Орел и Волки - Саймон Скэрроу

— Дяди, говоришь?

— Верики. — Тинкоммий скромно улыбнулся. — Нашего государя.

Теперь Веспасиан воззрился на него с куда большим интересом.

— Ты неплохо знаешь латынь, — заметил он.

— Юные годы я провел в Галлии, разделив с дядей изгнание. Рассорился с отцом, когда тот примкнул к катувеллаунам. Если оставишь телохранителей здесь, я провожу тебя дальше.

Легат велел своим людям ждать и последовал за племянником Верики в просторное помещение с высоким потолком, поддерживаемым могучими балками. Оно не могло не произвести впечатления, и Тинкоммий это заметил.

— Время, проведенное в изгнании, привило царю любовь к римскому стилю. Необходимые переделки были закончены всего месяц назад.

— Это, безусловно, покои, достойные монарха, — вежливо отозвался Веспасиан, проходя в зал.

Тинкоммий повернулся направо и почтительно поклонился. Веспасиан, повернувшись туда же, увидел стоявшего на помосте царя. По одну руку от него располагался небольшой стол, уставленный блюдами со всяческими угощениями, по другую, уже на полу, красовалась железная, затейливой ковки жаровня, в которой потрескивали сухие поленья. Верика жестом пригласил вошедших приблизиться, и Веспасиан под стук своих подбитых гвоздями сапог, эхом отдававшийся от стен зала, подошел к повелителю атребатов.

Хотя седому морщинистому Верике уже стукнуло семьдесят, глаза его ярко светились, он был высок, худощав, но, главное, полон истинного величия, как это и подобает властителю, пекущемуся о благе страны.

Царь неторопливо доел кусочек печенья, стряхнул крошки на пол и кашлянул, прочищая горло.

— Легат, я позвал тебя, чтобы обсудить нынешние события.

— Я так и подумал, царь.

— Ты должен пресечь эти вражеские налеты. Больше так продолжаться не может. Грабители не только захватывают твои обозы, но и сгоняют моих подданных с их земель.

— Я это понимаю, царь, и сочувствую.

— Легат, сочувствием живота не наполнишь. Если мы терпим лишения из-за вас, то почему бы вам не поделиться с нами припасами с ваших складов? У вас там просто уйма всего, однако комендант гарнизона Вераний всякий раз, когда мы обращались к нему, отказывался отпустить нам хоть что-нибудь, даже самую малость.

— Он действовал в соответствии с моими приказами. Моему легиону может потребоваться все, что у нас есть.

— Все? Да в ваших амбарах наверняка гораздо больше провизии, чем вам может понадобиться когда-либо. А мой народ голодает сейчас.

— У меня нет сомнений, что эта кампания сильно затянется, — возразил Веспасиан. — Равно как и в том, что дуротриги до конца сезона захватят еще больше обозов, чем уже захватили. А потом настанет зима, и мне нужно будет чем-то кормить войска.

— А что станется с моим народом? — Верика потянулся к финикам, утопавшим в меду. — Нельзя допустить, чтобы он голодал.

— Как только мы победим дуротригов, твои подданные смогут вернуться на свои поля. Но мы не сумеем побить противника, если у моих воинов будет пусто в желудках.

Положение было безвыходным, и каждый из них это знал. Наконец молчание прервал Тинкоммий.

— Легат, а ты не задумывался, что может случиться, когда нашим людям вообще станет нечего есть? Вдруг атребаты восстанут?

Веспасиан действительно размышлял о подобной опасности, и она всерьез волновала его. Если атребаты низложат Верику и примкнут к племенам, сражающимся на стороне Каратака, генерал Плавт со своей армией мигом окажется отсеченным от побережья. А значит, и от Рутупия, и от расположенной там главной базы. Враг будет всюду: и впереди римских колонн, и позади них, и между ними. Плавту придется откатиться в Камулодунум, но, если бунт атребатов придаст храбрости и запуганным триновантам, побудив их тоже накинуться на чужаков, спасти силы вторжения от жуткой участи, постигшей почти сорок лет назад в германских лесах войска бедного Вара, сможет одно только чудо.

Римлянин подавил ворохнувшееся в нем беспокойство и сурово воззрился на влезшего в разговор старших юнца.

— Ты думаешь, ваш народ может подняться против царя?

— Не против царя, против Рима, — ответил Тинкоммий и тут же заулыбался. — Сейчас люди только ворчат. Но кто знает, на что их способен толкнуть лютый голод?

Веспасиан все смотрел на Тинкоммия, вынуждая того высказаться до конца.

— Голод — не единственное основание для недовольства. Несколько сильных родов атребатов с неодобрением поглядывают на наш с вами союз. Сотни наших лучших воинов даже сейчас сражаются на стороне Каратака. Риму не следует принимать верность нашего племени как нечто самое собою разумеющееся.

— Понятно, — надменно приподняв бровь, слегка улыбнулся Веспасиан. — Ты угрожаешь мне?

— Нет, мой дорогой легат, — вмешался Верика. — Совсем нет. Ты должен простить запальчивость юности. Молодые люди склонны преувеличивать, верно? Тинкоммий всего лишь обозначил угрозу, но, как бы ничтожна она ни была, о ней стоит помнить.

— Справедливо.

— В любом случае, тебе следует знать, что сейчас мое положение достаточно прочно, однако, если голод начнет терзать наших людей, все может перемениться.

В зале явно росла напряженность, способная в любой момент прорваться потоком совсем не дипломатических нападок и обвинений. Грубая, наглая и беззастенчивая попытка его припугнуть не могла не разгневать Веспасиана, однако он подавил свои чувства, чтобы заново оценить обстановку. То, что далеко не все атребаты проявляли лояльность по отношению к чужеземцам, уже само по себе было плохо, и не следовало усугублять ситуацию, ссорясь с теми, кто еще держался за этот союз.

— Чего вы хотите от меня?

— Передай нам ваши припасы, — ответил Тинкоммий.

— Это невозможно.

— Тогда предоставь нам довольно солдат, чтобы они выслеживали и уничтожали рыщущих по нашим землям врагов.

— Это тоже невозможно. Я не могу выделить ни одного человека.

Тинкоммий пожал плечами.

— В таком случае мы не можем гарантировать верность наших людей.

Этот довод звучал уже не впервые, и от хождения по кругу Веспасиан опять стал закипать. Должен же быть хоть какой-нибудь выход из этого тупика? И тут его осенило.

— А почему бы вам самим не разобраться с этими шайками?

— Какими силами? — возразил Верика. — Твой командующий разрешает мне иметь личную стражу в пятьдесят человек. Этой горстки едва хватает на то, чтобы охранять царский двор, не говоря уж о стенах Каллевы. Что могут сделать пятьдесят человек против хотя бы той банды, что налетела сегодня на твой обоз?

— Тогда собери побольше воинов. А я попрошу Плавта отменить ограничения на численность твоего войска.