Честь - Георгий Ишевский

«ВАЛЬС», — громко и четко возгласил распорядитель танцев.

Великий Князь склонил голову перед седеющей, слегка располневшей, но сохранившей прелесть женского очарования, женой директора корпуса, и открыл бал. Его примеру последовала молодежь и зал закружился в первом вальсе.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ КОНСТАНТИН

Великий Князь Константин Константинович долгое время занимал ответственный пост Августейшего начальника военно-учебных заведений. Ему было вверено воспитание и образование молодежи, и едва ли во всей России можно было найти более достойного и подходящего государственного деятеля, быстро сумевшего направить это воспитание в широкое, национальное русло прекрасных и незыблемых традиций русской армии и флота.

Высокообразованный человек, писатель, поэт, музыкант, он был тем «добрым сеятелем», который щедрой рукой бросал на зеленые нивы молодости зерна: отеческой любви, ласки, заботы, добра и в сердцах кадет оставил по себе нетленную память. Глубокая чуткость, безгранная возвышенность мысли, любовь ко всему прекрасному и простота были национально-религиозным обликом Великого Князя — человека.

С момента первого посещения корпуса в 1900 году у Великого Князя с симбирскими кадетами установились, и пожизненно сохранились, особо теплые отношения. По его отъезде из корпуса, неизвестно по чьей инициативе, директора ли корпуса, или по почину самих кадет, все кадеты корпуса написали Великому Князю личные письма. Письма были переплетены в три книжки, по количеству рот корпуса, обтянуты обложкой художника П. И. Пузыревского, и с препроводительным письмом директора корпуса вручены Великому Князю. Эти письма были невидимыми нитями того обожания, которое Великий Князь навсегда оставил в сердцах симбирских кадет.

…«Я все это читал и перечитывал с умилением и даже иногда со слезами радости… Особенно растрогали меня два письма кадет. которым угрожало исключение из корпуса за дурное поведение. Я разрешил оставить их в корпусе, чтобы дать им возможность исправиться… Не могу описать тебе радости быть опять у моих симбирцев. К ним у меня особенно нежные, идиллические чувства.»

Так писал Великий Князь своей сестре королеве Эллинов.

Каждый приезд Великого Князя в корпус был праздником для кадет. Как-то по другому текла согретая теплом искренней заботы казенная жизнь корпуса, как-то радостно и легко дышалось. Так было и в его настоящий приезд. Доверив оффициальную часть инспекции корпуса прибывшему с ним, деловому и на вид суровому, но доброму генералу Лайминг, Великий Князь все время проводил среди кадет, кочуя из одной роты в другую. Он не любил, когда в общении с кадетами его сопровождает администрация корпуса и, чаще всего, появлялся неожиданно там, где его меньше всего ждали. В часы уроков он ходил из одного класса в другой, проверял знания кадет по разным предметам, спасал утопающих, которым в журнале сам ставил несколько повышенную отметку, впоследствии называвшейся «великокняжеской».

…Пять часов вечера… В третьей роте перед вечерними классными занятьями последний шум, беготня, крики…

— Смирно! — зычным голосом, стараясь заглушить многогласый шум разбушевавшейся детворы, кричит дежурный воспитатель при неожиданном появлении Великого Князя.

— Здравствуйте, дети! — радостно восклицает Великий Князь, не дожидаясь рапорта дежурного офицера.

— Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество! — нестройно звучат детские голоса с разных мест длинного ротного зала. Из классов высыпали все кадеты… Окружили кольцом Великого Князя. Начинаются игры… чехарда… бег на перегонки… бег в мешках… Шумно, весело и просто. Великий Князь сам руководит играми и раздает победителям пакетики с конфетами. Дядьки приносят канат, пробовать силу — кто кого перетянет. Первые отделения 1-го и 2-го классов против вторых отделений тех же классов.

Кадеты с шумом берутся за канат: впереди силачи и в конце слабосильная мелюзга 1-го класса. Великий Князь, дежурный воспитатель, и только что прибывший в роту полковник Евсюков, стоят в центре. Свисток дежурного воспитателя… Все смолкло… потянули… Первое время, пока не иссякли силы, обе стороны стойко отстаивают свои позиции. Великий Князь подбадривает тех и других, лицо все чаще и чаще озаряется доброй улыбкой, отражающей любовь к детям. Вдруг кадеты вторых отделений сделали один, другой, третий удачный рывок, противник зашатался и, потеряв баланс, заскользил по полу. Великий Князь перебежал на сторону слабых, взялся за канат, восстановил равновесие сил, и через несколько секунд черная экзальтированная масса покатилась обратно, заскользила и, оглашая воздух детскими, звонкими голосами, как орехи, рассыпалась по паркету. К радости одних и к горечи других сторона Великого Князя победила… Побежденные и победители плотным кольцом обступили Великого Князя. С разных сторон искорками беспредельного обожания горели детские глаза.

— Ну, а теперь, дети, по классам… — готовить уроки… Я завтра приду и буду спрашивать вас… Я строгий, — закончил Великий Князь, с улыбкой оглядывая коротко стриженные головы кадет.

Кадеты молча побрели в свои отделения, унося в своих сердцах ласку и тепло, согревшие их маленькую казенную жизнь…

…Шесть часов утра… Час подъема… Великий Князь в спальне 2-ой роты. Со всех сторон слышится сладкое посапывание крепкого, молодого сна… Оторопевший от неожиданной встречи с Великим Князем горнист, надув румяные щеки, нестройно трубит утреннюю зорю. Великий Князь с улыбкой наблюдает, как, испуганные резким звуком трубы, просыпаются, вскакивают кадеты, идет с ними в просторную умывалку, где из больших подвесных кранов плещется холодная вода, до красна разогревая детские мускулистые тела; сам делает утренний осмотр, журит за плохо вычищенные ногти, с ротой поет молитву перед ротным образом и с аппетитом ест холодную кадетскую котлету, отпивая из кадетской кружки сладкий горячий чай.

За четыре дня пребывания в корпусе Великий Князь не пропустил ни одной трапезы, и желанным дорогим гостем побывал на каждом столе огромной корпусной столовой. Для всех, в зависимости от возраста, у него находились простые теплые слова, оставлявшие в сердцах кадет глубокий след обожания. С малышами, только что оторванными от семьи и еще не свыкшимися с суровой обстановкой корпуса, он шутил, рассказывал смешные истории, радовался их веселому смеху, и сам хохотал с ними. С юношами 2-ой роты он вел более серьезные беседы: о необходимости хорошо учиться, быть примерного поведения и постепенно подготовлять себя к высокому званию будущих учителей солдат. Во время завтраков и обедов с кадетами выпускного класса Великий Князь любил повторять одну и ту же фразу. Задумается, окинет ласковым взором кадет, и как то проникновенно скажет:

— В мире я самый счастливый отец… У меня 15 тысяч сыновей в возрасте от 10 до 17 лет, и все кадеты, все будущие верные защитники Отечества и Престола.

Остается неизвестным, знал или не знал Великий Князь, что его аппетит и повышенная любовь к кадетскому столу приносили большой убыток инвентарю корпуса, ибо в силу прекрасной юношеской традиции, каждая тарелка, на которой он ел, каждая кружка, из которой он пил, забиралась кадетами, разбивалась на мелкие кусочки и раздавалась на память. Особенно ценились кусочки с нетронутой буквой «К». Корпусная посуда была белая с синими буквами С. К.

Эти кусочки разыгрывались в лоттерею, имевшую 10 билетов по числу кадет за столом. Администрация корпуса, конечно, знала о существовании этой, на первый взгляд может быть не совсем разумной, традиции, но она всемерно поддерживала ее, как выявление чистой детской любви к Великому Князю.

ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ПОДКЛАДКА

Дедушка «Крокодил» был корпусной швейцар и едва ли кто-либо из кадет корпуса знал его настоящее имя. Знали только, что он бывший солдат времен Александра 2-го, что вот уже 20 лет, верой и правдой, служит в корпусе. Красивый, статный старик с копной вьющихся седых волос, с холеными седыми усами и бакенбардами, он с достоинством носил шитую галунами ливрею и никогда не потворствовал шалостям кадет на территории швейцарской комнаты. В деле же сохранения традиций корпуса, зачастую не совсем разумных, он, пренебрегая возможной ответственностью, был всегда на стороне кадет и в трудные минуты даже был их помощником.

Так было и теперь… Традиция корпуса повелевала, чтобы даа кадета 3-ей роты, помещавшейся на одном этаже с швейцарской, во время завтрака вырезали красную генеральскую подкладку с шинели Великого Князя. Вырезанная подкладка передавалась в строевую роту, где доморощенные портные резали ее на мелкие кусочки, по числу кадет корпуса, и раздавали каждому кадету, как память посещения корпуса Великим Князем. На перемене, после второго урока, оба отделения 2-го класса тянули жребий, кому быть подкладочными хирургами. Жребий достался Искандару Мальсагову и Жоржику Брагину.