Пётр Первый - проклятый император - Андрей Буровский

Но узкие ткани пережили эпоху указов Петра в глуши, в деревне, в провинции, куда не дошли эти указы, где их никто не читал, а если и читал — не исполнял. Для ткацких же мануфактур под Холмогорами указ оказался губительным, потому что широких станков, принятых в европейских мануфактурах, тут попросту не было. А если даже их и ввезли бы из–за границы (в чем не было ни малейшей необходимости), ставить такие станки было негде.

Холмогорские ткацкие предприятия работали по принципу «рассеянной мануфактуры» — работницам выдавали сырьё, платили, и они вырабатывали продукцию дома, а потом сдавали ее купцу. Это в Европе (и то не всегда и не везде) работники приходили из дома на производство, где и стояли станки.

В результате северные ткацкие мануфактуры пришли в совершеннейший упадок.

Кроме того, во время своей поездки на север Петр обнаружил «ужасную» вещь: дикари из Холмогор делали «неправильные» обводы судна! Не такие, как в Голландии! Правда, эти «неправильные» обводы корабелы делали вовсе не по невежеству, а потому, что строили корабли, приспособленные к плаваниям по ледовитым морям. Голландский–то флот даже в Балтийское море почти не плавал и севернее Эдинбурга не забирался; да, голландские корабли ходили быстрее — но они никогда не смогли бы плавать в таких широтах и в такой ледовой обстановке, как корабли поморов.

Указ Петра, повелевавший поломать все «неправильные» корабли и построить на их место «правильные», с такими же обводами корпуса, как в Голландии, привел к катастрофическим последствиям. Даже к более катастрофическим, нежели указ про ширину холстов. Ведь ткацких станков в Московии было сотни тысяч, и чтобы их всех поломать, потребовалась бы, чтобы вся армия и весь чиновничий аппарат не занимались бы ничем другим. К счастью, у Петра были и другие занятия.

А вот кораблей было всего несколько сотен, все они базировались всего в нескольких портах и были очень заметны. Корабли, соответственно, сломали, из сырого леса, наскоро, стали строить другие, но, когда построили, мореходными качествами прежних они вовсе и не обладали. Россия, русское Поморье, навсегда потеряла свой приоритет в северных морях; свое «ноу–хау», позволявшее ей очень уверенно конкурировать с любыми иноземцами и осваивать Субарктику и даже Арктику.

Ударил этот указ и по строительству кораблей, которые должны были ходить по Волге и по Каспийскому морю. Каспийские бусы строили в нескольких местах по Волге и по Оке; бус был огромным судном с водоизмещением до 2 тысяч тонн и длиной по палубе до 60 метров.

Для сравнения — ни одна из каравелл, на которых Колумб доплыл до Америки, не имела водоизмещения больше 270 тонн. Галеоны, на которых вывозились богатства Америки в Испанию, имели водоизмещение от 800 до 1800 тонн, и лишь немногие из них достигали размеров каспийского буса. Водоизмещение большинства торговых кораблей Голандии и Англии, в том числе ходивших в Индию, в Америку, на остров Ява, не превышало 300—500 тонн. На этом фоне даже коч, поморская лодия, водоизмещением до 500 тонн, весьма мало отличался от европейских кораблей по размерам, а каспийский бус их значительно больше.

Указы Петра уничтожили строительство этих кораблей, и спустя 50, 100 лет пришлось заводить флот, что называется, на голом месте.

Или вот указ про то, что помещики должны доносить про полезные ископаемые, которые скрываются в их землях. Если же помещики злым умыслом скроют эти полезные ископаемые — кнут, ссылка, отнятие имений, разжалование, опала! Откуда помещик, при полном отсутствии специального образования, без подготовки, сам–то узнает про эти полезные ископаемые — бог весть. Да и какие именно залежи и чего считать «залежами полезных ископаемых»? Скажем, хорошего качества песок — «полезным ископаемым» считать? А если его так мало, что годится такое месторождение только для самого поместья?

Был даже издан указ, в котором Петр подробнейшим образом рассказывал, как надо жениться. Как и когда производится помолвка, через сколько недель после нее уже можно и венчаться, что надо спрашивать и у молодых людей их желания, а не «творить брачные узы» без них, «одним родительским соизволением». А если кто–то ослушается, будет жениться не так, как написано в указе, — тогда и жениха, и невесту, и всех родственников — кнутом их, забить в кандалы, сослать в отдаленные губернии… в общем, обычный набор, повторяемый из указа в указ.

Сечь кнутом и ссылать следовало тех, кто будет крыть крыши досками вместо введенных указом черепицы, дранки или дерна; тех, кто ставил печи на полу, а не на специальном фундаменте; тех, кто не обмазывает глиной потолки; кто копает могилы не так, как велит Петр. Каторга угрожала всем, кто выделывает кожу для обуви дегтем, а не ворванью, кто не ходит в церковь по воскресеньям, кто ездит на невзнузданных лошадях и выпускает скотину без присмотра. В Петербурге под страхом каторги нельзя было пользоваться весельными лодками для переправы, а можно было только парусными; подробнейшая инструкция, как надо чинить, чистить, красить и сушить парусные лодки, занимала три страницы текста. Священнику, который ведет церковную службу небрежно, а во время литургии не «упражняется в богомыслии», тоже грозили кнут и ссылка.

Тут, правда, опять возникают вопросы: например, где найти критерий небрежности, с которой священник ведет службу, и как определить, упражнялся ли он в богомыслии? Определить, правильно ли красят лодку, все же несравненно проще. Указы Петра очень часто настолько неопределенны, допускают такие широкие толкования, что на основании хотя бы вот этого указа вполне можно хоть всю Православную церковь, и всех прихожан, и всех жителей Петербурга, и всех вступающих в брак вполне в одночасье «замести», перепороть кнутом и ссылать прямо рядами и колоннами.

Остается только радоваться, что большая часть указов Петра никогда не была реализована. Большая часть из них просто не попала в провинциальные канцелярии — туда, где указы надо было начать исполнять. А если и попадали, то канцелярии на местах боялись что бы то ни было делать, и провинциальные чиновники старались не обращать на себя внимания.

Был, правда, случай, когда указ Петра честно пытались исполнить: вятский воевода Чаадаев честно постарался исполнить очередной указ про то, что воевода должен «заботиться о сиротских домах, академиях и школах, а также госпиталях». Сиротского дома в патриархальной Вятке не было, академии на всей Руси были в двух только городах: в Москве и в Киеве. Воевода основал только школу; нашел для нее помещение, учителей, а вот учеников для школы не было. Тогда воевода пошел по пути, от которого не отказался бы, вероятно, и сам Петр: воевода послал по территории уезда солдат и драгун, чтобы они наловили нужное число подростков, подходящих по возрасту в ученики. Именно эта попытка вошла в историю как случай сопровождения учеников в школу под конвоем, и многие ученые и писатели рассказывали об этом бреде прямо–таки восторженно, как о полезнейшем примере. Так оно и было — водили мальчиков под конвоем, заставляли учиться. Что делали подневольные ученики? Зубрили букварь? Правильно, они бежали домой при первом же удобном случае, стоит солдатам зазеваться. Кончилось тем, что сбежали все, кроме троих, и надо отдать должное воеводе — он не стал ни возвращать именно этих беглецов, ни ловить новых «учеников», ни лупить кнутом родителей сбежавших, а «прикрыл» мероприятие и последних трех «учеников» отпустил тоже.

А население Вятской губернии теперь очень хорошо знало, что учеба — это не почетная обязанность, не привилегия обеспеченных слоев, не путь к жизненному успеху, а тяжелейшая повинность. Такая тяжелая, что без солдат никак не обойдешься… И какое влияние оказывало сие на народные нравы, догадаться нетрудно.

Понимал ли Пётр, что он издает ненужные, бессмысленные указы и что исполнить все эти указы невозможно?

Если не понимал, то, простите, какой же он царь?

Если понимал, но продолжал дезорганизовывать собственное государство, необходимо задать тот же вопрос.

А если Пётр I понимал, что его указы никуда и ни за чем не нужны и их никто не будет исполнять, то зачем продолжал их писать?

Тем более известны тексты Петра, которые невозможно прочитать — они написаны во время езды, когда возок бросало из стороны в сторону и на бумаге возникали странного вида черты, отдельные невнятные значки. Что характерно — Петр никогда не пытался восстановить эти тексты, то есть вовсе не пытался воспользоваться плодами собственной работы.

И приходится прийти к выводу столь же грустному, сколь и неизбежному: все это писание указов, в том числе и в дороге, — вовсе не есть деятельность государственного человека. Это лишь имитация такой деятельности. Своего рода судороги человека, который органически не может остановиться, прервать вечного бега в никуда, движения, совершаемого ни за чем.