Эпоха Юстиниана. История в лицах - Кирилл Карпов

Каппадокийский, вознеслись на вершины власти и теперь использовали своё положение, чтобы вытягивать последние гроши из обескровленного податями населения.

Наконец, пресытившись кровью и грабежами, тысячи мятежников, возглавляемые наиболее ретивыми предводителями, направились в сторону Большого императорского дворца, где, в страхе за свою жизнь, заперся ненавидимый ими василевс и жалкая горстка его свиты.

Сам Юстиниан молча сидел на троне, опустив голову на сложенные пальцы. Вокруг него суетились придворные, умоляя императора как можно скорее покинуть столицу. Там, вдали от охваченного смутой города он сумеет собрать верные ему легионы и с их помощью подавить мятеж.

— Корабли готовы отплыть в любой момент, — шептали ему родовитые сановники. — Бегите, пока ещё не слишком поздно! Ибо стража вот-вот перейдёт на сторону восставших.

До смерти уставший от бремени правления Юстиниан уже хотел было отдать приказ погружаться на корабли, но тут же перед ним выросла фигура Феодоры, которая до сих пор не произнесла ни слова: «Меня не заботит, пристало или нет женщине давать смелый совет испуганным мужчинам, — сказала она, — но в минуту крайней опасности остаётся лишь слушаться совести. Каждый, кто был рождён на свет, рано или поздно умрёт; и как император может позволить себе стать беглецом? Если ты, государь, желаешь спасти свою шкуру, ты сможешь сделать это без труда. Мы богаты, рядом море, в нём наши корабли. Но сначала подумай, не пожалеешь ли ты, оказавшись в безопасности, о том, что не предпочёл смерть? Что же до меня, я остаюсь верна старому высказыванию: царская порфира — лучший саван». Впечатлённый словами своей супруги, Юстиниан вдруг возненавидел себя за малодушие, ибо повелителю римлян не пристало отступать перед взбунтовавшейся чернью!

— Позвать сюда Велизария! — воскликнул император. Теперь он точно знал, что следует делать…

Происхождение

История византийской императрицы Феодоры, на первый взгляд, может показаться нам сказкой об юной красавице из самых низов, что пленила сердце прекрасного принца и вскоре стала повелительницей огромной империи. Однако жизнь девушки, которую звали Феодорой, была вовсе не так безупречна, а её имя очень быстро станет воплощением разврата и порока. Так кем же была Феодора на самом деле? Давайте разберёмся.

Императрица Феодора. Мозаика церкви Сан-Витале. Равенна

Феодора родилась примерно в 500 году. Родиной Феодоры считают не то Кипр, не то Сирию. Возможно, её родители переехали в Константинополь, когда Феодора была ещё девочкой. Её отец Акакий сторожил медведей на константинопольском ипподроме, и детство будущей императрицы проходило в нищете. В юные годы Феодора и её сестры зарабатывали на хлеб, играя на сцене театра. Наделённая природой невероятной красотой, она стала актрисой, певицей и танцовщицей. Прокопий Кесарийский в своём памфлете «Тайная история» очень ярко описывает юность Феодоры, причисляя её к гетерам — куртизанкам: «Когда Феодора была ещё слишком незрела, чтобы вступать в половые отношения как женщина, она действовала так, как мог бы действовать проститутка-мужчина — чтобы таким неестественным образом удовлетворить тех подонков общества, которые проводили своё время в публичном доме… Но как только она достигла зрелости, то стала настоящей шлюхой. Никогда ни одна женщина не предавалась плотским утехам с такой неутомимой страстью. Не раз она посещала пиршества с десятью и более мужчинами — все они были одержимы страстью к блуду и находились на пике своих сил. И она возлежала со своими спутниками целую ночь. Когда же она доводила их до истощения, то шла к их слугам — иногда их число достигало тридцати — и совокуплялась с каждым по очереди, но даже тогда не могла удовлетворить свою похоть. И хотя она использовала три отверстия в своём теле, она обыкновенно жаловалась на то, что природа не снабдила её крупными отверстиями в сосках, так чтобы она могла затеять новую форму половых сношений».

«Часто в театре на виду у всего народа она снимала платье и оказывалась нагой посреди собрания, имея лишь узенькую полоску на пахе и срамных местах, не потому, однако, что она стыдилась показывать и их народу, но потому, что никому не позволялось появляться здесь совершенно нагим без повязки. В подобном виде она выгибалась назад и ложилась на спину. Служители, на которых была возложена эта работа, бросали зёрна ячменя на её срамные места, и гуси, специально для того приготовленные, вытаскивали их клювами и съедали. Та же поднималась, ничуть не покраснев, но, казалось, даже гордясь подобным представлением».

«С таким безграничным цинизмом и наглостью она относилась к своему телу, что казалось, будто стыд у неё находится не там, где он, согласно природе, находится у других женщин, а на лице. Те же, кто вступал с ней в близость, уже самим этим явно показывали, что сношения у них происходят не по законам природы. Поэтому когда кому-либо из более благопристойных людей случалось встретить её на рынке, они отворачивались и поспешно удалялись от неё, чтобы не коснуться одежд этой женщины и таким образом не замарать себя этой нечистью. Для тех, кто видел её, особенно утром, это считалось дурным предзнаменованием».

«Императрица Феодора в ложе цирка». Бенжамен Констан, XIX век

Прокопий создаёт образ, который вряд ли может вызвать доверие. Тем более, что такое описание ранних лет императрицы оставил только он, а все другие историки-современники, такие как Иоанн Малала и Иоанн Эфесский, были к ней благосклонны. Однако полностью исключать разврат из жизни Феодоры нельзя, нищая девушка вполне могла получить «жёлтый билет». К тому же её грешного прошлого не отрицает и церковь. Димитрий Ростовский (Даниил Саввич Туптало, 1651–1709 гг.) в «Житиях святых» упоминает, что сначала Феодора была грешницей, а затем раскаялась и провела остаток жизни в чистоте и благочестии. Феодора, вместе со своим мужем Юстинианом, была причислена к лику святых.

О Феодоре все историки-современники, включая Прокопия, отзываются как о невероятно красивой и грациозной девушке. Она была, как сообщают источники, невысокого роста, с бледным красивым лицом и чёрными глазами.

Единственный сохранившийся портрет в базилике Сан-Витале показывает нам уже совсем другую Феодору. Перед нами — строгая и