Варяжские гнезда - Михаил Левицкий

О верованиях готов спрашивали Вадима и прочие собиравшиеся в доме евреи, и сам хозяин Елеазар. Но их видно занимал вопрос сам по себе, а не в связи с тем, может ли уверовать тот или другой гот. Ученик Драгомира своим взглядом на готских богов вполне удовлетворил понятиям Елеазара и его гостей. Но, подобно своему учителю он отстаивал необходимость скрывать от невежественной толпы главные тайны истинного учения, уверяя, что у неподготовленного к нему разум помутится. Возмущались они и мнимой необходимостью идолопоклонства для темных людей.

Старый равви Гур бень-Ахаз держался другого мнения. Ученик Садока, он не признавал духов, ни воскресения мертвых. Но и по его мнению, великий грех ложится на мудрецов, учащих народ не тому, во что они сами веруют. С особенным омерзением говорил он об обрядах греков и римлян, о школе разврата, представляемой воспеванием подвигов их богов и богинь, наконец о богохульном обычае обоготворения смертных. В этом соглашались с ним прочие присутствующие.

Долго затем в Танаисе Виллериха не видели, но в доме бень-Охозия каждую неделю являлась старая женщина под густым покрывалом и осведомлялась о здоровье больного. По выговору ее можно было догадаться, что она готка.

Наконец силы вернулись к раненому воину настолько, что он мог вставать. На больную ногу он не мог еще ступать, но опираясь на костыли, уже ходил по дому и саду. В это время опять приехала в город Фригг под видом Виллериха.

– Сердце тосковало, не зная ничего про тебя! – сказала она, бросаясь на шею своего друга. – Хотя я посылала сюда старую хуторянку Атанагунду, но ее известий для меня было слишком мало, а главное – я тебя не видела. Наконец ты встал! Скоро и совсем будешь здоров. Рвалась я, рвалась к тебе, но не было предлога, чтобы покинуть хоть на время дом родительский. Выздоравливай скорее. Если отец своей рукой не приведет меня к тебе, я убегу.

– Во время болезни, – сказал Вадим, – я видел тебя во многих дивных снах, где всегда ты была в чудесном блеске красоты и славы.

– Да! Но ты, видно, и много мрачных, ужасающих снов видел? – спросила девушка. – Ты метался и бредил так, что мне страшно становилось. Особенно часто грозил ты великанам вечных льдов и боролся с каким-то волком.

– Эту часть снов моих, страшных, неестественных, но упоительных в жуткости своей, я тебе сейчас расскажу. Они сами просятся в стихи, и стихами я их запомнил.

Долго он говорил, а Фригг слушала. Слушая, она бледнела, и дрожь пробегала по всем членам ее.

– Какие прекрасные стихи, – сказала она, – и какие ужасные картины.

– Не видишь ли в них сходство с природой, засыпающей зимой и пробуждающейся весной? Ты знаешь, что выше по нашим рекам зимы суровые и продолжительные. Снег подолгу покрывает землю. А еще дальше к северу должны быть именно такие страны, как те, которые я видел в горячечном бреду. Видел я их и в других снах. В них и ты постоянно была бок о бок со мной. То были сны великой славы, блистательных побед. Расскажу тебе и их. И в них те же страны снега и льда. Верю, что есть такие страны и что среди них ждет нас великая будущность. Это же говорил мне и дядя мой и учитель – вещий Драгомир.

С жадным вниманием слушала Фригг этот длинный рассказ. В заключение она обняла своего друга и с чувством сказала:

– Не надо мне ни царского достоинства, ни венца из золота и камней самоцветных, ни серебряной одежды. Буду я счастлива, пока ты со мной. Сегодня я тебя опять покидаю. Какое-то предчувствие говорит мне, что надо мне быть дома. До свидания под нашим кровом. Я твоя и ничьей иной быть не могу.

– А знаешь ли, что ты полонила сердце Сары? – спросил со смехом Вадим.

– Догадываюсь, – улыбнулась Фригг. – Но посуди сам. Ради тебя, могу ли я теперь открыть им, кто я. Пропадет без вести Виллерих. Бедная девочка осудит его, как легкомысленного юношу, забывшего о ней, или будет оплакивать, как убитого на войне. Поплачет и утешится. Да для нее и немыслим брак с язычником. А жаль ее. Славная она девочка. Но для этого края Виллерих перестанет существовать только, когда исчезнет из него Фригг.

БАЛТА МНИТ СЕБЯ ПОБЕДИТЕЛЕМ

Предчувствие внушало Фригг, что пора спешить домой. Издали, подъезжая к городку, она с отчаянием увидела, что над ним все небо было залито заревом пожара и что весь городок пылает в огне. Вокруг него горели и многие хутора керлей. Сторожевые огни были все зажжены.

– Корабельщики! – крикнула девушка. – Вскиньте весла, навалитесь, гребите скорее. Видите что у нас дома делается.

Вокруг городка происходила общая свалка. Сражались на берегу. Сражались на воде. Одни струги бежали вверх по реке. Другие их преследовали, осыпая друг друга градом стрел.

– Будем сражаться и мы! – воскликнула мужественная девушка. – Стрелять в разбойников! Фредегунда, подай мне лук и бери свой. Готы князя Нордериха, смелей на грабителей. Не давать им пощады!

С соседних двух лодок понесся рой острых, оперенных стрел. К счастью, никто не был ранен. Зарево пожара недостаточно освещало местность, чтобы можно было верно прицеливаться. Но на приблизившихся лодках Фригг с ужасом увидела готские одежды и готское вооружение.

– Разбойники! На кого напали? – крикнул кормщик с лодки Фригг.

Ответом был новый град стрел и возглас:

– Люди царя Дидериха и князя Гелимера! Бейте Нордериховских собак!

На городок напали не иноплеменники, не степные хищники, а свои готы, племени известного Дидериха.

Напавшие на Фригг две лодки настолько приблизились, что стрелы пролетали большей частью над самыми головами корабельщиков. Одному сбросили с головы шапку, другому стрела вонзилась в плечо. Но кормщик круто повернул и быстро удалился на веслах от преследователей. Стрелки же послали им еще стрел, поразивших несколько из их людей. В это же время подошла большая лодка. На ней был кормщиком Фастил, узнавший свою молодую хозяйку.

– Это ты, благороднейшая? – окликнул он ее.

– Я! Что случилось?

– Пересаживайся скорее ко мне. У меня безопаснее. Вооруженных людей и гребцов у меня больше, и лодка быстроходная.

Фригг и ее служанка перешли на подошедшую лодку. Продолжая отстреливаться, они скоро добрались до хутора, стоящего несколько выше городка. Он был окружен кустарниками, в которых скрывались защитники, не подпускавшие никого из нападающих. Городок они сожгли, но приближение помощи с северных хуторов заставило сообразить, что они малочисленны и что возмездие их ждет. Они садились на лодки и бежали вверх по реке, только позаботившись, чтоб в городке ни одно здание не осталось целым.

Впрочем и это было не хлопотливо. Соломенные крыши, скирды хлеба, деревянные заборы, сеновалы – все слилось в одном громадном костре.

Войдя на хутор, Фригг застала мать в слезах.

– Страшная кара богов, – сказала Аласвинта. – Ночью негаданно подошла снизу лодка и остановилась за кустами. Менее чем через час загорелись у нас амбары, потом скирды хлеба. Когда запылало все, стали быстро подходить лодка за лодкой с вооруженными людьми. Ворвались в городок нежданно. Или измена была? Но я этому не верю. Кто у нас может быть изменником? Или же, что вернее, заранее забрались люди с первой лодки, незамеченные прокрались в городок и впустили своих, когда мы тушили пожар. Это не воинское, а разбойничье дело. Наши дрались уже в городке и выгнали грабителей. Но у нас все сгорело. Сколько у них кораблей, ты видела? Они бегут вверх по реке. Твой отец и братья отправились их преследовать. Все хуторяне сходятся. Им приказано собраться в отряд и идти вверх вдоль реки. Отец хочет дойти до пределов князя Гелимера и потребовать у него ответа за содеянное его людьми. Ни с ним, ни подавно с царем Дидерихом никогда никаких столкновений не было. Никаких требований они не предъявляли. Нападение, сделанное их именем, – нападение разбойничье. Или они должны наказать виновных, или мы на них войной пойдем.

– Но у пленных не узнали ли что-нибудь? – спросила девушка.

– Пленных не брали, – отвечала Аласвинта. – Твой отец так разгневался на неожиданное нападение, что приказал всех колоть и резать без пощады.

– Если есть время, мать, то отмени это распоряжение и вели захватить, кого удастся. Если он того стоит, его после казнить можно.

Аласвинта последовала совету дочери. Нападение было уже обращено в бегство, и люди Нордериха их преследовали и рекой на ладьях, и вдоль берега конными и пешими отрядами, постоянно усиливавшимися присоединением хуторян с северных поселков. Но раненых в кустах подобрали несколько человек. Тяжело изувеченных прикончили, двух получивших незначительные повреждения привели к жене вождя. Один оказался гот, другой перс.

– Кто вами предводительствовал? – спросил оставленный Нордерихом для начальствования над охраной хутора Книва.

– Предводительствовал молодой Респа, тысячник князя Гелимера! – отвечал гот. – Пришли мы в город Тану на пяти кораблях для закупки товаров для нашей земли. В городе встретили готов нашего же племени. Они корабельщики и слуги благородного Балты.