый старик. — За весь день у них для изучения не было и маковой росинки. Сейчас увидите, какой начнется праздник.

Он поднялся на небольшую мраморную кафедру около входа и звучно объявил:

— Господа, охота Пана открыта!

В бесконечную даль мягко отхлынул, откатился, разлился, растекся, успокоился и затих довольный шепот.

В благоговейной тишине Профессор Мюмю бросил красного кролика на первый стол.

Первый Сциент кинулся на жертву и восхищенно присвистнул. Поместил животное в центр маленького лабиринта, устроенного на полу из досок, расположил на пути травинку, электрический шнур, плошку с молоком, зеркальце и другие предметы и принялся хронометрировать действия и движения красного кролика. Затем передал его своему соседу и погрузился в изучение полученных хронометрических данных.

Второй Сциент сфотографировал кролика во всех возможных ракурсах.

Третий его зарезал и записал крики на фонограф.

Четвертый его оживил и измерил артериальное давление.

Пятый опять зарезал и набрал в мензурку кровь.

Шестой просветил рентгеновскими лучами.

Седьмой отрезал кусочек шкурки и положил под микроскоп.

Восьмой взвесил и вырезал часть мозга.

Девятый измерил все параметры.

……………………………………………………

Сорок шестой вырезал сердце и заставил его биться на блюдечке.

Сорок седьмой принялся выведывать историю его жизни и его родословную, но, не получив ответа, сымпровизировал сам.

……………………………………………………

Сто первый выдрал зубы.

Сто второй дал ему какое-то тарабарское имя.

Сто третий принялся изучать этимологию и семантику этого имени.

Сто четвертый взялся пересчитывать волоски.

Сто пятый, не дождавшись, придумал машинку для подсчитывания волосков и передал ее сто шестому.

Сто шестой разобрал машинку и передал детали следующему.

Следующий собрал детали в другом порядке и попытался определить, как можно использовать новую машинку.

У меня уже не было сил смотреть дальше. Да и на Профессора Мюмю я был, честно говоря, обижен.

— Как он меня разыграл! Пообещал рагу. Ищи теперь этого кролика!

Но доводы рассудка быстро взяли свое: ведь я не очень люблю крольчатину, да еще без вина.

Профессор Мюмю подошел ко мне.

— Ну вот, они и получили своего красного кролика! — сказал он. — Но интереснее смотреть на этих неудачных каннибалов, когда им дают человека. Из одного они способны сделать тысячу: homo œconomicus, homo politicus, homo physico-chimicus, homo endocrinus, homo squeleticus, homo emotivus, homo percipiens, homo libidinosus, homo peregrinans, homo ridens, homo ratiocinons, homo artifex, homo aestheticus, homo religiosus, homo sapiens, homo historicus, homo ethnographicus и еще уйму других. А в конце конвейера находится уникальный в своем роде Сциент. Три тысячи интеллектов соединены в одном. Его функция заключается в том, чтобы собирать все наблюдения и объяснения, письменно изложенные узко специализирующимися Сциентами. Сводя все воедино, он, как ему представляется, охватывает своим пониманием всю полноту и сущность красного кролика или человека. Впрочем, вы можете увидеть его отсюда.

С этими словами он подал знак одному из ассистентов, и тот принес мне бинокль.

Взглянув в окуляр, я действительно в самом конце галереи увидел Суперсциента. Это была огромная черепная коробка с маленьким аморфным и мятым лицом, которая, как мне показалось, была прикреплена за уши к двум эбеновым шарам, возвышавшимся над спинкой массивного трона. Под головой свисало тряпичное тельце куклы с пустыми штанами, расправленными на малиновом бархате сиденья. С помощью проволоки маленькая правая рука удерживалась на весу, а указательный палец приставлялся к виску, что символизировало Знание. Над троном был развернут транспарант с надписью:

Я ЗНАЮ ВСЕ, НО НЕ ПОНИМАЮ НИЧЕГО

Охваченный благоговейным страхом, я тут же отложил бинокль и спросил у Профессора:

— А как же человек? Что с ним происходит в результате такого исследования?