Беру тебя напрокат (СИ) - Трифоненко Елена

Самого Стамбула в видео чертовски мало, зато Ники — достаточно. Треть видео она разгуливает в полотенце, еще треть — в купальнике. Оставшееся время нам предлагается гадать, задерет ли морской бриз ее до неприличия короткое платье.

В душе у меня поднимается легкое раздражение. А где, мать вашу, уютные южные улочки? Где знаменитый Гранд-Базар? Где Босфор?

Но я, конечно, отключаю в себе критика. А может, он сам вырубается от эстетического восторга. Я ставлю Нике лайк и пишу комментарий в духе: восхищен — давай еще. А потом зачем-то кошу глазами на коммы других подписчиков.

«Клубничка, выходи за меня!»

«Я бы вдул».

«Малышка, я сегодня видел тебя во сне. В эротическом».

«Ну и страшила!»

Взгляд спотыкается о последний выпад, и я буквально на автомате набиваю ответ: «Проверь зрение, болезный! Ника — красотка!»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В душе тут же разливается удовлетворение. Даже странно! У себя на канале я уже лет сто хейтерам не отвечаю — не интересно. Я и Тоху так настроил (он иногда переписывается с подписчиками от моего имени): всех недовольных — в игнор.

«Ника, сколько ты стоишь? Почему нигде нет подробного прайса?»

М-да, еще один юморист! И откуда только вы, уроды, вылезаете?

«Отвали от девушки. По-хорошему» — пишу я в ответ на этот перл.

Впрочем, следующий коммент не лучше.

«Никуся, покажи сисечки — задонатю твоему каналу тысяч десять!»

И тут я не могу «смолчать»: «Дядя, а шел бы ты…»

— Ты чего творишь, Никитос? — восклицает подошедший зачем-то Тоха. — На фига ты пишешь Клубничке? Вы только на лайнере должны познакомиться.

— Все нормально, Тох, — отмахиваюсь я. — Я вполне могут быть ее давним фанатом.

— Не надо! — шипит он. — Не надо, блин, самодеятельности.

Резко крутанувшись на стуле, я пронзаю Тоху взглядом. Вид у него, как у разъяренного быка: зрачки сужены, губы нервно подрагивают. Кто-то совсем забыл о субординации? Я угрожающе подаюсь вперед:

— Оставь этот командирский тон, брат. Я сам буду решать, что и когда делать. Не нравится — ищи себе другую работу.

Тоха мигом теряет боевой задор, медленно пятится:

— Я же хочу, как лучше.

— Не сомневаюсь.

Мой телефон опять тренькает. Снова «Ватсап». Снова Ника!

Я с трудом прячу идиотскую улыбку. Тут же отворачиваюсь от Тохи и утыкаюсь в телефон. Вот только ожидает меня отнюдь не приятный сюрприз.

«Оставь в покое моих подписчиков! — пишет злючка. — Какого черта ты вообще забыл под моими видео, рыцарь диванный?»

Вот это да! Я ее тут защищаю, а она обзывается. Мне становится чертовски неприятно. Признаться, я совсем на другую реакцию рассчитывал — пусть не на благодарность, но хотя бы на большее расположение с ее стороны.

«У нас свободный интернет, — отвечаю я, натыкивая кучу смайликов. — Где хочу, там и пишу!»

«О’кей! — отвечает она голосовым сообщением. — Не понимаешь по-хорошему — отправляйся в бан!»

Я даже ушам своим не верю. Она что, прикалывается? Или ей нравится читать все эти тупые приколы озабоченных?

Я пытаюсь еще что-нибудь прокомментить и понимаю, что Ника не блефовала. Она реально меня заблочила. Не, она вообще нормальная? Что-то сомневаюсь.

Захлопнув ноут, я выхожу подышать на балкон. Мелкий дождик спешит плюнуть мне в лицо. Ветер треплет волосы.

Ой, да к черту эту злючку! Тоже мне — королева «Ютуба». Подписчиков — кот наплакал, а самомнение — с Эверест.

Ворона с березы по соседству осуждающе каркает.

Ну да, я тоже хорош! Который день скачу вокруг этой фифы как щеночек — только что хвостиком не виляю. Не стоит она того. Она всего лишь безмозглая кукла с гонором. Пустышка! А то, что я так из-за нее завелся, — это фигня. Это у меня просто с голодухи.

Я нахожу Тохину эсэмэску с номером Ангелины-Одри и, забив последний в контакты, тут же нажимаю на «Вызов». Удача мне благоволит: Ангелина почти мгновенно снимает трубку.

— Да.

— Привет, детка, — я чуть понижаю голос, чтобы он звучал сексуальней. — Встретимся сегодня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 4. Вероника

Я опять раскачиваюсь на стуле. За линолеум неспокойно, но держать себя в руках не получается. В душе все кипит. А еще хочется немедленно отправиться к Петрову и надеть ему на голову какой-нибудь горшок с фикусом. Вот с какого перепуга он изображает героя у меня в комментариях? Думает, я впечатлюсь и забуду всю ту грязь, что он на меня вылил?

В комнату вваливается Женька, ее щеки полыхают румянцем, а в глазах — нездоровый блеск.

— Слушай, а вот эту кофту брать? — спрашивает она, потрясая перед моим лицом чем-то пушистым.

— Зачем? — вздрагиваю я. — Это же что-то зимнее.

— Но вдруг на лайнере будет холодно вечером?

— Не будет.

Женька обиженно поджимает губы:

— А я все-таки возьму кофту. И шапочку, пожалуй, тоже: мне только отита не хватало!

Я снова вздрагиваю:

— Ты что, уже чемоданы там собираешь, что ли?

Она смущенно прячет глаза. Ужас!

— Жень, мы вылетаем в Геную только через несколько недель! — напоминаю я и качаю головой.

Сестра нервно хихикает:

— Ну ты же знаешь, какая я медлительная! Я как раз к июлю и закончу упаковывать вещи.

— И все же…

— Слушай! — перебивает она. — Я совсем забыла: надо сгонять в аптеку — закупиться всем необходимым.

— Женя, прекрати панику! — прикрикиваю я, но сестра пулей вылетает из комнаты, а через секунду хлопает входная дверь.

М-да, кажется, сегодня, минимум, один аптекарь в нашем городе станет богаче.

На меня бетонной плитой наваливается чувство вины. Мне казалось, что сестра обрадуется, когда я сообщу ей про круиз, но она, наоборот, ужасно разволновалась. Женька у нас заядлый домосед. Я регулярно вытаскиваю ее из дома, но она так и не «втянулась» в путешествия. В каждую поездку она собирается так, будто готовится к концу света: обязательно берет с собой компас, жгут для раненых конечностей и охотничьи спички.

И бесполезно объяснять ей, что мы просто погуляем, например, по Сочи, а ночевать вернемся домой. Женька всегда уверена, что все пойдет не так, как запланировано. А еще она не умеет плавать, потому при слове «круиз» даже закачалась слегка. Я, конечно, поспешила напомнить ей о возможности полюбоваться европейской архитектурой, но делу это не помогло.

«Ну ничего! Еще войдет во вкус», — говорю я себе и пытаюсь сосредоточиться на монтаже. Ничего, впрочем, не выходит. С тех пор, как я согласилась работать с Петровым, он постоянно в моих мыслях. Вот и сейчас… нестерпимо хочется понять, какого черта он бросился меня защищать. Неужели осознал, что был не прав полгода назад, и решил загладить вину? Хотя нет, быть этого не может. Такие, как Петров, никогда не испытывают угрызений совести.

Вернувшись из аптеки, Женька устраивает мне сцену:

— Ника, я все-таки не поеду. Я вспомнила, что в четыре года мне снилось, будто я стала жертвой кораблекрушения.

— И что? — невольно ухмыляюсь я. — Мне в том году постоянно снилось, будто меня на костре сожгли, но я, как видишь, на шашлыки регулярно езжу — и ничего.

Женька закатывает глаза:

— Нет, ты не понимаешь…

По ее лицу, мгновенно теряющему краски, становится ясно, что ничего хорошего меня не ждет. Ох, как же не вовремя! Вздохнув, я решаюсь на откровенность:

— Жень, я тебя не просто так с собой зову. Мне нужна твоя поддержка.

— Тебе? Поддержка? — ее глаза широко распахиваются.

Я вкратце пересказываю ей подробности контракта с Петровым. В моем пересказе звучит все довольно дико. Сестра слушает меня открыв рот, а потом медленно мрачнеет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как-то это все странно… Тебе не кажется?

— Именно поэтому я и зову тебя с собой. Мне еще никогда не приходилось изображать чью-то девушку, потому я надеюсь на твои советы. Все же в делах сердечных ты лучше меня разбираешься: постоянно всякие книжки психологические читаешь.