Ложь от советского информбюро - А. Лысев

4 июля откомандировали в штаб КАД (командующий артиллерии дивизии). Вышли в 5 часов, пришли в 17 часов.

В ночь на 5 июля у меня украли полевую сумку и вещевой мешок у Родинова. В сумке было все мое крайне необходимое имущество в наших условиях. Бритва опасная и безопасная, мыло, линейка, карандаши, тетради и блокноты, носовые платки, ножницы, конверты, бумага. Пилотку вор одел мою, оставил свою, грязную.

Были у нас во взводе два вора, один молодой Борька — карманник, второй тоже Борис, средних лет, взломщик.

8 июля получил письмо от сына Толи. «Папа, мы переехали в Колпино. Три дня окапывались. Нам троим пришлось поработать крепко. Накаты таскали издалека, устали здорово, да и земля попалась плохая, с кирпичами. Город Пушкин от нас недалеко, километров семь».

19 июля утро пасмурное, но в 10 часов погода стала лучше, появилось солнце. Подъем в 6 часов, в 8 утренний осмотр, снимают рубашки, проверяют на вшивость, но это очень редко, когда вши есть у кого-либо. В баню ходим через 10 дней. Белье дают чистое, мыла достаточно. Баня хорошая.

20 июля получил письмо от брата Ивана. «Нахожусь в очень плохом положении, дали мне носить ручной пулемет, заставляют бегать с ним бегом, а ноги у меня совсем плохие. Придется умирать раньше времени. Скоро отправят под Старую Руссу. До свидания! Твой брат И. В.»

26 июля получил от сына Толи письмо. «Ехали через Ленинград по железнодорожному мосту. Приехали на старое место в Синявинские болота. Носим бревна по болоту для землянок. Когда мы выберемся из болота, не знаю. Живу по-старому. Твой сын Анатолий».

2 августа. Стоим на берегу речки, блиндаж сухой. Столик хороший деревенский стоит посередине землянки. На столике — мои бумаги, чернильница с чернилами, керосинка. Коробочка для перьев, стакан для карандашей и букет цветов. Погода стоит хорошая. На нашем участке тихо, нет выстрелов. Вдали, километров за 70 от нас по направлению к Синявину слышна канонада уже четыре дня. Обедами пользуемся с кухни АХЧ (административно-хозяйственная часть), кормят замечательно. Утром в 8 часов завтрак, обед в три часа дня, очень вкусные первые и вторые блюда. Ужин в 8 часов вечера. Времени свободного много, ходим за малиной. Сегодня принес целый котелок малины, пополам со смородиной. Настроение хорошее, начальство замечательное. В 10 часов вечера уже темно, приходится сидеть с лампой. Утром встаем в 7 часов. Спим больше, чем положено. Читаю Лермонтова.

5 августа получил письмо от Толи. «Здравствуй, дорогой папа! Письмо твое получил 24 июля. Прости, что сразу не ответил. Не было времени, у нас война, стреляем по фашистам. Я жив и здоров, но очень устал, спать хочется. Нахожусь с нашими пушками на ПНП (передовой наблюдательный пункт) в роте со своей рацией, работает она хорошо, связь все время есть.

Об успехах говорить еще рано. Твой сын Анатолий».

5 августа временно работаю в штабе КАД 80-й стрелковой дивизии,[19] переписываю разведсводки для отправки в штаб армии и, одновременно, выполняю свою основную работу.

С 13 по 16 августа четыре дня работаю у начальника снабжения 80-й стрелковой дивизии, Евгения Викторовича Фроста. Помогаю Тосе составить квартальный отчет. Погода пасмурная, временами дождь. Живу тут же на берегу речки вместе со связистами втроем. Слободенюк и Самохвалов ребята хорошие, живем дружно. Самохвалов скромный тихий парень, уроженец с Волги. В свободное время он поет приятным тенором. Пел он в то время новую замечательную песню «За городом Горьким, где ясные зорьки, в. знакомом поселке подруга живет». И особенно нежно и грустно у него получается, когда он, вкладывая все свое умение и душу, пел: «Вчера говорила, навек полюбила, а нынче не вышла в назначенный срок».

Тишина, стрельбы почти нет, только ночью была слышна стрельба в направлении Мги. Малина уже осыпалась. Очень много брусники. Настроение неплохое.

17 августа получил письмо от Толи. «Здравствуй, дорогой папа! Письмо твое получил, спасибо за него. Я нахожусь на ПНП, оттуда лучше корректировать огонь, а то еще попадешь по своим. Папа, за меня не беспокойся, когда меня ранило, я с ПНП[20] не уходил двое суток, пока мне не дали смену, а то некому было работать на рации. Немцы пошли в атаку, я стал просить огня по радио, но перебило антенну. Я стал ее исправлять, в это время меня ранило, пуля пробила палец на правой ноге, но антенну я исправил. Сейчас я поправляюсь. Нахожусь на батарее, работаю на рации. Так что, за меня, папа, не беспокойся, я комсомолец. Неделю тому назад я был в пятом поселке. Там осталась только одна «семья»: кот, кошка и котята и такие гордые. Как они остались в живых, не знаю. Я очень удивился, когда их увидел. Живут они в ДЗОТе. До свидания, папа! Будь здоров, жду твоих писем. Твой сын Анатолий».

В тот же день получил письмо от брата Ивана. «Добрый день, дорогой брат Вася! Письмо твое получил, рад, что ты жив, здоров. Мы проходим тактические занятия с боевыми патронами по болотистой местности, ходим по пояс в воде. Мне дали ручной пулемет. Таскать его очень тяжело, он с дисками весит 11 кг. Здесь у нас все время идут дожди. Ботинки у меня худые, все время полны воды. До Старой Руссы 10 километров. Ты, Вася, пишешь, что в любых условиях надо быть бодрым, но, если ноги не ходят, на крыльях не полетишь. До свидания! Твой брат И. В.»

Мой брат Иван в своих письмах всегда выражал недовольство. Писал, что ему очень тяжело, и ноги больные, и ботинки рваные, кормят плохо. Я в своем письме здорово отругал его за его такое нехорошее настроение. Но потом понял, что я был неправ, и напрасно его обидел. Условия в пехоте действительно более тяжелые, чем у нас в артиллерии. Он писал мне правду.

19 августа получил письмо от Аси из Торжка.

Получил письмо из Омска от моего друга В. А. «Здравствуй, дорогой мой друг Василий Васильевич! Письмо твое получил, очень рад, спасибо за него. Письмо очень интересное, но, к великому сожалению, я не представляю, где ты теперь находишься. Когда читал о Толе, мне напоминало всю нашу ленинградскую жизнь. У нас ходят упорные слухи, что наш завод здесь в Омске долго не задержится. Как только будет полностью снята блокада, мы будем возвращены в Ленинград. Мы живем пока сносно. В настоящее время с продуктами стало лучше, потому что копаем свою картошку. До свидания! Будь здоров. Твой друг В. А.»

Получил письмо от брата Ивана. «Добрый день, брат Вася! Письмо твое получил, спасибо за него. Я нахожусь от фронта в 4-х километрах. Пришли ночью, находимся в лесу в палатках. Немцы всю ночь обстреливали из минометов. Сегодня в ночь идем на передовую рыть окопы, так, может, и не придется вернуться обратно. Пиши, может еще буду жив, а убьют, так не поминай лихом. После войны, если останешься жив, так сколько-нибудь поможешь моей жене и сыну. До свидания! Твой брат Иван».

29 августа тихо, выстрелов не слышно. Погода замечательная. Живем хорошо. Находимся около КП (командный пункт) дивизии. От деревни Оломны — 7 км, от деревни Дуплево — 1,5 км.

Командир нашей дивизии генерал Абакумов очень любил аккуратность и дисциплину. Требовал их от каждого подчиненного, как с солдат так и с офицеров. Он никогда не проходил мимо бойца, который не отдаст ему приветствия, немедленно потребует и не упустит, если у бойца нет пуговицы, заставит пришить ее. Я тоже имел с ним встречу на узкой дорожке, спрятаться было некуда. Дело было так. Выдали нам новые фуфайки. Я сразу же и одел ее, мне срочно надо было пойти в штаб КАД. Иду я по неширокому настилу, место болотистое, плотный мелкий лес. Вижу из-за поворота навстречу мне идет генерал, за ним свита человек восемь, идут тоже по настилу. Бежать в сторону в лес уже поздно, да и неудобно. Я отскочил в сторону, взял правую руку под козырек, немного развернулся к нему лицом. Он поравнялся со мной, остановился и тоже руку взял под козырек. «А почему у вас погон нет?» — спрашивает меня. «Не успел пришить, товарищ генерал!» Мол срочно вызвали меня в штаб. «А фуфайку одеть успели?! Идите доложите начальнику штаба, что я сделал вам замечание». Я пришел в штаб КАД (Командующего артиллерийской дивизии). Начальником штаба КАД уже был полковник тов. Кузанов В. П. Доложил ему. Он сказал мне: «Иди и пришей сейчас». Я так и сделал. Начальником штаба дивизии в то время был пожилой высокого роста с некрасивым угреватым лицом мужчина (фамилию его не знаю). Носил он не военную форму, а длинное узкое пальто на лисьем меху с меховым воротником. Выглядел смешно, как баба рязанская. Однажды в таком виде его увидел генерал Абакумов. Вызвал к себе, отчитал его и предупредил, чтобы он никогда в таком виде не появлялся.

Большим авторитетом пользовался у нас генерал Абакумов. Он был честным и правдивым. Я несколько раз проводил беседу в нашем взводе, изучали его биографию. Он на военной службе был с юношеских лет, мальчишкой пришел в Красную Армию в Гражданскую войну. У него было 75 разных наград. В то время еще не было ни медалей, ни орденов. Некоторые награды я помню: золотые часы, сабля в серебряной оправе, наган, маузер — именные и т. д. Я неоднократно видел, как наш генерал каждое утро выходил из землянки раздетым, в одной рубашке без головного убора, а на улице метель и мороз, брал в обе руки гири и делал упражнения. Конечно, он занимался гимнастикой, когда была возможность, в периоды затишья. Но, к сожалению, комдивом нашей 80-й дивизии он был всего несколько месяцев, его перевели с повышением в другие части. Нам дали комдивом полковника Иванова.