Легенда о вольном купце - Антон Кучевский

– Какой печати? – легкомысленно спросил я. Хуже ответа, наверное, нельзя было придумать в моей ситуации. Но я действительно не знал, о чем идет речь.

– Вот этой, – показал он мне тыльную сторону ладони. На ней багровым пятном виднелся все тот же чертов знак.

Глава 4. В которой меня бьют, потом бьют еще и только потом – соглашаются выслушать

Что тут еще говорить? С этими эмблемами я, конечно, дал маху. Не только не предположил, что у них может быть какая-то система для определения «своих», но даже накидку не потрудился с толстого стянуть. Тогда мной руководила брезгливость к вещам с чужого плеча. Сейчас же она вылезла мне боком.

Мне врезали несколько раз, больше для острастки, вытащили из-за ремня ключ и срезали кошелек. Тем же ключом они вполне могли переломать мне ноги, но я догадывался, что дело не их компетенции. Подтверждало догадку также то, что мне связали руки, которые сразу же занемели, и, покалывая алебардой между лопаток, гнали к пристани, как барана на бойню. Впрочем, оценивая постфактум свои мыслительные способности, с бараном я был внутренне согласен.

Открыв дверь, меня учтиво взяли под локти и швырнули вперед. Заработав еще несколько синяков в коллекцию, я, как мог, поднялся и попытался оценить обстановку, но воин врезал мне под колени древком своей алебарды и я снова повалился на грубый дощатый пол.

Послышался хриплый, прокуренный голос:

– Встать.

Я поднялся на колени, выше не смог – придержала рука в рукавице из толстой кожи с медными заклепками. Подняв голову, я обнаружил перед собой одетого в черный кафтан с какими-то кружевами дородного, крепкого мужчину с коротко стриженными черными волосами, черной бородой и почти черными глазами, упрятанными в сетке глубоких морщин. Он равнодушно посмотрел на меня, затем перевел взгляд на воина, командовавшего теми, кто доставил меня сюда.

– Что с этим, Квид?

– Украл куф у Дикого, – доложил вояка, вытянувшись по стойке «смирно». – Пытался выдавать себя за прислужника, но у него нет метки.

– Интересно… – сказано это было таким голосом, что я ощутил: этому человеку неинтересен ни я, ни другие жизненные мелочи. Сильная рука подняла меня за волосы, мужчина брезгливо осмотрел лицо, как будто я был породистой лошадью, затем рванул вверх за запястье.

– Ты глянь, – впервые в его голосе послышалась какая-то интонация. – И вправду нет. Мало того, никакой он не слуга. Посмотри на эти ладони – это какой-то дворянский белоручка.

Я обиделся. Да, в моем положении странно было чувствовать именно обиду, но я ее, тем не менее, ощущал. Между прочим, я на даче баню сам строил. И огород копал. Хотя мои ладони не сравнить с человеком, который всю жизнь занимается физическим трудом, да и мылся я сравнительно недавно, но белоручкой точно себя не считал.

– Если бы он был дворянином, мастер Хольц, он бы нам своим папашей грозил бы еще с улицы. И вы бы его слышали, – хохотнул Квид.

– Верно. Ты начинаешь показывать, что у тебя откуда-то есть мозг, – холодно произнес торговец. Затем спросил у меня:

– Ты, наверное, вор со стажем, и что-то стащил из фамильного замка? – Я молча помотал головой. – А сейчас уже все прокутил или проиграл в кости, поэтому решился на такое безумие. Знаешь, что бывает с человеком, который крадет куф у Торговой Гильдии?

Я снова покачал головой. Мощная затрещина сбила меня с ног, около глаза начало саднить – несколько мелких заноз впились в щеку.

– Советую вспомнить, что ты умеешь говорить, – поделился ценной информацией мастер Хольц. – Это смягчает возможное наказание.

– Не знаю… мастер, – процедил я сквозь зубы, даже не пытаясь подняться.

– Квид ознакомит тебя с этим необходимым ритуалом. Квид, развяжи ему руки.

Не знал я тогда, что сказать. Радоваться точно не следовало, хотя руки начало покалывать сразу – верный признак того, что отмирать они не собираются. Рывком с меня сорвали рубаху, и отвели к стене, где я сразу увидел очень неприятный предмет. Все же исторические фильмы я смотрел, пару раз, и деревянные колодки с тремя отверстиями – одно для головы, два для рук – часто мелькали на заднем, а иногда даже на переднем плане.

– Смотри-ка, спина тоже нетронутая. Точно чей-то ублюдок. Всыпь ему плетей, – приказал торговец, когда моя незадачливая туша была окончательно зафиксирована.

Я напрягся в неминуемом ожидании боли. Кожаный плетеный кнут резко свистнул, и оказалось, что к боли я не готов. Мой вопль, наверное, было слышно на другом конце города, по спине сразу побежала кровь из рассеченной кожи.

– Не слишком усердствуй. Я не хочу забить его до смерти. Двадцать раз будет достаточно.

Мне продолжало казаться, что я умру где-то после пятого удара. Потом – после седьмого, десятого. Штаны по краю пропитались кровью и потом, но я еще долгое время удивлялся, как сумел не опозориться еще больше. Но все плохое имеет свойство заканчиваться. Я потерял сознание к двенадцатому удару.

Очнулся я весьма разбитым, хе-хе. Если вы когда-нибудь ощущали себя хорошим стейком, который изрезали вдоль и поперек ножом, чтобы он лучше прожарился, можете мне посочувствовать. Я давно заметил за собой свойство к неуемному веселью в трудные моменты жизни, а этот явно был одним из самых трудных. Наверное, когда буду умирать, вообще стану самым веселым человеком в мире, неважно в каком. Во всяком случае, это первый мир, где мне всыпали плетей.

Обрел сознание я оттого, что меня любезно окатили ледяной водой. Спина тут же загорелась холодным огнем, я завыл и задергался, но колодки держали крепко. Кажется, во время экзекуции я даже прокусил губу – во рту чувствовался солоноватый привкус.

– Если ты, парень, не извлечешь из данного процесса очень важный жизненный урок, ты непроходимый тупица, – купец присел передо мной на корточки и, видимо, решил поиздеваться напоследок. – А еще ты очень шумный.

– Я… больше не стану… так опрометчиво поступать, – проговорил я, пытаясь поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но видел только носки черных, натертых до блеска туфель.

– Не бойся, транспорт мы вернем хозяину, и с тобой он не встретится. Дикий, судя по тому, что о нем рассказывают, мог бы просто снять с тебя кожу, – утешил Хольц. Поскольку я угрюмо молчал, он решил, что поучительный диалог окончен. В это время дверь распахнулась, и вошел один из людей Квида, тоже с арбалетом.

– Мастер Хольц, к вам мастер Донахью.

– Скажи, пусть заходит. А это тело выкиньте на улицу – не буду же я смущать гостя видом мелкого воришки, получившего заслуженное.

– Мастер, командир сейчас в таверне. А из наших никто не знает, где его инструменты, – виновато сказал стрелок.

– И пальцы слабоваты, Грелл? – усмехнулся Хольц. Вообще, несмотря на мою испорченную шкуру, меня снова посетила холодная объективность. А она принялась настойчиво мне шептать, что торговец не такая уж и законченная сволочь. Зачем – непонятно.

– Слабоваты, мастер.

– Значит, придется все же смутить гостя, – решил он. – Рядном мы тебя накрывать не станем, глядишь, поймешь что, поумнеешь еще больше. Мой отец всегда говорил, что хорошим тумаком можно сделать из барчонка делового человека.

Дверь снова скрипнула, послышался разговор, после которого в комнату вошел такой большой человек, что я испуганно подумал – в небольшом доме места для нас троих точно не хватит. Задавит и глазом не моргнет. Но этот господин умудрился поместиться в это крайне ограниченное пространство, а потом еще и сесть на узкую лавку, что, несомненно, показалось со стороны тринадцатым подвигом Геракла. Его голос оказался гораздо приятнее, чем скрежещущий тембр Хольца. Или мне так казалось, поскольку он не имел отношения к моему не самому лучшему самочувствию.

– Сколько зим, дружище Ковас. Это вот что у тебя за новое украшение такое? – жизнерадостно спросил он, тыча пальцем в меня.

– Заплутавший молодой человек, твердо решивший с этого дня встать на путь исправления. Лучше рассказывай, с чем пришел, Ульрик, – ответил Хольц, поудобнее располагаясь в кресле. – Или тебя лучше назвать «мастер Донахью»?

– Сам знаешь, я этим свинством никогда не страдал. Вот другим свинством… – Оба рассмеялись, затем Ульрик резко переменил настроение, судя по его грустному тону:

– Не могу вывезти золото, хоть убей. Книга Золотых Цепей орет, как неприкаянная и грозится заключением в любимой башне императора на тысячу-другую лет. А денег там прилично.

– И сколько ты должен отсыпать? – спокойно спросил торговец. Второй развел руками:

– Около тридцати двух тысяч варангов.

– Хорошо, – сдержанно одобрил Хольц, но где-то в этом кратком слове его голос все же дрогнул. Что до меня, то я и сумм таких себе не представлял. – Ты ведь второй сезон уже сидишь в этих краях?