Распутник - Грэм Грин

Ваш глубоко преданный сын

Я старался держать себя воистину зрелым мужем, но, вопреки собственной воле, мне пришлось взять денег взаймы.

Прочитав это письмо, можно подумать, что в битве при Бергене победили англичане. Клиффорд, докладывая Сэндвичу, выразился честнее: «Орешек оказался нам просто не по зубам». Да и сам Рочестер через десять лет предложил более достоверную, хотя все же, мягко говоря, неточную версию происшедшего в «Истории безвкусицы»:

При Бергене хорош был планРазбить голландский флот;Не будь предательства датчан,Не будь коварных вод,Была б их сила где? — В Европе? —Куда уж им! — В п.зде и в жопе!

Интересно, как Рочестер, видевший воочию смерть двух друзей в бою, воспринял изысканно-ироническое описание морского сражения, опубликованное Джоном Драйденом в «Annus Mirabilis»?

Кого пристукнуло фигуркой из фарфора,Кого — ароматической свечой.

18 августа, согласно дневнику Сэндвича, потрепанная флотилия воссоединилась с основными силами флота под Фламборо-Хед. «Примерно в 11 часов подошли корабли сэра Томаса Теддемана, и к нам на борт поднялись сам Теддеман, сэр Томас Клиффорд, лорд Рочестер и остальные. Я отправил Клиффорда к королю и герцогу с полным отчетом о проделанной кампании».

«Проделанная кампания» обернулась полным пшиком. И дело было не только в фиаско при Бергене; ведомый де Рюйтером флот, возвращению которого в Голландию и должен был воспрепятствовать Сэндвич, окончательно ускользнул от него и благополучно бросил якорь у берегов континентальной Европы. Возвращение прославленного адмирала воодушевило голландцев не в меньшей мере, чем это могла бы сделать одержанная победа. Пепис узнал о происшедшем 19 числа — и не исключено, что его письмо Рочестеру, отправленное с оказией (Клиффорд возвращался к Сэндвичу с августейшей реакцией на «полный отчет»), порадовало того не меньше, чем огорчил королевский разнос адмирала. Надежды на брак с богатой наследницей вновь становились реальностью! Потому что, проведя в Лондоне всего четыре дня, лорд Хинчингбрук заболел оспой. «Бедняга! — написал Пепис. — Только прибыл из Франции и сразу же заболел. Да еще такой хворью! Как ему теперь показаться на глаза своей возлюбленной?»

Главной целью для Сэндвича стало достижение хоть какого бы то ни было успеха, чтобы не столько прервать, сколько сбалансировать унылую череду неудач. Его единственная надежда заключалась в том, чтобы перехватить голландский флот на пути из Бергена в Голландию. Де Рюйтер не боялся боя в открытом море и, напротив, сам искал его, но тут, впервые за всю войну, сама природа сыграла на руку англичанам. Буря изрядно потрепала голландский флот и погнала корабли, разрозненные и небольшими группами, к голландскому берегу. Уже 5 сентября Сэндвич получил возможность написать королю о первом, пусть и не слишком значительном, успехе, а 12-го он доложил о победе, способной уравновесить поражение при Бергене. Из бухты Сол-Бэй он написал, что натолкнулся на восемнадцать голландских парусников и захватил большую часть из них — четыре военных корабля, несколько купеческих судов и несколько грузовых с боевой амуницией и припасами продовольствия. Два неприятельских корабля сгорели, причем подожгли их, похоже, сами голландцы. Тысяча человек была взята в плен. Единственной же достойной упоминания королю потерей англичан стала гибель капитана Ламберта. В конце письма Сэндвич сообщил, что только что встретил сорок кораблей противника, однако уклонился от боестолкновения по погодным условиям (надвигался шторм) и ввиду чрезмерной близости голландского побережья (всего восемь или девять лиг). На якорь он собирался стать флотом в составе восьмидесяти боевых кораблей и купеческих судов, включая два с ост-индскими и еще несколько — с другими трофеями. И, уже завершая письмо, Сэндвич особо выделил лорда Рочестера, проявившего отвагу и предприимчивость и сумевшего принести общему делу немалую пользу.

2

Рочестер вернулся в Англию на самом пике чумы. В третью неделю сентября эпидемия унесла чуть ли не семь тысяч жителей Лондона. Из охваченного чумой города бежали все, кто мог; здесь остались лишь голытьба, которой просто некуда было деваться, несколько совестливых официальных лиц, вроде Пеписа, жующий табак старый солдат Монк, теперь уже герцог Альбемарль, которого ничто не брало, — и больные. Все умирали или ждали смерти; вымерли, можно сказать, сами улицы. 27 июля двор переехал из Хемптон-Корта в Солсбери, чума пошла следом; двор перебрался в Уилтон, а затем в Оксфорд. 16 сентября, уже из Сент-Джайлза близ Оксфорда, Карл ответил на письмо Сэндвича: «Я не мог поблагодарить вас за первые радостные известия в письме от пятого числа, потому что не знал, где вы находитесь, и вот лорд Рочестер доставил мне ваше письмо от двенадцатого — с отчетом о уже второй победе над голландцами…» Поскольку двор находился в Оксфорде, можно предположить, что Рочестеру удалось в конце года заехать повидаться с матерью и навестить собственное имение Эддербери. Его ратные подвиги перевесили недавнее бесчестье, причем с лихвою. 31 октября король пожаловал ему семьсот пятьдесят фунтов — скорее всего, на покрытие долгов, сделанных во время службы на флоте. Но это наверняка было и признанием его заслуг в битве при Бергене, потому что одновременно с денежной выплатой Рочестеру в рыцарское достоинство был возведен Чарлз Арбор, служивший вместе с ним на «Возмездии».

В Оксфорде шел пир во время чумы. В ноябре Пепису сообщили, что «между королем и герцогом Йорком имеются серьезные трения, и все только и говорят об их бесчисленных любовных похождениях: герцог отчаянно влюблен в мисс Стюарт. Мало того, герцогиня завязала бурный роман со своим новым конюшим Генри Сидни, не прервав отношений и с прежним — Гарри Сэвилом, — так что только Господу ведомо, чем все это закончится». А в Лондоне, где в отсутствие двора стало в этом смысле скучновато, мальчишки открыто горланили на улице похабные куплеты: «Без леди Каслмейн король совсем не ту сыграет роль» и «Королевству не бывать, пока она не ляжет спать». Все это, на взгляд Рочестера, разительно отличалось от штормов в Северном море, опасностей Бергена и тревожных мыслей о промысле Божьем.

Двор вернулся в Лондон в феврале 1666 года (чума к этому времени почти сошла на нет), и уже в марте Рочестера назначили королевским постельничим. Обязанности постельничего описывает Делон:

Постельничие, старшего из которых называют подающим мантию, тогда как остальных — подающими тот или другой из прочих предметов королевского туалета, — имеют честь и обязаны присутствовать при утреннем пробуждении короля и поддерживать заведенный порядок в опочивальне. Постельничие, как правило, принадлежат к высшей английской знати. Они поочередно дежурят в королевской опочивальне, проводя по целой неделе из ночи в ночь на кушетке в углу покоев, и в отсутствие подающего мантию по необходимости подменяют его. Дежурят они также на приватных трапезах короля, когда удаляют лакеев и слуг. Жалованье каждого из постельничих составляет тысячу фунтов.

Должность постельничего при Карле II не была пустой, пусть и почетной формальностью, в которую она превратилась в последующие царствования. Король продуманно назначал постельничими своих личных друзей, членов «развеселой шайки-лейки»[28], ибо постельничий становился носителем более чем конфиденциальной информации. Назначение Рочестера свидетельствует о том, что он уже изрядно сблизился с королем. Но Рочестер был еще слишком молодым человеком, чтобы предпочесть кутежи приключениям и опасностям, — и уже летом 1666 года, не предупредив никого из близких о своих планах, он вновь отправился во флот — на сей раз в Ла-Манш, под начало к сэру Эдуарду Спрэггу, «веселому человеку, славно поющему славные песни», который, вопреки своей репутации бесстрашного воина, потерпел фиаско, посватавшись к соседке Пеписа, «некоей вдове по имени миссис Холлуорти, которая, будучи женщиной богатой, умной и веселой, отвергла его притязания не только без раздумий, но и с презрением, какого доселе никто не видывал».

В эту пору виды на брак самого Рочестера казались столь же ничтожными, как бесславное сватовство его командира. В качестве жениха он мог похвастать разве что личными достоинствами, тогда как опекуны мисс Малле требовали денег — и только денег, в чем разочарованно убеждался один претендент на ее руку вслед за другим. Ее опекуны, двое почтенных джентльменов, имели на руках отличный товар и были преисполнены решимости получить за него достойную цену. Держа на длинном поводке лорда Сэндвича, они исподтишка вели переговоры с герцогом Ормондом. Поверенный Ормонда Николлз после неудачного похищения, предпринятого Рочестером, рьяно взялся за дело. Пока лорд Хаули был в отъезде, Николлз отправился на запад, чтобы получить личную аудиенцию у Элизабет. Он предъявил Джону Уорру письмо лорда Джона Батлера (сына герцога Ормонда) и затем потребовал, чтобы это письмо было прочитано и самой мисс Малле.