Вариант Геры - Саша Чекалов

Ладно, дело прошлое… Да и можно понять человека: семья у него… Пусть живёт.

(Да, но с чего ж он так обрадовался! Странно.)

…Что портрет не засвечен – вот главный положительный момент во всём этом. Ха! На вокзале раз двадцать опера мимо с ориентировкой ходили. Разок стопанули даже, а толку-то… «Ты, бичара. Не видал вот этого?» – «Нет, начальники, не встречал. Я бы запомнил, у меня глаз намётан». – «Ну и вали отсюда!»

Во дурачьё. Ни у кого даже подозрения не возникло.

Видно, есть-таки боженька на свете: заботится… о нищих духом-то, а? Это он, именно Он надоумил в тот вечер вспомнить полузабытые навыки – будто толкнуло изнутри нехорошее предчувствие… Тем не менее развеяться-то надо человеку! – душой отдохнуть, ну… Вот и пришлось тряхнуть стариной.

Хорошая профессия гримёр, всегда выручает. Усы, брови, накладные веки, шелудивая бородёнка, очочки… Глядишь, в зеркале уже совсем другой типус нарисовался: какой-то букинист обтёрханный, без слёз не взглянешь… А нам только того и надо: чем невзрачней, тем неприметней. Тем, следовательно, и безопасней…

Как в воду глядел!

Кто бы мог подумать: такая вроде женщина приличная… Так нет же, психованной оказалась.

А может, они, приличные-то женщины, если копнуть, вообще все психованные?

…Главное, поначалу вроде нормально разговаривали. Про то, какая жизнь теперь галимая стала. Всё шустришь, мельтешишь, вокруг себя поворачиваешься, а в итоге только и набегает, чтоб с голодухи не зажмуриться. Мрачно, одним словом.

Она ничего, беседу тоже поддерживает, вставляет замечания, в тему… О женихе своём когдатошнем рассказала: диссертацию сочинял на досуге, никак кончить не мог – про механику кристаллизации сновидения, что-то в этом духе; просто заканал её своим психоанализом: «Что тебе сегодня снилось, милая?» – и всё в подобном ключе… У него ещё имя смешное такое… Владислав, кажись… нет, не Владислав… а что тогда? Вольдемар? Вообще непохоже… А отчество – сокращение чисто советское, как модно было… Она всё мечтала с ним на юг переехать… Да только кто ж из таких вот, шибко образованных, по доброй воле из столицы-то свалит! Они же, москвичи эти, уверены, что уже за МКАДом джунгли начинаются, зверьё рыщет… И потом удивляются, почему да отчего их нигде не любят. А за что вас любить, понторезов! Тьфу… В общем, не повёлся жених, так и канул.

Потом, рассказывала, бизнесмен у неё появился – и тоже, что характерно, с фасонистым имечком. Бывший космонавт, если не врёт, – ишь ты… Однако опять не срослось. Как оно обычно и бывает, с космонавтами-то…

В общем, под этакий разговор да на фоне неторопливого обмена тостами взаимопонимание постепенно налаживается как бы, да? – и тут она вдруг ни с того ни с сего заводит новую песню: мол, особенно тяжело сегодня тем, у кого дети малые… Любой на месте Ивана насторожился бы.

Главное – не подавать виду, что всё понял. Пусть думает, что перед ней полный телёнок в этих делах. Бабам нравится воображать, будто ты у них первый… да и кому, чёрт подери, это не понравится! [Первые, они всем по душе, всем! Даже ко вторым, не говоря уж обо всех последующих, са-авсем другое отношение…]

Значит, говоришь, с детьми в наши дни тяжко? Так-так… «Ну, положим, это в любые времена обстоятельство обременительное… Без мужика если».

«И то правда… Всё-то, Жан, ты понимаешь… Тёртый калач, а? Небось, горьким опытом научен… Давай-ка ещё по напёрсточку!»

А между тем допоздна засиделись… И что ж! Только хотел спросить, где дорогому гостю светит до утра кости свои кинуть измаянные, как она вдруг вскакивает и цап со стола ножик. Которым только пять минут назад банку шпрот курочила.

Приехали, переклинило бабоньку… «Ты что это творишь, а?» – «Умереть я хочу, вот что! Мне, Ваня, может быть, жить надоело, понимаешь?» – «Понимаю, понимаю… Но, слушай, тут такое дело… Соседи-то меня видели…» – «И что! Палева испугался? Эх ты-ыы… Надо же, я ему всю душу… а он про соседей! Смешно, честное слово».

Да уж, обхохочешься… Начинаю лепить про ошибку, что легко совершить, но невозможно исправить, – в общем, отвлечь пытаюсь, а сам в это время медленно подбираюсь к ней: надо же как-то отнять игрушку… Но она, видать, просекла: берёт бутылку, хвать ею о край стола – аж осколки брызнули! У меня, ясное дело, рефлекс: лицо заслоняю… И тут вдруг что-то тяжёлое – как брякнется… Руку от глаз убрал, а она… Она, оказывается, уже всё успела, родимая. Всё. От уха до уха. Дурацкое дело не хитрое, как известно. Лежит, а вокруг головы лужа растекается… тёмным нимбом.

Короче, всё понятно, – и смотреть тут больше не на что. Да и некогда смотреть: валить нужно, вот именно. В темпе!

И вот теперь – по телевизору такие подробности… Кто же мог знать, что она ко всему прочему ещё и беременна… Ведь не было же заметно, а? Совершенно ничего не было заметно, правда?!

Да. Но что мне стоило просто присесть на корточки и… ну да, вглядеться внимательно!

Разглядел бы головку – всего один звонок потом в Службу спасения, и жил бы ребёнок.

…Убийца ты, Ваня. Самый настоящий. И мира твоей душе впредь не будет.

– Больше никогда не смогу здесь гулять.

– Ладно, что уж теперь-то… Всё ведь закончилось.

– Но почему, почему вокруг столько всякой…

– Да тише, ну. Прохожие вон… уже обращают внимание.

– И чёрт с ними! – пускай обращают… Обращали б лучше, когда на нас те мрази напали! Я ж видела: пока нас там зажимали, несколько человек мимо прошло, – и все, один за другим, глазки этак деликатно в сторону… Трусы вы! Слышите?

– Не надо, прошу…

– И ты трус! Раз их боишься… Что они тебе сделают-то, а, слюнтяи эти?! Ведь ты же, в отличие от них, настоящий мужчина! Настоящий, понял? Эх ты… Первый мой…

Дошло не сразу… А когда всё-таки понял, то так и застыл на месте. Остановилась и Диана. Взглянула на него, улыбнулась: чуть застенчиво и при этом, кажется, с некоторым вызовом.

– Что, сильно напугала? – насмешливо спросила она.

Герка смотрел на неё во все глаза, лихорадочно пытаясь вспомнить, что положено говорить в таких случаях.

– Да не переживай ты: у меня сейчас дни безопасные. Потом, с резинкой ведь… разве нет?

Наконец ему удалось справиться с собой. Не совсем, но… Взял за плечи. Притянул к себе (она не стала сопротивляться этому). Снова отстранил и глядел… И не мог наглядеться.

– Ну, чего ты? – Диана смущённо отвела взгляд.

– Как же так! Хм… А это ничего, что мы… ну… так внезапно? И вообще… ты ни о чём не жалеешь?

Её смущение сразу куда-то пропало, уступив место гневу (немного напускному, пожалуй, – во всяком случае, в его серьёзность как-то не очень верилось):

– По-твоему, я способна отдаться первому встречному?!

– Ох, да ну нет же, ну… Ну что ты, в самом деле…

– Или, может, я похожа на дуру, которая сама не знает, чего хочет?

– Да я… я совсем не то хотел сказать…

– А сказал именно то! то самое! То, то… – Надув губы, Ди повернулась спиной. Явно в расчёте на то, что Герка обнимет её сзади [типа, усиро-рётэ-хикиагэ]. Что же, именно так он и поступил.

…Бог знает, кто из нас на что способен… Что до Герки, то вот он, например, сейчас чувствовал себя способным на… ну нет, не всё, но… ладно, пускай многое.

– Так вот почему ты весь день какая-то не такая! И в лодке тоже…

– А ты как думал! Вот ведь… Кстати, обидно: мой мужчина даже не заметил, как я вскрикнула… Взял – и не заметил!

– Заметил… Но я думал, это оттого, что тебе… хорошо было?

– Мне и было хорошо: потом… Ой, Гер, какой же ты у меня ещё телёнок! Будто спишь на ходу…

Не спит. Курит, сидя на кухне. Халат чуть распахнулся, виднеется увядшая грудь… Отвернулся, звякнул нарочно ключами. Она встрепенулась, встала. Стараясь не встретиться взглядом, Герка принялся снимать берцы.

…Да, он старался на неё не смотреть. Потому что незачем, и так всё ясно: сейчас опять начнёт по ушам ездить… Медленно расшнуровывал ботинки, пытаясь оттянуть неприятное, отсрочить… Хотя б ещё на мину-уточку! Тем более что один шнурок был, оказывается, завязан на два узла и… В общем, возился довольно долго… порядочно, надо сказать, повозился… пока тишина не стала слишком… как бы это…

Поднял глаза. Она стояла, прислонившись к дверному проёму, молча рассматривала. Как будто впервые видела.

– Мам, я не слишком поздно?.. Ты написала «вечером», так сейчас вечер и есть…

– Вот ты и вырос, кажется.

– А?

– Вырос, говорю…

Помыв руки, Герка направился в гостиную. Мать уже была там.

– Садись. – Закурила новую сигарету.

Как же сильно она постарела! Особенно если сравнивать с фото, что висит тут с незапамятных времён. В идиотски разукрашенной рамочке.

Рядом папа. В кителе с капитанскими погонами. А на маме – платье с таким воротником… Таких уж лет сто никто не носит. Лица молодые, счастливые… И на запястье у мамы часы в виде браслета.