Кодекс самурая - Глебов Макс Алексеевич

Земля бьет по ногам. Боли я не чувствую, по сравнению с раскалывающейся головой эти ощущения слишком слабы. Оглядываюсь вокруг и вяло гашу купол парашюта. Ветра нет. Хоть в этом мне повезло, иначе при приземлении могли бы возникнуть проблемы. Над головой все еще кипит воздушный бой, но его интенсивность уже явно снижается.

Отстегиваю стропы и пытаюсь встать на ноги.

– Лейтенант, ты уже почти все сделал, – вновь прорезается в голове голос Летры. – Осталось совсем чуть-чуть. Нужно укрыться под деревьями. Видишь прямо перед собой небольшую рощу? Там относительно безопасно. Это всего восемьдесят метров вниз по склону. Давай, у тебя получится.

Встать я не могу, но ведь можно и ползти. Хорошо, что вниз. Перед глазами все плывет. Колени и локти загребают сухую землю, в рот и нос набивается пыль и какая-то сухая растительная мелочь. Сколько я уже ползу? Пять минут? Десять? Вокруг становится заметно темнее, и через несколько метров я останавливаюсь, пытаясь понять, что произошло.

– Все, Ирс, ты на месте, – в голосе Летры слышится явное облегчение, – Самолет с группой полковника Лебедева уже на подходе. Можешь смело отключаться.

Я со стоном переворачиваюсь на спину и закрываю глаза. Мир вокруг гаснет.

Глава 4

Телефонный звонок оторвал полковника Шлимана от работы над очередной аналитической справкой, внезапно потребовавшейся Генштабу сухопутных сил.

– Эрих, ты мне нужен, – прозвучал в трубке сосредоточенный голос генерал-майора Рихтенгдена. – Прямо сейчас.

– Генрих, мне бы еще полчаса, я уже почти закончил эту…, – попытался было отмазаться Шлиман, нагло пользуясь дружескими отношениями с начальником.

– Потом допишешь, – отрезал Рихтенгден. – Жду тебя внизу, на минус втором, в моем резервном кабинете.

– Уже иду.

Шлиман не стал задавать больше никаких вопросов. Минус второй этаж – это серьезно. Раньше там размещалось бомбоубежище, да, в принципе, подземный этаж и сейчас выполнял те же функции, но после ликвидации Гитлера и получения новой должности Рихтенгден оборудовал там отдельный кабинет, защищенный всеми возможными способами от любых известных на данный момент методов прослушивания. Всех деталей Шлиман не знал, но, вроде как, его друг детства постарался защититься не только от существующих, но и от перспективных средств технической разведки. И это здесь, в центре Берлина, за несколькими охранными периметрами! Еще год назад Шлиман счел бы подобные действия пустой блажью и разбазариванием ресурсов, но с тех пор многое изменилось, и теперь он относился к нововведению Рихтенгдена с полным пониманием.

Генерал Рихтенгден молча указал Шлиману на удобное кресло у стены, а сам вышел из-за стола и опустился в такое же кресло напротив. Их разделял только журнальный столик, на котором стоял графин с водой и пара стаканов.

– Кое-что случилось, Эрих, – негромко произнес Рихтенгден, когда Шлиман устроился в кресле и остановил на нем выжидательный взгляд.

– Это я уже понял, – усмехнулся Шлиман, – не тяни, даже плохие новости лучше, чем неизвестность.

– Я бы не назвал эту новость плохой, но она многое меняет. Пожалуй, я не буду забегать вперед и начну с самого начала. Сегодня сюда приезжал адмирал Канарис.

– Даже так? Не вызвал к себе, а приехал сам? – чуть изогнул бровь Шлиман.

– Он знает об этом месте, и, похоже, теперь окончательно убедился, что я не зря вбухал столько рейхсмарок в его оборудование. Так что пришлось ему прокатиться сюда.

– Опять что-то, связанное с Нагулиным?

– И да, и нет, – неопределенно качнул головой Рихтенгден. – Адмирал получил очень важную информацию, причем получил лично. Именно это и заставило его приехать ко мне. Способ передачи сведений оказался весьма необычным. С Канарисом связались, используя его домашний радиоприемник. Связь, естественно, была односторонней, но невидимый собеседник прекрасно знал, какие вопросы могут возникнуть у адмирала. После завершения сеанса Канарис немедленно затребовал отчет у службы пеленгации. Ты же знаешь, что в Берлине ни одна рация не может выйти в эфир, не будучи мгновенно обнаруженной.

– И, конечно же, они ничего не слышали, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Шлиман.

– Абсолютно. Ни один пеленгатор не засек посторонних радиопередатчиков.

– Я могу узнать, что сообщили адмиралу?

– Можешь. Мне поручено заняться этим делом, так что и ты не отвертишься. Канарису очень подробно и аргументированно объяснили, что шифровальная машина «Энигма» совсем не так хороша, как нам это представлялось, и англичане давно читают переписку наших штабов, как открытую книгу. Люфтваффе, кригсмарине, сухопутные войска – всё самое важное из того, что они передают по радио, ложится Черчиллю на стол в расшифрованном виде, причем уже не первый месяц.

– Источник не назвался?

– Нет. Сказал только, что он патриот Германии и еще пару ничего не значащих фраз в том же духе.

– Провокация?

– Не похоже. Информация уже проверяется, но у адмирала сомнений в ее правдивости нет. Его собеседник был очень убедителен.

– То есть кто-то непонятный просто взял и слил Абверу достоверную информацию огромной важности, и при этом совершенно неясно, как он сам ее получил и с какой целью передал нам. Я ничего не упустил?

– Ты все понял правильно. А теперь давай уже я задам тебе вопрос. Эрих, тебе это ничего не напоминает? Кто еще из известных нам фигурантов столь же легко получает любую нужную ему информацию, независимо от уровня ее секретности, и немедленно использует ее в своих целях?

– Ну, не любую…

– А ты уверен, что не любую? Впрочем, ты прав. Кое-что скрыть удавалось, именно поэтому я и надеюсь на этот кабинет.

– Русский стрелок? Но зачем ему помогать нам? Он ведь, вроде бы, наш противник. Хотя, подожди… – Шлиман резко подался вперед и впился взглядом в глаза Рихтенгдена.

– Вижу, мы с тобой пришли к схожим выводам, – устало усмехнулся генерал. – Кто нам сказал, что русский стрелок уникален? Таких как он может быть несколько, и, возможно, кто-то из них решил сыграть на нашей стороне. Понять бы еще для чего ему это нужно…

– Господин президент, вы поручили мне взять под личный контроль деятельность генерала Нагулина в Китае и немедленно докладывать вам о любых связанных с ним новостях.

– Да, Гарри, я помню о своей просьбе, – кивнул Рузвельт и оторвал взгляд от очередного министерского отчета.

– Четыре часа назад станции радиоперехвата «Ка́ст» и «Ха́йпо» зафиксировали интенсивный обмен сообщениями между Главным штабом японского флота в Токио и их базой на Тайване. В течение двух часов интенсивность радиообмена возрастала и в него последовательно включались авиабазы противника в Гонконге, Шанхае и северной части Индокитая. Дешифровка сообщений заняла некоторое время, но результат того стоил. Группа истребителей-бомбардировщиков с опознавательными знаками Китайской Республики вторглись в контролируемое японцами пространство со стороны китайского побережья. Они совершили отвлекающий маневр, имитируя ночной налет на Тайвань, после чего, обогнув остров, настигли в море тяжелый авианосец «Дзуйкаку», следовавший на юго-восток в сопровождении двух эсминцев. В результате предпринятой ими атаки «Дзуйкаку» и один из эсминцев потоплены.

– Я ждал чего-то подобного, – усмехнулся Рузвельт. – Мне с самого начала казалось, что Нагулин не станет размениваться на мелкие локальные операции, а сразу решит показать нам, что мы не зря восприняли его обещания всерьез. Но тяжелый авианосец… Пожалуй, этот молодой генерал еще раз сумел меня удивить.

– К сожалению, не все прошло так гладко, как хотелось бы, – без улыбки ответил Гопкинс. – Японцы знали о предстоящем нападении, и авианосец успел поднять истребители, а эсминцы открыли заградительный огонь по приближающимся советским самолетам. Русские понесли потери. Точных сведений о количестве сбитых машин нет.

– Генерал Нагулин принимал участие в атаке?