«Был жестокий бой» - Альберт Зарипов

Откуда-то издалека прилетела мина… Обычная такая чугунная болванка со взрывчаткой внутри и взрывателем на острие. Она могла разорваться где угодно в радиусе трёх-четырёх километров от того ствола, из которого и «выпорхнула»… Но эта мина взорвалась в полусотне метров от нашей колонны… Как и следовало того ожидать, за первой «гостьей» прилетели и другие…

— К бою! — послышалось от кабины первого Урала.

Находящиеся в кузове бойцы стали выпрыгивать наружу. Я тоже был готов десантироваться в грязное месиво, но всё же не это обстоятельство заставило меня задержаться на подножке. Как говорится, альтернатива отсутствовала абсолютно. Ведь при миномётном обстреле совершенно бессмысленно выгружаться из машин и занимать боевые позиции на дороге. Потому что противник находится вне зоны досягаемости нашего вооружения. Самым лучшим вариантом было бы немедленное и страшно ускоренное сматывание из зоны обстрела. Но на такой разбитой грунтовке, да ещё и с повреждённым Уралом на буксире — это было практически невозможно.

Поэтому я продолжал стоять на подножке своей кабины и смотреть на медленно тающие облачка разрывов. Всего рвануло три мины: сначала первая в полусотне метров и ещё две поближе. Больше разрывов пока не было.

— Отставить! — прозвучала новая команда Батолина. — По машинам!

Частично выгрузившиеся разведгруппы опять полезли по своим кузовам. Даже если мы заляжем на обочине, а ещё лучше — рассредоточимся насколько это возможно… То непрерывный миномётный обстрел всё равно причинит нам очень большие потери. Ведь разлетевшиеся во все стороны осколки движутся неодинаково. Артиллерийский снаряд сначала углубится в землю и взрывается уже в ней, в следствии чего его осколки летят вверх и вбок под углом. А вот взрыватель миномётной мины более чувствителен и поэтому подрыв происходит тогда, когда бОльшая часть чугунного корпуса всё ещё находится над землёй. Поэтому эти осколки порой разлетаются строго по горизонтали. Данное обстоятельство делает миномёты более эффективным средством для борьбы с живой силой, особенно если это происходит в городских кварталах, где так много асфальта и прочих твёрдых поверхностей.

В нашем же конкретном случае мины разорвались в земле. Но никакой радости я всё же не испытывал. Если миномётный обстрел продолжится, то нас уже ничто не спасёт. Разве что побросать свои Уралы да улепётывать обратно: сначала до шоссейки, а потом и до перевала.

Но нас больше не обстреливали и мы опять поехали дальше. К этому времени уже стемнело. Кромешная ночная мгла, конечно же, пока ещё не наступила, но до этого момента оставалось совсем немного времени.

Мы проехали ещё километр. А потом наша колонна остановилась перед небольшим мостом. По видимому, они стали неким нашим проклятием. Но теперь проблема была не в размерах моста… Вся загвоздка заключалась в глубине огромной лужи, вольготно так раскинувшейся между головным Уралом и этим самым мостом.

Мои небезосновательные опасения подтвердились. Пудановский Урал смело ринулся в самую середину водной глади. Жидкое препятствие вроде бы было преодолено… Но непосредственно перед самим мостом скорость автомобиля заметно уменьшилась и по скользкому склону наш первопроходец взобрался с большим трудом. Следующим вездеходом был назначен наш четвёртый грузовик, который вёз боеприпасы. На благополучное преодоление лужи и успешный подъём на мост ему потребовалось ещё больше усилий… Поэтому я со своим водилой… В общем, мы не унывали… Хоть и загрустили, но всё же держались очень бодро.

Поэтому, когда пришёл подполковник Тарасов и сказал нам, что он не хочет рисковать… Что Денисовский Урал и мой «прицеп» могут на пару застрять в этой луже… Что сейчас нас снимут с буксира… Что колонна сейчас пойдёт дальше, но к нам на выручку обязательно кто-то приедет… Поэтому на всё это я коротко ответил: «Есть!». А мой солдат-водитель вообще промолчал.

Потом мы вдвоём смотрели на то, как и Денисовский Урал переплыл через лужу, а потом с натугой вскарабкался на мост… А ещё через минуту красненькие огоньки нашей колонны мигнули нам на прощанье, да и скрылись в полной темноте.

Так мы остались одни. В полной темноте и в обездвиженном Урале… В полном неведении окружающей обстановки и на окраине города Грозный. В котором по-прежнему шёл бой. Теперь уже ночной.

Глава 4

Ночные страсти, страхи и пожары

Прошло минут сорок. Мы сидели в кабине Урала в молчаливом и напряженном ожидании. Все фары и габаритные огни были потушены. Даже приборная панель не светилась ободками и цифрами всевозможных приборов. Само собой не горели и синие лампы внутреннего освещения кабины. И всё же…

Вокруг было очень даже светло… Справа в небе полярным сиянием переливалась «гирлянда». Местность постоянно озарялась взлетающими осветительными ракетами. Кроме них вверху ярко горели какие-то спецбоеприпасы, медленно опускающиеся вниз. Наверное, это были осветительные мины. Раньше мне никак не доводилось наблюдать их в действии. С короткими периодами ракетно-осветительного затишья на нас быстро надвигались ночные сумерки. И по-прежнему высоко справа висела переливающаяся огоньками осветительная «гирлянда», постепенно уплывающая куда-то вдаль. Но даже и при её мерцающем свете мы могли различать фруктовые деревья слева и тянущуюся перед нами лесопосадку, голое поле справа и злосчастный мост с огромной лужей, в которую упёрлась наша дорога.

Но более всего моё внимание, да и водителя тоже, привлекал город Грозный. Город, который ярко горел, причём самым натуральным образом. Зарево пожарищ, хоть и находящихся на удалении в несколько километров от нас лично… Это кое-где сплошное пламя всё же достаточно сильно освещало внутренность нашей кабины… Да так ярко, что можно было читать книжку или газету. Но самым досадным моментом являлось то, что этим заревом были освещены и наши две фигуры, торчащие в кабине наподобие грудных мишеней… Вполне естественно, что и снаружи наш грузовик Урал освещался тоже неплохо…

Время шло… Город Грозный продолжал гореть… Снаружи что-то ухало и гремело… Но за нами никто не приезжал… И мы продолжали сидеть и ждать неизвестно чего.

— Товарищ лейтенант! — глухим и срывающимся голосом сказал военный водитель. — А может нам лучше в посадку пойти?

Я понимал его состояние более чем хорошо. Ведь мы оба находились в ярко освещённой кабине автомобиля. Да и беспомощно застывший на дороге грузовик Урал представлялся нам в очень уж беззащитном положении. И предложение солдата на первый взгляд казалось вполне оправданным и разумным. Однако именно об этом я уже думал несколько минут назад. А потому мой ответ прозвучал крайне взвешенно.

— Конечно можно и в лесопосадку! — будто бы согласился я, но тут же внёс некоторую корректировку. — Только там могут быть мины. Понимаешь?

Водитель помолчал минутки две, видимо оценивая все плюсы и минусы пребывания в холодной, мрачной и неизвестно чем напичканной лесопосадке… И лишь затем тяжело вздохнул.

— Уж лучше здесь. — глухим голосом заявил он. — В кабине.

Я придерживался точно такого же мнения. Ведь и в самом-то деле!.. Уж лучше сидеть в холодной, но всё же знакомой нам кабине Урала. Чем шляться холодной ночью, да по сырой погоде, в какой-то посадке…

Минут через двадцать вокруг стало темнее… Сплошное зарево городских пожарищ постепенно затихло… Но не совсем…

— Тащ-сташ-нант! Смотрите-смотрите! — взволнованно вскричал водитель. — Что эт-то?

Я тоже заметил некоторую перемену в окружающей нас обстановке. Несколько мгновений назад погасли почти все осветительные ракеты и на резко чёрном фоне неба стремительно промелькнули огненные молнии. Этих всполохов было несколько штук и летели они сверху вниз под некоторым углом к земле. Неизвестные нам зарницы уже исчезли… Зато доселе угрюмо-чёрные городские кварталы Грозного заиграли яркими вспышками многочисленных разрывов. Через секунду-другую донеслось гулкое эхо…

— Это Град! — определил я. — Реактивная артиллерия! То есть это Град работает!

Находящиеся где-то за хребтом реактивные системы залпового огня продолжали напоминать о себе отдалённым рёвом… Тогда как их мощные снаряды всё рвались и рвались в километре-полутора от нас. Мы по прежнему сидели и ждали.

— Об-балдеть!.. — пробормотал я, глядя на непрекращающиеся взрывы и «весело» заполыхавший Грозный.

Солдат молчал и словно завороженный этим ранее невиданным зрелищем, продолжал неотрывно смотреть на разгорающийся во тьме город. Панорама перед нами открывалась действительно потрясающая… Если раньше мы из своей кабины могли наблюдать лишь громадные языки пламени, жадно пожирающие неизвестно что… То теперь мы смотрели и смотрели на занявшиеся огнём многоэтажки, стоявшие перед нами широким фронтом. Ни одна из них не вспыхнула сразу и целиком… Все эти грозненские высотки и пятиэтажки разгорались по тайно-зловещему правилу: сначала гремел мощный взрыв, потом в месте попадания снаряда или же в непосредственной близости появлялся огонь. Пожар начинался в одной части дома, а уж затем быстрое пламя набирало свою безудержную силу… И через несколько минут уже почти треть здания оказывалась охваченной всепоглощающим пожаром…