Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Сергей Минаев

Шойгу начинает говорить что-то свои соседям по столу. Затем включается кто-то из ФСБ. Прессуху сворачивают. Женщину уводят милиционеры. Финита ля комедиа.

Приём

Oh no not I, I will surviveOh as long as I know how to love I

Из колонок музыкального центра звучит Глория Гейнор, а вся наша команда — Вадим, Пашка, Генка, Женька и я — стоит на кухне Пашкиной квартиры и чокается водкой. Мы отмечаем наш сегодняшний успех уже второй час. Все уже достаточно пьяные, тогда как я почти не пью, собираясь к шести часам на встречу с Вербицким.

— А помните, как Фадеев с «Ленты» загонял Шойгу с этой госдачей и бассейном? — спрашивает Женька.

— Ага, «никаких мёртвых мы в больницах не видели», — захлёбывается смехом Генка. — Кожугетыч, что сам, что ли, по больницам ходил?

— А как эта старая дура выступила? — Паша завязывает полотенце на манер головного платка и гундосит, изображая ту безумную бабку: — «Сергей, вы не знаете, где мой Володенька?» Кто её придумал, Антон?

— Это Вадик, — улыбаюсь я, — он режиссировал все гениально.

Пашка берёт со стола круглую картонную подставку под пивную кружку и пришлёпывает её на пиджак Вадика со словами:

— За проявленное во время съёмок антиутопии «Метро-2007» мужество и героизм Вадим Даев награждается орденом Сутулова!

— Первой степени! — кричит в дымину пьяный Генка, воздев палец к потолку. — Первой степени! Это же додуматься нужно до такого свидетеля!

— УРААА! — кричим мы все вместе и дружно хохочем.

Все снова чокаются, выпивают, и кухня снова наполняется обсуждением прошедшего. Я выхожу на балкон и закуриваю сигарету. Следом за мной выходит Вадик:

— Ну что? Думаешь про метро?

— Мы сегодня их обыграли, — я пытаюсь выпустить несколько колец из дыма, но они рассыпаются, — интересно, как они ответят?

— Это уже не важно, — Вадим пристально смотрит на меня, — ты вошёл в историю.

Сначала я хочу традиционно ответить ему про то, что «мы все — команда» или «мы сделали это вместе», но, чуть помедлив, я просто отвечаю:

— Я знаю…

— Как ты думаешь, мы попадём на страницы учебников по информационным технологиям? — продолжает Вадик.

— Не-а, вряд ли. Мы же отрицательные персонажи, — улыбаюсь я.

— Ну и что? Между прочим, в 1938 году журнал ТIМЕ назвал Гитлера человеком года! А я всего лишь хочу остаться в памяти людей с помощью простых учебников.

— Не знаю как ТIМЕ, а Родина нас точно припомнит…

Вернувшись на кухню, я прощаюсь с ребятами, объясняю, что мне нужно ехать на встречу, и ухожу.

На улице, прежде чем сесть в машину, я решаю купить сигарет и бутылку воды. На другой стороне улицы стоит павильон, торгующий всякой всячиной. Туда я и направляюсь. Я собирался открыть дверь павильона, когда меня окликнули:

— Антон Геннадьевич! — Это прозвучало настолько убедительно, что стало ясно — человек, окликнувший меня, совершенно точно не обознался.

— Да? — Я медленно обернулся и увидел мужчину среднего роста в тёмно-синем костюме, белой рубашке и галстуке. Позади него стоял ещё один человек. Он был очень высок, носил серый костюм и опирался на открытую дверь чёрного «Мерседеса». Мужчина подошёл вплотную ко мне:

— Здравствуйте. Прокатимся? — Он улыбнулся одними глазами, если можно так выразиться. То есть лицо его, ничем особо не примечательное, было совершенно спокойным. И только в глубине его холодных серых глаз зажёгся зеленоватый огонёк. Такой удивительной особенностью говорить глазами отличаются два типа существ на земле. Породистые ротвейлеры и работники органов государственной безопасности.

— Куда кататься-то? Пробки кругом. — Я скользнул взглядом вниз и уставился в его галстук, украшенный чередующими друг друга красной, белой и голубой полосками.

— Да тут рядом. И потом, у меня проездной хороший. — Он залез во внутренний карман, достал оттуда бордовую ксиву с российским гербом и молниеносно, как фокусник, раскрыл её у меня перед глазами, задержав ровно на две секунды. Прежде чем она снова исчезла, я успел разглядеть только фотографию и крупную надпись: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЛУЖАЩИЙ.

— Единый студенческий? — попытался пошутить я, понимая, что отказаться от вечернего променада с этим госслужащим мне не удастся.

— Практически. Садитесь в машину, — пригласил он меня жестом, не терпящим возражений.

Товарищ в сером костюме открыл заднюю дверь, я залез в салон и увидел ещё одного пассажира, также в сером костюме, сидящего у окна.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Пассажир глянул на меня и, не ответив, отвернулся к окну. Я сел посередине, человек в синем костюме влез следом за мной, а стоявший на улице дылда сел на переднее сиденье. Мы тронулись. Машина резко рванула на «разделительную» и понеслась в сторону Политехнического музея.

— Я могу позвонить? — спросил я у «синего костюма», достав телефон.

— Антон Геннадьевич, ну что вы, в самом деле? Что это за звонок другу? Мы же не в «Кто хочет стать миллионером?» играем? — В этот раз он улыбнулся уголками рта и протянул мне раскрытую ладонь. Я вложил в неё телефон и усмехнулся:

— Ой, а я думал, играем. Как раз собирался отказаться отвечать на вопросы и взять деньги.

— Я так понимаю, Антон Геннадьевич… деньги вы уже взяли. Не так ли? — ответил «синий костюм» и пристально посмотрел на меня.

— Э… — затянул было я.

— Вы правы, это теперь не имеет никакого значения. — Он произнёс это таким тоном, что я почувствовал, как у меня мокнет под мышками.

— Простите, с кем имею честь? — попытался я разрядить обстановку.

— Иванов, — сухо ответил он, — Иван Иванович.

— А…

— И мои коллеги тоже. Ивановы Иваны Ивановичи. Удобно, правда? Вы что-то ещё хотите узнать?

— Нет, спасибо.

Больше вопросов у меня не было. Мы проехали мимо Третьяковского проезда. Я пытался успокоиться, но мысли у меня были самые чёрные. "Интересно, думал я, суд будет? Или сразу ебнут? Нет, если бы захотели убить, то вальнули бы на улице, а тут в машину посадили. А может быть, хотят продлить себе удовольствие? Сначала прочитают лекцию о преступлениях, совершенных мной против государства, а потом всё-таки завалят? Нет, ну сейчас же не 37-й год? Значит, будет суд.

Сейчас приедем, мне зачитают права — и в какую-нибудь спецтюрьму. Потом быстрый допрос, закрытый суд. Адвокатам работать не дадут, пресса их все дело быстро замнёт, наши даже рыпнуться не успеют. Да и вряд ли полезут. Бесполезно. Интересно, сколько мне дадут? С другой стороны, чего я сделал? Это бездоказательно. Теракта же не было? Хотя… Чёрт! Точно. Они признают теракт! И объявят о быстрой поимке одного из организаторов. Так… Вербицкий, понятно, уже в курсе, валит в Лондон. Гениально. Они одним махом обезглавят наши структуры и типа раскроют теракт. Ребят, наверное, уже забирают. У Вадима семья, у Генки ребёнок маленький. Все сломалось. Все. Это уже преступная группа получается. Лет пятнадцать. А то и пожизненное…" Я смотрел вперёд, на улицы, на людей, открывающих двери ресторанов, помогающих своим спутницам покинуть авто, на прохожих, спешащих по своим делам. "Ещё вчера я вас так ненавидел, а сегодня я вам так завидую. Вы — счастливчики, хотя половина из вас этого простого счастья явно не заслуживает. Пройду ли я ещё по этим улицам?

Что делать? Может быть, смогу договориться? А чем чёрт не шутит? Им же нужны талантливые профессионалы, а? Я же их обыграл? Это же игра, они тоже играют. Предложу сделку. А что, покупают же друг у друга игроков футбольные клубы, которые являются непримиримыми врагами? Надо договариваться, это единственный шанс. Да уж, сегодня один из тех дней, что запоминаются на всю оставшуюся жизнь. Момент истины".

Я перестал смотреть на улицу и перевёл взгляд на спинку водительского сиденья. На ней был наклеен стикер со строкой из модного хита:

You ll remember me for the rest of your life!2

— Современной музыкой интересуетесь, Иван Иванович? — спросил я.

Все, исключая водителя, обернулись на меня.

— Почему вы так решили? — отозвался «синий костюм».

— Ну… вот же, на стикере, — показал я пальцем.

— Аааа… это. Это чтобы пассажиры не скучали. Что-то вроде баннерной рекламы.

— Глубоко, — только и сказал я.

— Стараемся пользоваться яркими образами.

— Да уж куда ярче. Ярче только…

— …звезды.

— Так мы в Кремль едем? — удивился я.

— Практически. В Мавзолей, — отозвался молчавший до этого водитель. — Ща будем тебя из пионеров исключать.

— Кстати, Антон, а вас в пионеры в Мавзолее принимали? — спросил «синий костюм».

— Какое это имеет значение?

— Для вас никакого, а мне интересно. Вам ответить сложно?

— Не в Мавзолее. В актовом зале школы.

— Ясно. Значит, учились неважно, — резюмировал «синий костюм».

«Пионеры, блядь, комсомольцы. Ненавижу идиотские подъебки». Я начал злиться. «Взять бы сейчас и локтем в нос тебе заехать». Я представил, как я разбиваю «синему» лицо, машина тормозит и меня начинают бить все четверо. Потом надевают наручники и с заплывшим лицом, подбитыми глазами выволакивают на улицу. Перед глазами встала финальная сцена из «Утомлённых солнцем». И меня понесло. «Не буду я с вами торговаться, уроды. Хотя бы раз в жизни плюну вам в лицо открыто, выступлю на суде хотя бы перед охраной и вашими судьями и поеду как политический, вместе с ребятами. Скоты. Ни ума, ни фантазии. Работать можете только как каток, прокатывая всех и всё. А я вас обыграл. Обыграл с минимальным ресурсом. Порвал, как грелок. Я не буду с вами торговаться. Точно! Тот, к кому меня сейчас везут, ждёт, что я начну падать ему в ноги. Не дождётесь. Сейчас приедем, я скажу ему в лицо…»