Бремя прошлого - Элизабет Адлер

Вы грели руки решительно на всем, от поставок мрамора из Италии до контрактов на стальные балки. Вы делали деньги на каждой мелочи, занимаясь организацией строительных работ компании, предоставляя контракты не тем, кто предлагал самые лучшие условия, и даже приглашая на работу не самых квалифицированных специалистов, а тех, кто вам больше платил. Но, может быть, вам хотелось большего?

Джейкей снова холодно улыбнулся.

– Мне одному все это известно. И я могу передать каждого из вас, и даже обоих вместе, в руки ФБР или Финансовой инспекции. Зарубите себе на носу, я мог бы это сделать.

Круглый год остававшееся загорелым лицо Векслера посерело.

– Вы не сделаете этого, – прорычал он угрожающе, подходя к столу.

– Может быть. Все зависит…

– От чего? – устало спросил Брэд Джеффри. – Я становлюсь слишком стар для этих игр, Джейкей. Говорите прямо, я уже покойник? Или как?

– Брэд, Брэд! Ну что вы несете?! У нас уже есть один покойник, и того мы похоронили на прошлой неделе. Мне остается лишь напомнить вам о верности компании «Киффи холдингз».

– Мне все же непонятно, почему вы так говорили о Бобе на встрече с банкирами, – с явным недовольством спросил Векслер. – Мы могли уговорить их дать нам отсрочку, закончить строительство «Киффи-Тауэра» и удержаться в бизнесе.

Джейкей застегнул пиджак и направился к двери.

– Вы ошибаетесь, Джек, – учтиво возразил он, – «Киффи-Тауэр» больше не принадлежит компании «Киффи холдингз». Боб продал его за неделю до своей смерти одной лихтенштейнской компании. И притом со значительным убытком для фирмы «Киффи». Вы можете благодарить за это покойного босса, Векслер. Боб плохо разбирался в бизнесе, но, когда начался обвал, он ухватил, что мог.

– Но сколько же? – выдохнул ошеломленный Векслер.

Джейкей пожал плечами.

– Какое теперь это имеет значение? Все деньги теперь уйдут к тому кредитору, который окажется первым. И уже уходят. После продажи оставшихся активов банкиры получат разве что половину своих денег, а другие кредиторы не получат ничего. Служащим не будет даже пенсии, джентльмены. В том числе и вам, и мне. Ничего не получит и дочь Боба, потому что эти деньги, так надежно инвестированные мною, ушли вместе со всеми деньгами Киффи. Их постепенно спустил сам Боб.

Джейкей открыл дверь, собираясь выйти, но на секунду задумался, а потом высокомерно оглянулся на своих коллег.

– Кстати, следователи уже копают в брокерской конторе. Я передал им все. Молите Бога, чтобы я не передал им заодно и подробнейшие свидетельства о ваших делишках. До свидания, джентльмены. Желаю вам всего доброго.

8

Шэннон уныло ходила по комнатам роскошной квартиры, выходившей окнами на Центральный парк. Комнаты были пусты, старинная мебель и украшения были вывезены.

Открыв дверь в свою комнату, она в последний раз осмотрелась. Она прожила здесь большую часть своей жизни, выросла в этой комнате. Единственное, что здесь принадлежало лично ей, были недорогие картины, купленные ею самой, большой кукольный дом, ее старые игрушки и книги, одежда и несколько драгоценностей. Она была не из тех девушек, которые сходили с ума по бриллиантам и жемчугу. Но у нее было одно чудесное ожерелье. Отец подарил его, когда ей исполнилось семь лет, в день женитьбы на Баффи.

Она быстро закрыла дверь своей комнаты, прервав цепь воспоминаний. Теперь эта огромная пустая квартира, по которой она медленно шла, закрывая одну за другой двери комнат, казалась ей совсем чужой. Но когда обшитый деревянными панелями лифт мягко опустил ее вниз, ей пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться. Швейцара она знала с детских лет. Сейчас он ждал ее в вестибюле, чтобы попрощаться.

– Я никогда не забуду вашего отца, барышня Шэннон, – сказал он, взяв ее за руки. Его обветренное красное лицо внезапно сморщилось, а в выцветших голубых глазах показались слезы. – Он был хорошим человеком, и никто из нас про него другого не скажет. Всего вам самого лучшего, барышня.

Шэннон пожала ему руку и поспешила на улицу. Она прыгнула в небольшой пикап, купленный на прошлой неделе, после того как она продала свой любимый черный «мерседес», и под проливным дождем направилась к выезду из города.

Мебель из дома на Лонг-Айленде еще не была вывезена, хотя картины и другие ценные вещи уже были отправлены в Сотсби для продажи на аукционе. Подъехав к дому, Шэннон увидела растянутый на большой поляне аукционный тент, и сердце ее дрогнуло, когда она вспомнила шатер, стоявший там же в солнечный день ее рождения, всего лишь несколько недель назад. По дому ходили служащие, навешивавшие на столы, кресла и другую мебель ярлыки с сознательно заниженными ценами по той причине, что вещи принадлежали Большому Бобу Киффи. Дом был выставлен на продажу за пятнадцать миллионов, но поверенные говорили Шэннон, что это капля в финансовом океане, которым владела компания «Киффи холдингз».

– Но как все это случилось? – в полном недоумении спросила она Брэда Джеффри. – Папа всегда был таким хорошим бизнесменом. Как он мог оказаться в таком положении?

– Мне и самому хотелось бы это знать, – явно нервничая, ответил Брэд. – Я всегда считал себя своего рода якорем для Боба. Каждый раз, когда его планы становились слишком грандиозными, я был единственным, кто заставлял его одуматься. Но это он от меня скрывал, Шэннон. – Он пожал плечами. – Я никогда не заглядывал в бухгалтерские книги. К чему это мне было? Для этого есть бухгалтеры.

То же, самое было и с Джеком Векслером. Он пришел повидаться с нею, жалкий и издерганный.

– Я здесь ни причем, Шэннон. – Он пожал плечами. – Я не знал. Никто из нас не знал, как он всех обманывал. Мне очень жаль, Шэннон. Если бы я мог что-нибудь для вас сделать… деньги, что угодно, только дайте мне знать.

– Хорошо, Джек, – пообещала она, хотя, разумеется, никогда бы не обратилась к нему за помощью. Она думала, что это унизило бы ее отца, ведь все они предали его, так или иначе.

Как ни удивительно, но самой надежной опорой оказался Джейкей.

– Ваш отец дал мне так много! – просто сказал он. – Теперь я могу вернуть свой долг. Все, что я мог бы для вас сделать, я сделаю, можете в этом не сомневаться.

Он поколебался, глядя себе под ноги, и его бледное худое лицо чуть зарделось. Он повертел в руках очки в золотой оправе и, помолчав, сказал:

– Смешно говорить такие вещи дочери Боба Киффи, но, если вам понадобятся деньги, можете рассчитывать на меня.

Он вынул из кармана чековую книжку и быстро сказал, еще больше краснея:

– Назовите сумму. Какую угодно. Десять тысяч. Двадцать. Пятьдесят. Сколько хотите, Шэннон, эти деньги ваши.