Смерть Канарейки - Стивен Ван Дайн

– Ага! Так кто-то все-таки заходил! – воскликнул Маркхэм. – Когда это было? И как? Соберитесь с мыслями, прежде чем ответить.

– Да ничего особенного не было, – уверял его искренне запуганный юнец. – Просто малый, который вошел, позвонил в ее дверь и ушел обратно.

– Предоставьте нам судить, было тут что-нибудь особенное или нет. – Маркхэм говорил холодным повелительным тоном. – Когда он заходил?

– Около половины десятого.

– А кто он такой?

– Молодой парень, которого я видел несколько раз, когда он навещал мисс Оделл. Я не знаю, как его зовут.

– Расскажите мне подробно, как это было, – настаивал Маркхэм.

Спайвли опять с трудом вздохнул и облизал пересохшие губы.

– Было как будто так, – начал он с усилием. – Этот парень вошел и стал прохаживаться по холлу, я сказал ему: «Мисс Оделл нет дома». Но он сказал: «Я все-таки позвоню, чтобы быть уверенным». В эту минуту мне понадобилось отвечать на вызов и я ему ничего не сказал. Он позвонил у ее дверей и постучался, но ему, конечно, никто не ответил, и он сейчас же вернулся и сказал: «Кажется, вы были правы». Потом он дал мне полдоллара и ушел.

– Вы действительно видели, как он уходил? – в голосе Маркхэма послышались нотки разочарования.

– Конечно, я видел, как он уходил. Он остановился в парадном и закурил сигарету. Потом он открыл дверь и свернул в сторону Бродвея.

– Друг за другом с розы спадают лепестки, – послышался с тахты голос Ванса. Он зевнул. – Очень интересная ситуация.

Маркхэму не хотелось расставаться с верой в преступные наклонности единственного посетителя, приходившего около половины десятого.

– Можете вы описать этого человека? – спросил он.

Спайвли выпрямился и в его ответе послышался энтузиазм, показавший, что он обратил на посетителя особое внимание.

– Он хорошо выглядел, может быть, лет тридцати. На нем был вечерний костюм, шелковая рубашка и лаковые туфли.

– Что, что… – переспросил Ванс с проворным энтузиазмом, – шелковая рубашка под вечерний костюм? В высшей степени необычайно.

– О, все, кто любят хорошо одеться, носят их, – пояснил Спайвли со снисходительной гордостью. – Так модно одеваться на танцы.

– Что вы говорите – в самом деле? – Ванс казался ошеломленным. – Я должен это проверить… А, кстати, когда этот законодатель мод в шелковой рубашке остановился у двери, не достал ли он сигарету из длинного плоского серебряного портсигара, который вытащил из нижнего кармана жилета?

Юнец поглядел на Ванса с восторженным изумлением.

– Откуда вы знаете? – воскликнул он.

– Простое совпадение, – объяснил Ванс, возвращаясь в лежачее положение, из которого вышел при описании посетителя. – Большие металлические портсигары как-то очень вяжутся с шелковыми рубашками под вечерний костюм.

Маркхэм, явно раздраженный вмешательством Ванса, резко перебил его, обратившись к телефонисту с просьбой продолжать описание.

– Волосы у него были гладко зачесаны назад, – продолжал Спайвли, – и довольно длинные, но пострижены по последней моде. У него были короткие усы, в петлице большая красная гвоздика, а на руках замшевые перчатки.

– Господи боже! – пробормотал Ванс.

Маркхэм, которого неотступно преследовали мысли о ночных клубах, нахмурился и глубоко вздохнул. Наблюдательность Ванса явно направила его мысли все в ту же сторону.

– Высокий или низкий был этот человек? – спросил он.

– Не очень высокий – примерно с меня, – пояснил Спайвли. – Он довольно худощав.

В его голосе звучало еле уловимое восхищение, и я почувствовал, что юный телефонист видел в госте мисс Оделл свой полный идеал. Этот явный восторг, в соединении с несколько утрированным костюмом юноши, помог нам воочию увидеть перед собой посетителя мисс Оделл.

Когда Спайвли был отпущен, Маркхэм встал и заходил по комнате, окутавшись сигарным дымом, а Хэс сидел и, хмурясь, наблюдал за ним. Ванс встал и потянулся.

– Увлекательная проблема, кажется, застряла, – заметил он. – Как проник сюда убийца прелестной Маргарет?

– Знаете, м-р Маркхэм, – прорвало вдруг Хэса, – я думаю, что этот парень мог явиться сюда днем, когда боковая дверь не была еще заперта. Оделл могла сама впустить его и спрятать, когда этот другой пришел приглашать ее обедать.

– Может быть, и так, – согласился Маркхэм. – Позовите-ка горничную еще раз и мы попробуем это выяснить.

Когда женщина явилась, Маркхэм начал задавать ей вопросы о том, что она делала днем, и выяснил, что около четырех часов она уходила за покупками и вернулась в половине шестого.

– У мисс Оделл кто-нибудь был, когда вы пришли?

– Нет, сэр, – последовал быстрый ответ, – она была одна.

– Она не говорила, что кто-нибудь заходил?

– Нет, сэр.

– Ну, – продолжал Маркхэм, – а мог кто-нибудь спрятаться в квартире когда вы уходили домой в семь часов?

Горничная была искренне изумлена и немного испугана.

– Где же он мог прятаться? – спросила она, обводя взглядом комнату.

– Мало ли мест, – сказал Маркхэм, – в ванной, в одном из стенных шкафов, под кроватью, за занавеской.

Женщина решительно покачала головой.

– Никто не мог здесь спрятаться, – заявила она. – В ванную я заходила раз шесть, а из шкафа в спальне я доставала платье мисс Оделл. Когда стемнело, я сама задернула все занавески. А что касается кровати, то она почти достает до пола и под нее нельзя залезть. (Я посмотрел на кровать и убедился, что это было совершенно верно).

– А шкаф в этой комнате? – в голосе Маркхэма слышалась надежда, но горничная снова покачала головой.

– Там никого не было, в нем я держала свое собственное пальто и шляпу, я сама их сюда положила и сама доставала, собираясь уходить, И я даже переложила сюда одно старое платье мисс Оделл перед уходом.

– И вы совершенно уверены, – снова повторил Маркхэм, – что никто не был спрятан в квартире, когда вы уходили?

– Совершенно, сэр.

– Вы не помните случайно, когда вы открывали дверь шкафа, чтобы достать свою шляпу, ключ торчал снаружи или изнутри?

Женщина задумалась и поглядела на дверь.

– Он торчал снаружи, как всегда, – наконец сказала она. – Я точно помню, потому, что зацепилась за него старым платьем, когда вешала его туда.

Маркхэм сдвинул брови.

– Вы говорите, что не знаете имени человека, с которым мисс Оделл обедала вечером. Вы можете назвать имена людей, с которыми она обычно встречалась?

– Мисс Оделл никогда не называла мне никаких имен, – сказала женщина. – Она была очень осторожна, даже скрытна. Видите ли, я обычно бывала здесь только днем, а ее знакомые джентльмены приходили по вечерам.

– И вы никогда не слышали от нее ни о ком, кого она боялась? О ком-нибудь, кого она имела причину опасаться?

– Нет, сэр… Хотя был у нее один человек, от которого она старалась отделаться. У него был плохой характер – я бы ему не стала доверять – и я говорила мисс Оделл, чтобы она была с ним настороже. Но, кажется, она знала его уже давно, и когда-то была с ним дружна.

– Откуда вы это знаете?

– Однажды, с неделю тому назад, – объяснила горничная, – я пришла после завтрака, а он был с ней в другой комнате. Они не слышали, что я пришла, потому что портьеры были опущены. Он требовал денег, а когда она попробовала отказать, стал угрожать ей. И она сказала что-то такое, из чего я поняла, что она давала ему деньги и раньше. Я чем-то загремела, и тогда они перестали спорить, и очень скоро вслед за этим он ушел.

– Как он выглядел? – спросил Маркхэм.

– Он был довольно худой – не очень высокий – и я бы дала ему лет тридцать. И у него было, пожалуй, красивое лицо, но с неприятным выражением, и светло-голубые глаза, от которых мурашки ползли по спине. Он зачесывал назад волосы и у него были маленькие светлые усики.

– Ого, – сказал Ванс, – наш модник.

– Был он здесь еще? – спросил Маркхэм.

– Не знаю сэр. Я его не видела больше.

– Это все, – сказал Маркхэм, и женщина вышла.

– Не очень то она помогла, – жалобно сказал Хэс.

– Как! – воскликнул Ванс. – Мне кажется, удивительно помогла. Она пролила свет на некоторые неясные стороны дела.

– И какую же часть сообщенных ею сведений вы находите особо важной? – спросил Маркхэм с плохо скрытой досадой.

– А разве мы теперь не знаем, – ответил Ванс, – что здесь никого не было, когда горничная отбыла вчера вечером.

– Я бы сказал, – возразил Маркхэм, – что этот факт нам не только не помог, а запутал дело еще больше.

– Да, пожалуй, это выглядит так сейчас. Но потом – кто знает – может оказаться самым важным обстоятельством, блестящей путеводной нитью… Далее мы выяснили, что кто-то явно прятался в шкафу и что, больше того, это произошло уже после ухода дуэньи, то есть после семи часов.

– Конечно, – кисло улыбнулся Маркхэм, – когда боковая дверь оказалась заперта, а в главном холле сидел телефонист, который клянется, что никто не проходил мимо него.