Несусветный багаж - Ллойд Осборн

После ужина Финсбюри встал из-за стола, чувствуя себя хорошо подкрепившимся, и пересев в кресло поближе к камину, начал приглядываться к остальным гостям, уже предчувствуя в душе все ораторские удовольствия. Присутствующих было десятка полтора, все мужского пола и все (как с удовлетворением отметил для себя Джозеф) принадлежали к трудовому сословию. Склонность людей, занятых физическим трудом, к выслушиванию занимательных историй и дискуссиям на различные темы не раз уже была источником истинной радости для мистера Джозефа. Но для того, чтобы завладеть вниманием даже столь благорасположенной аудитории, следовало приложить определенные усилия. В этом отношении у Джозефа Финсбюри не было соперников. Он нацепил на нос очки, вытащил из кармана пачку бумаг и разложил их перед собой на столе. Пошелестел ими, поразглаживал, пробежал их взглядом, изобразил на лице полнейшее удовлетворение, а затем, нахмурив брови и постукивая карандашом об стол, стал изображать человека, погруженного в решение какой-то сложной задачи. Между тем украдкой он посматривал на собравшихся и убедился, что его маневры не остались без внимания: все взгляды были обращены в его сторону, рты приоткрыты, трубки в них застыли неподвижно. Гипноз действовал. В этот самый момент появление мистера Уоттса послужило необходимым предлогом для начала речи.

— Вижу я, — обратился он как бы к хозяину, но вместе с тем взглядом приглашая прислушаться и всю остальную аудиторию, — вижу я, что некоторые из присутствующих здесь джентльменов смотрят на меня с любопытством. И действительно, не каждый день можно встретить человека, который был бы занят, как я, литературными и научными делами в публичном месте. У меня тут с собой кое-какие расчеты, сделанные не далее как сегодня пред полуднем, относительно прожиточного минимума в нашем краю и в некоторых других странах — тема эта, излишне напоминать, представляет большой интерес для всех трудящихся граждан. Я произвел расчеты прожиточного минимума для групп населения, зарабатывающих восемьдесят, сто шестьдесят, двести и двести сорок фунтов в год. Должен признать, что с доходом в размере восьмидесяти фунтов у меня возникли некоторые трудности, да и расчеты для других категорий далеки от той точности, которой я хотел бы достигнуть; стоимость стирки белья, например, различна, в разных странах сильно отличаются цены разных сортов кокса, угля и дров. Я вас познакомлю с этими расчетами, и надеюсь, что вы без всякого стеснения укажете на те или иные мелкие ошибки, допущенные мной по невнимательности или по незнанию. Итак, господа, начнем с ежегодного дохода в восемьдесят фунтов.

И далее наш просветитель начал самозабвенно и безжалостно оглашать результаты своих расчетов. Временами он приводил до девяти вариантов для каждой категории доходов, помещая свою расчетную единицу по очереди в Лондон, Париж, Багдад, на Шпицберген, в Басру, на Гельголанд, в Сицилию, в Брайтон, Цинциннати и Нижний Новгород, дополняя числовые данные разнообразными сведениями о каждом из этих географических объектов. Стоит ли удивляться, что большинству присутствующих этот вечер запомнился как один из скучнейших в жизни.

Задолго до того, как расчетный герой мистера Финсбюри, зарабатывающий уже сто шестьдесят фунтов в год, добрался до Нижнего Новгорода, общество слушателей значительно поредело, и в зале осталось лишь несколько несгибаемых любителей рюмочки да вежливый мистер Уоттс. Правда, то и дело заходили с улицы все новые посетители, но и те, хлопнув свой стопарик, спешили сменить заведение.

Когда молодой человек с годовым доходом в двести фунтов начал обустраиваться на острове Сицилия, мистер Уоттс остался уже один на один с нашим экономистом, но, как только этот условный персонаж переселился в Брайтон, и он, последний из следящих за сим маршрутом, отказался от погони.

После многочисленных и разнообразных дневных трудов мистер Финсбюри спал крепко. Встал он поздно и после сытного завтрака попросил счет. Тут он сделал открытие, которое совершали многие и до него, а именно, что просить дать счет и рассчитываться по нему — вещи разные. Отдельные позиции в счете были вполне умеренными, да и общая сумма (что не всегда вытекает из предыдущего факта) оказалась небольшой, но после самой тщательной ревизии карманов, выяснилось, что уважаемый постоялец обладает наличным капиталом в размере одного шиллинга и нескольких пенсов. Пришлось снова пригласить мистера Уоттса.

— Вот чек на восемьсот фунтов, выставленный на лондонский банк, — с достоинством заявил мистер Финсбюри. — Боюсь, однако, что вам придется сделать выбор, то ли самому предъявить этот чек, то ли подождать день-два, пока я его реализую.

Мистер Уоттс оглядел чек с обеих сторон, потер его пальцами.

— День-два? — повторил он вслед за гостем. — Что, у вас нет с собой нисколько наличных?

— Только немного мелочи, — ответил Джозеф.

— В таком случае вы можете прислать мне расчет по почте. Я вам доверяю.

— По правде говоря, — ответил гость, — я имею намерение здесь задержаться. И мне потребуются наличные.

— Если десять шиллингов вас устроят, охотно могу одолжить, — с готовностью заверил его мистер Уоттс.

— Все же я бы предпочел остаться и реализовать чек.

— Э, нет, в моей гостинице вы не останетесь, — твердо заявил мистер Уоттс. — В «Трегонвелл Армз» вы переночевали в последний раз.

— А я вам говорю, что остаюсь! — настаивал мистер Финсбюри. — Это право дано мне законом, принятым парламентом. Попробуйте меня отсюда выставить, если вам хватит смелости.

— В таком случае попрошу заплатить по счету.

— Пожалуйста, — воскликнул мистер Джозеф, швыряя хозяину чек.

— Это в данном случае не является платежным средством, — отвечал мистер Уоттс. — Прошу вас немедленно покинуть мой дом.

— Вы не можете себе представить всю степень презрения, ощущаемую мной по отношению к вам, — заявил Джозеф, подчиняясь обстоятельствам. — Но в какой-то мере я все же дам вам это почувствовать: я не заплачу по счету!

— Да черт с ним, со счетом, — махнул рукой хозяин. — Главное, чтобы вы отсюда исчезли.

— Что ж, пусть будет по-вашему, — ответил Джозеф. — Но, надеюсь, у вас хватит все же вежливости, чтобы сообщить мне, когда отходит ближайший поезд в Лондон?

— Через три четверти часа, — последовал мгновенный ответ хозяина заведения.

Джозеф оказался в трудной ситуации. С одной стороны, ему следовало бы избегать передвижения по железной дороге, поскольку именно там с наибольшей вероятностью могли караулить его племяннички, с другой же стороны, было весьма желательно, даже необходимо как можно скорее предъявить чек в банк, пока Моррис не заявил о том, чтобы денег дяде по нему не выдавали. Поэтому он решил двинуть в Лондон первым же поездом. Оставалось решить только одну проблему: чем заплатить за билет?

Нельзя сказать, что у дяди Джозефа всегда были безупречно чистые ногти, за обедом он предпочитал есть пищу с ножа. В целом он вряд ли в глазах читателя мог заслужить звание истинного джентльмена, но была у него одна положительная черта, перевешивающая все указанные недостатки, — несокрушимое чувство собственного достоинства. То ли пребывание на Ближнем Востоке было тому причиной, то ли сказалась чья-то примесь крови в роду Финсбюри, что иногда приходило в голову некоторым его клиентам. Так или иначе, когда он явился к начальнику станции, то приветствовал его поистине с восточным пышным многословием. В тесной конторке повеяло самумом, расцвели пальмы и запели перские соловьи — дальнейшее описание антуража предоставляю читателям, лучше знакомым с восточной экзотикой. Кроме того, в его пользу свидетельствовала его внешность. Униформа сэра Фарадея, хотя и неудобная и обращающая на себя внимание, во всяком случае не была нарядом, который нацепил бы на себя мошенник, а дорогие карманные часы и чек на восемьсот фунтов дополняли общее благоприятное впечатление. Через пятнадцать минут, когда подошел поезд, мистер Финсбюри был усажен в купе первого класса лично улыбающимся начальником и поручен заботам кондуктора, который полностью взял на себя ответственность за пассажира.

Ожидая минуты отправления, мистер Джозеф стал свидетелем странного происшествия, связанного, как впоследствии оказалось, с судьбами его семьи. Несколько сгибающихся под тяжестью груза носильщиков тащили по перрону ящик, вмещающий какой-то циклопических размеров предмет, и к радости многочисленных зевак с шумом и грохотом загрузили его в багажный вагон. Историку часто выпадает приятная миссия обращать внимание на планы и (говорим это со всем надлежащим уважением) прихоти Провидения. В багажном вагоне, который увозил Джозефа с Восточного вокзала Саутгемптона в Лондон, уже находилось еще не проросшее (выразимся так) зерно его будущих приключений. Надпись на громадном ящике гласила, что он должен «Храниться на станции Ватерлоо, пока не будет востребован получателем», адресована же посылка была некоему Уильяму Денту Питману. В углу того же самого багажного вагона находилась также бочка, ее адресатом значился «М. Финсбюри, 16 Джон-стрит, Блумсбери. Доставка оплачена». Оба багажа и образовывали тот мощный пороховой заряд, который только и ждал, когда предназначенная для того рука поднесет к нему огонь.