Наука любви (сборник) - Овидий

Мчись по свободному ввысь, воздух полетом прорви!

Пусть, однако, тебя не влечет ни тегейская дева [62] ,

Ни Волопас, ни его спутник с мечом – Орион:

Только за мною одним устремись на полученных крыльях —

Я – впереди, ты – вослед: в этом – спасенье твое!

Если эфирный поток вознесет нас к недальнему солнцу —

Знай, не вынесет воск солнечных жарких лучей;

Если же крылья у нас заплещут над самой волною —

То маховое перо взмокнет от влаги морской.

Посередине держись! Лишь бойся недоброго ветра —

Пусть лишь попутный порыв дует в твои паруса».

Эти слова говоря, он ладит на мальчика крылья,

Новым движениям плеч учит, как птица птенца;

Сам на свое надевает плечо рукодельные снасти

И в неизведанный путь телом парящим плывет.

Срок полета настал. Отец целуется с сыном,

Не высыхает поток слез на отцовских щеках.

Холм был пониже горы, но повыше гладкой равнины —

Здесь для двух беглецов горестный путь начался.

Крыльями движет Дедал, озираясь на крылья Икара,

И не сбиваясь с пути, правит и правит полет.

Радует двух беглецов новизна, развеваются страхи,

Мчится отважный Икар, сильным крылом шевеля.

Видит летящих рыбак у воды с дрожащей удою,

Видит, и зыбкую трость в страхе роняет рука.

Наксос, и Парос, и Делос, любезный кларосскому богу,

Минули; с левой от них Самос прошел стороны,

С правой виднелся Лебинт и рыбная Астипалея

И подымался из вод остров Калимны лесной.

Вдруг юнец, по пылкости лет опрометчивый ранних,

Выше направил тропу, долу оставил отца;

Скрепы расслабились, воск растекся от ближнего солнца,

Ветра не может поймать взмах торопливой руки;

В ужасе он с высоты глядит в просторное море,

В сердце – трепетный страх, ночь наплыла на глаза,

Тает воск, бьет юнец бескрылыми воздух руками,

Чувствует смертную дрожь, не в чем опору найти.

Рушится он, крича: «Отец! Отец! Погибаю!» —

И захлестнулись слова темно-зеленой волной.

А злополучный отец (уже не отец!), восклицая:

«Где ты, сын мой Икар? Где, под какой ты звездой?

Где ты, Икар?» – вдруг видит в воде плывущие перья…

Кости укрыла земля, имя осталось волне.

Если Минос не сумел удержать человеческих крыльев, —

Мне ли пытаться унять бога крылатого взлет?

Нужны ли приворотные зелья?

Но ошибается тот, кто спешит к гемонийским заклятьям

И с жеребячьего лба тонкий снимает нарост, —

Чтоб уцелела любовь, не помогут Медеины травы,

Ни заговорный напев ведомых марсам [63] словес.

Если бы только любовь могли уберечь заклинанья, —

Был бы с Цирцеей – Улисс и с Фасианкой – Ясон.

Да и девицам не впрок наводящие бледность напитки:

В души несут они вред и помрачают умы.

Любезность и ум важнее красоты

Прочь, нечестивые, прочь! Будь любезным, и будешь любимым.

Чтобы любовь заслужить, мало одной красоты.

Будь ты хоть сам Нирей, любимец былого Гомера,

Или нежнейший на вид Гилас, добыча наяд,

Чтобы любовь госпожи сохранить и ее не лишиться,

Ты приложи к красоте малую долю ума.

Ведь красота – ненадежная вещь, убывает с годами:

Чем протяженней она, тем ее сила слабей.

Вечно цвести не дано цветам длиннолепестных лилий;

Роза, осыпав красу, сохнет, шипами торча.

Так и в твоих волосах забелеют, красавец, седины,

Так и тебе на лицо борозды лягут морщин.

Дух один долговечен, – да будет тебе он опорой!

Он – достоянье твое до погребальных костров.

Красноречие и образованность. Одиссей у Калипсо

Не забывай и о том, что для всякой души благотворно

Знание двух языков и благородных наук.

Не был красивым Улисс, а был он красноречивым —

И воспылали к нему страстью богини морей.

Ах, сколько раз, сколько раз о поспешном грустила Калипсо,

И говорила, что нет в море дороги гребцу,

Как она вновь и вновь вопрошала о гибели Трои,

Чтобы на разный он лад все говорил об одном!

На берегу стояли они, и снова Калипсо

Об одрисийском вожде свой начинала расспрос.

Легким прутом Улисс (был прут в руке у героя)

Все, о чем говорил, изображал на песке.

«Вот, – говорил он, – стена» (рисуя троянские стены),

«Вот река Симоент, вот и палатка моя;

Вот и луг (нарисован и луг), обагренный Долоном

В ночь, когда пожелал он гемонийских коней;

Ну, а там стояли шатры ситонийского Реса,

Там я пробрался в ночи, пленных коней уводя».

Так он чертил и чертил, как вдруг волна, разливаясь,

Вмиг стирала с песка Трою, шатры и царя.

И говорила богиня: «Ты видишь, как смыла пучина

Столько великих имен, – ей ли доверишь ты плот?»

Вежливость

Не возлагай же надежд на красу ненадежного тела —

Как бы ты ни был красив, что-то имей за душой.

Лучше всего привлекает сердца обходительность в людях, —

Грубость, наоборот, сеет вражду и войну.

Ястреба мы ненавидим за клюв его дерзкий и коготь,

И ненавидим волков, хищников робких овец;

Но безопасно от нас кротких ласточек быстрое племя

И хаонийский летун [64] , башен высоких жилец.

Прочь, злоязычная брань, исчезни, вредная ссора!

Сладкие только слова милую нежат любовь.

Жен мужья и жены мужей пусть ссорами гонят,

Словно меж ними в суде длится неконченый спор.

Это – супружества часть, в законном приданое браке,

А меж любовников речь ласкова будь и мила.

Вам не закон приказал сойтись к единому ложу —

Силу закона иметь будет над вами Любовь.

Пусть, к приятным словам склоняясь польщенной душою,

Будет подруга всегда рада увидеть тебя!

Богатство

Тех, кто богат, я любви не учу – на что им наука?

Ежели есть, что дарить, – им мой урок ни к чему.

Тот без науки умен, кто может на всякую просьбу

«Вот тебе, молвить, и вот!» – с ним мне тягаться невмочь.

Бедным был я, любя, для бедных стал я поэтом;

Нечего было дарить – праздное слово дарил.

Бедный робок в любви, боится недоброго слова,

Бедный такое снесет, что не стерпеть богачу.

Помню, однажды, вспылив, повредил я прическу подруги —

Скольких мне дней любви стоила эта гроза!

Я ей рубашку не рвал, а она уверяет, что рвал я, —

Мне же пришлось на свои новую ей покупать.

Умные ученики! Не следуйте нашим ошибкам!

Пусть мой убыточный грех служит уроком для вас.

Схватки – на долю парфян, а учтивым подругам несите

Ласки, шутку и мир – все, что питает любовь.

Непреклонность подруги

Если подруга в ответ на любовь неприветлива будет —

Будь терпелив и крепись: жди, и смягчится она.

Ветку нагни, и нагнется она, если гнуть терпеливо;

Если же с силой нажать, то переломится сук.

Будь терпелив, по теченью плыви через всякую реку,

Ибо пустой это труд – против течения плыть;

Будь терпелив, и ты усмиришь и тигрицу, и львицу,

И неповадливый бык шею нагнет под ярмо.

Кто неприступнее был Аталанты, охотницы горной?

Но и ее получил сильный заслугою муж.

Часто Миланион под сенью дубравных деревьев

Плакал о доле своей, о непокорной любви;

Часто по слову ее таскал он охотничьи сети,

Хаживал на кабанов с пикою наперевес,

Раны знавал он тугой тетивы Гилеева лука —

Но уязвляла его глубже иная стрела.

Нужно угождать возлюбленной

Я не гоню тебя следом за ним по рощам Менала,

Можешь сетей не таскать, можешь не трогать копья,

Можешь не подставлять свою грудь стремительным стрелам —

Проще и легче завет скромной науки моей!

Я говорю: будь уступчив! Уступки приносят победу.

Все, что придет ей на ум, выполни, словно актер!

Скажет «нет» – скажешь «нет»; скажет «да» – скажешь «да»: повинуйся!

Будет хвалить – похвали, будет бранить – побрани;

Будет смеяться – засмейся и ты; прослезится – расплачься;

Пусть она будет указ всем выраженьям лица!

Если захочет играть, бросая квадратные кости, —

Хуже старайся играть, больше старайся платить.

Ежели в длинные кости [65] игра – то же самое делай:

Чаще выбрасывай «псов», ей уступая игру.

Если, в «разбойники» [66] сев, ты двинешь по линии шашку, —

Пусть поскорей твой боец сгинет в стеклянном бою.

Сам держи над своей госпожой развернутый зонтик,

Сам расчищай для нее путь в многолюдной толпе.

Если в точеных носилках она – придвинь ей скамейку,

И не стыдись у нее ножку обуть и разуть;

Ежели холодно ей – позабудь, что и сам ты иззябнул,

И на холодной груди ручку замерзшую грей.

Нет позора и в том (отрада ведь пуще позора!),

Чтобы своею рукой зеркальце ей подносить.

Тот, кому мачеха дать по плечу не могла супостата,

Тот, кто небо носил, тот, кто на небо взошел,

Меж ионийских девиц сидел над рабочей корзинкой

И, говорят, не стыдясь прял ионийскую шерсть.

Если тиринфский герой покорялся приказу царицы —

Ты ль не возьмешься снести то, что сносил Геркулес?

Коли прикажет тебе госпожа явиться на площадь —

Раньше срока предстань, самым последним уйди.