Меня хранит твоя любовь - Джеки Браун

Роз на минутку остановилась полюбоваться белым ковром, укрывшим каменистый берег озера и кроны вечнозеленых деревьев под небом, пронзительная синева которого била по глазам.

— Красиво? — раздался голос незаметно подошедшего Мейсона.

Он заметил, как вздрогнула Роз от его негромких слов, и поморщился, поскольку не собирался никого пугать. Ему казалось, она видела, как он насыпал корм в птичью кормушку, где уже собралась шумливая стайка черноголовых синиц.

Роз разглядывала открывшийся пейзаж с детским изумлением и, отбросив свою обычную настороженность, стала настоящей красавицей.

— Пойдем в дом. — Мейсон зашагал вперед и распахнул дверь во внутреннее помещение маяка.

Оставив запорошенные снегом ботинки на коврике при входе и повесив пальто на крючок, он обернулся взять жакет у Роз. Слишком тонкий, не по погоде. Туфли, вернее тапочки, тоже не годятся. Они поношены, потерты на сгибах до дыр. Когда она нагнулась развязать грязные шнурки, он внезапно осознал, что у нее может и вовсе не быть подходящих ботинок. Тоненькие носки прохудились, в одном уже торчит большой палец. И все же Роз держалась с достоинством, хотя дырявые носки несомненно ее огорчали.

— Очень мило, — сказала она, проследовав за ним в крохотную кухню.

— Спасибо. Кухня тут размером с пятачок, комнаты неправильной формы и единственный туалет на всю квартиру, но такого вида нигде не встретишь.

Роз немедленно с ним согласилась. Ей постоянно приедалось жить в одном и том же окружении, тянуло сменить обстановку. Но зрелище, открывающееся из широкого окна, зачаровывало ее…

Она присела на один из высоких стульев с одной стороны стойки, разделяющей маленькую кухню надвое. Мейсон остался с другой стороны, зажег газовую плиту.

— Яйца подойдут? Я не особо умею готовить, но омлет сделать смогу.

— Омлет меня вполне устроит. Это окно всегда было такое огромное?

Мейсон налил ей еще одну чашку кофе, а заодно и себе тоже. Взбивая в миске яйца с молоком, ответил:

— Нет, оно представляло собой уменьшенную версию этого. Я кое-что подправил.

По правде сказать, слово «подправил» не совсем подходило. Мейсон выпотрошил старый маяк до основания, настелил дубовые полы, заменил систему освещения, прорезал окна большего размера.

— Значит, ты вырос в Гавани шансов?

Ему стало ясно, что у нее в голове не укладывалось, что человек добровольно может провести столько времени в одном месте.

— Точно. Сражался каждое утро с Марни за право первым занять ванную в доме родителей, пока не отправился в колледж.

— Колледж? — удрученно переспросила она. — И чему ты там учился?

— Уголовному праву.

— Немного странная специализация для владельца бара, не находишь?

Он пожал плечами.

— Но не для полицейского.

— Полицейского?

— Шесть лет, Детройт. А после — частный сыск.

— Мейсон Страйкер, частный сыщик, — пробормотала Роз, отхлебывая кофе. — Звучит, как в телесериале.

В профессии Мейсона не было и доли очарования телевизионных детективов. Ему куда лучше многих известно, какой поганой может быть настоящая жизнь. Не всегда, конечно, но и заманчивого в его прошлой работе мало. Большую часть времени он проводил у телефона или в машине, ища ответы на возникшие вопросы. Ну, и побегать приходилось немало. Проверяя версии, общаясь со свидетелями.

Не слишком опасная работа, нет. Пока не теряешь бдительности.

Пока не покупаешься на ложь.

Мейсон подкрутил газ и вылил содержимое миски на сковородку.

Ели они в молчании. Роз так и не смогла понять, отчего так внезапно у Мейсона испортилось настроение.

Сразу после полудня они завернули на парковку у небольшой беленькой церквушки, по праву гордящейся остроконечными башенками и рядом сверкающих чистыми стеклами стрельчатых окон.

Худшего кошмара в жизни Роз не случалось.

— Не могу я туда идти, — сказала она, когда Мейсон направился к двери.

— Не обязательно быть католичкой, чтобы зайти внутрь.

Она стиснула губы в отчаянии. Он не понимает сути.

— Смотри, как я одета.

Смотри, кто я такая, подумала она.

— Неважно, как ты одета. Бог принимает любого.

Легко говорить тому, на ком приличные штаны и чистый свитер. Тому, кто никогда не сидел, скорчившись под каким-нибудь грязным мостом или в задрипанном подъезде, проклиная своего создателя, а то и вовсе сомневаясь в его существовании.

— Обещаю, все будет отлично, — сказал Мейсон, беря ее за руку. — Мы сядем сзади. Никто нас и не заметит.

Не заметит? Роз могла поклясться, что вся паства замолкла на полуслове при их приходе. Во всяком случае, часть гимна оказалась скомканной. Возможно, потому, что открытая Мейсоном дверь находилась сбоку церкви, не так далеко от алтаря.

— Мне казалось, ты обещал, что мы сядем сзади? — прошипела она сквозь зубы, стараясь не замечать десятков разглядывающих ее глаз.

— Обещал, но мы опоздали.

Человек в церковном облачении медленно шествовал по центральному проходу впереди группы людей мрачного вида, каждый из которых что-то нес. Роз не относила себя к ярым католикам, но знала достаточно, чтобы догадаться, что этот человек — кюре, и месса уже началась.

Роз и Мейсон поспешили по боковому проходу, минуя ряд за рядом занятые скамьи. Только когда они добрались до последнего ряда, Роз заметила, что Мейсон все еще держит ее за руку. Потом он перекрестился. Роз повторяла все за ним, стараясь не привлекать к себе дополнительного внимания. Ей казалось, что она вошла в ритм вставаний и последующего усаживания.

Мелодии, старательно играемые органистом, не имели ничего общего с теми, что остались в ее воспоминаниях о посещениях баптистских служб с семьей усыновителей номер три. Тем не менее было что-то трогательное в словах гимнов, в частности одного из них. Ей понравилась идея вознестись ввысь на крыльях орла. Уже после окончания мессы, направляясь к выходу, она поймала себя на мурлыканье этой мелодии.

Кое-кто, проходя мимо, приветствовал Мейсона по имени, обменивался с ним рукопожатиями и дружески трепал по спине, посылая в ее сторону любопытный взгляд или неуверенную улыбку, а затем вежливо здороваясь после его представлений. А он представлял ее всем и каждому.

— Это Рози Беннет. Она недавно в городе, работает в таверне.

Он говорил чистую правду, и все-таки она чувствовала себя обманщицей, которую в любую минуту могут разоблачить.

Возле машины они обнаружили улыбающуюся Марни. Мейсон насупился.

— Не знала, что ты католичка, — обратилась Марни к Роз.