Партизаны - Всеволод Иванов

- Тут пчела-то не пролетит, не то што человек. Чтоб озером-то пойти.

Селезнев обернулся и сказал:

- А матри, парень, кабы озадков не было!

- А што?

- Всяк человек-то бродит. Вон поляки в Улею-то приехали. Баял я, мужикам-то, айда, мол, в горы. Не хочут. Ну, теперь в тюрьме сиди.

- Кабы в тюрьме, - выкрикнул идущий сзади Беспалый, - а то пристрелят.

Селезнев быстро махнул рукой и поймал овода.

- Тощий паут-то, - сказал он, разглядывая овода, - зима теплая будет.

Беспалый воскликнул с сожалением:

- Эх! Пахать бы тебе, паря! За милую душу пахать. А ты воевать хочешь!

Кубдя пренебрежительно сморщился.

- Не мумли, Беспалый, словеса-то.

Селезнев полез через гнилой остов осины, обвитый хмелем. Остов хрустнул, поднялась коричневая пыль. Селезнев снял шапку с сеткой и потряс головой.

- Вот, лешак, весь умазался. Вы, робя, мотри под ноги-то, тут таки нырбочки попадутся, неуворотному человеку - могила!

- Чтоб тебе стрелило!

Усталые, потные, покрытые пухом с осин и похожие оттого белизной бород на стариков, вышли они на елань, а оттуда ход шел в гору легкий. Ель, пихта, черные пни прошлогодних палов - где особенно задевал пожар, там росла осина с березой, но тоже молодая, веселая.

С кряканьем пролетела над березняком, в стороне, красная утка-атайка.

- На воду летит, - провожая ее взглядом, сказал Соломиных.

Горбулину, пока шли, все казалось, что идут по следу сохатого, сейчас он потянулся и узенькие его глаза сонно блеснули.

- Скоро дойдем-то? - спросил он.

Беспалых рассмеялся:

- Посули ему озеро в рот!

- А ты не гундось, кургузый вислень! - обидевшись, сказал Горбулин. В минуты устатка он часто обижался.

Кубдя строго взглянул и сказал:

- А тут, ребята, не избу рубим, а свою жизнь. Надо лучше друг на друга-то смотреть. Нечего тотвониться.

Подниматься становилось все тяжелее. Среди кедра и темнозеленой пихты попадались желтые поляны песчаных, с галькою, россыпей; изредка серел покрытый мхом и лишайником камень. Дул на россыпях ветер.

Селезнев снял шапку.

- Вспотел как лошадь на байче, - сказал он и, крепко прижимая рукав к лицу, утерся.

По россыпи один за другим пробежали вихри, крутя хвою. Селезнев блаженно улыбнулся:

- Опять к дождю, говорю, парни. Урожай ноне будет...

Он щелкнул языком, и Кубдя почувствовал смутно, нутром, его тяжелую мужицкую радость. Кубде это не понравилось и он обвислым, усталым голосом спросил:

- Отдохнуть, што ли?

- Можно и отдохнуть. Тама-ка, за кедрой, глядень будет. Айда-те.

Он свернул влево. Прошли мимо желтых, словно восковых, стволов сосен. Вышли на небольшую каменную площадку, величиной с пару деревенских папертей. Кубдя бросил суму и ружье и ухнул:

- У-у-у!..

- ...у-у-у-о... - далеко отбросило эхо.

- Вот местынь! - сказал Кубдя, - аж глазу больно!..

И он, слегка наклонившись, будто сбираясь прыгнуть, глядел, пока Селезнев ходил куда-то за водой, а Горбулин раздувал костер.

Далеко, внизу, зажатое меж гор уходило Золотое озеро. Оно было синее, с желтоватым отливом, похожее на брошенный в горы длинный блестящий пояс. Оторачивали озеро лохматые пихты, кедры. За озером в высокое бледное небо белыми клыками упирались белки. А кругом - лес, вода и камень.

Кубдя лег на брюхо и поглядел вниз. На мгновение он почувствовал себя сросшимся с этим камнем. У него зазнобило на сердце.

Глядень обрывался сразу сажен на полтораста, а там шел пихтач, россыпи и камни. За пихтачем - озеро.

На средине глядня в три человечьих прохода поднималась кверху тропка.

Кубдя обернулся к Селезневу и крикнул:

- Антош, а ведь это она к нам в гору! Тропа-то. Узнал.

- К нам, - отозвался Селезнев, развязывая мешочек с солью, - ишь и соль отсырела.

Озноб на сердце у Кубди не прекращался.

Селезнев, грузно ступая, подошел к Кубде.

- Иди, чай поспел. Что на него смотреть, камень и камень. Никакого порядку нету, ему и бог не велел больше расти. Сколько места под пашню пропадат.

Антон зорко взглянул вниз по тропе и слегка тронул Кубдю сапогом.

- Видишь, - сказал он шопотом.

Кубдя не понял:

- Ну?

Селезнев дернул его за руку и тоже быстро лег на живот.

- Да вон, налево-то, мотри.

Голос у Кубди спал.

- Люди!.. На вершине!..

- Поляки, - сказал Селезнев и отполз. - Красные штаны, видишь?

Они на четвереньках проползли несколько шагов, встали и подняли берданки с земли.

- Поляки, - сказал Селезнев плотникам. - Туши...

Беспалый яростно разбросал огонь и начал топтать сапогами угли.

- И чаю не дадут напиться, коловорот им в рот!.. В чернь, что ли, пойдем?

- По-моему в чернь, - сказал Горбулин и поспешно добавил: - Мужики донесли на нас.

Селезнев заложил патроны и пополз обратно.

- Кубдя!.. - позвал он плотника. - Айда-ка, попробуем.

Поляки поднимались медленно, один за другим по тропинке и весело переговаривались. Впереди на низенькой, брюхастой лошаденке ехал староста. За ним, на серой лошади - солдат без винтовки, должно быть офицер. Ветер нетерпеливо чесал гривы лошадям. Офицер часто оглядывался по сторонам и даже привставал в седле. Но мужиков он наверху не замечал.

Антон близко наклонился к Кубде, так что борода его терлась о плечо плотника и, обкусывая фразы, проговорил:

- Ты того... третьего... я уж... офицера...

- А старик-то?

- Старик, зря, он... сильком, должно... Ну?..

- Жалко человека-то... Не привык, я...

- Ну и оставался бы... Ничего нет легче человека... убить...

Селезнев положил ему руку на поясницу и ласково сказал:

- Бери, што ли...

Кубдя на немного изнемог, поднял ружье, прицелился.

- Ну, уж бог с ним, - сказал он и выстрелил.

Как бумажки, сдутые ветром, две лошади и два человека вначале будто подпрыгнули, потом полетели вниз с тропы, кувыркаясь в воздухе. На тропе кто-то пронзительно завизжал. Беспалый выскочил на рамку камня, перегнулся и тоже выстрелил. Поляки медленно пятились, лошади храпели, а мужики, ощелившись, как волки, мокрые, бледные, стреляли и стреляли. Староста погнал лошадь вперед, но она задрожала, забилась и вместе с седоком опрокинулась вниз...

Вечером, действительно, пошел дождь. Мужики разложили большой костер под пихтой и варили щербу из сухой рыбы. Было темно, хвою словно перебирали пальцами, хрустали ветки. Падал гром, затем желтая молния вонзалась в горы и камень гудел.

- Гроза на Федора-летнего, - лениво сказал Селезнев, - плоха уборка хлеба будет.

- А нам-то что? - спросил Горбулин, - нам хлеб не убирать.

Селезнев как-будто с тоской произнес:

- Не придется нам, это верно...

- Верно... - отозвался Соломиных.

Кубдя посмотрел на две темные глыбы мяса - Соломиных и Селезнева - и ему стало как-то не по себе.