Том 2 - Валентин Овечкин

— Тихон Андроныч! — перебил старика Григорьев-отец. — А ты-то сам не забыл, что вносил в колхоз? Вклад свой помнишь? Акты бережешь? Много имущества обобществил?

— Я-то? Имущества? — оглянулся дед. — Чего спрашиваешь? Не в соседях ли мы с тобой жили?.. Какого бы я лешего обчествил, когда до самого двадцать девятого года по наймам ходил? Три курицы было да гусак с гусыней — вот и все имущество. И тех не уберег от кулацкой смуты. Пока голосовал на собрании, баба увидала, что на вашем дворе свинью смолят, а у Федьки Ковригина, слышит, корову стельную режут, — за топор и порубила им головы. Ничего я не внес в колхоз, извиняюсь. Вот эти руки, — протянул, расставив пальцы, длинные руки в синих, натруженных жилах с ороговевшими мозолями на ладонях. — Две руки, больше ничего.

— Самый передовой элемент! — засмеялся бригадир Бережной. — Ничего не имел, ни о чем не жалеет! С вещевым мешком за плечами, без лишнего груза — за партией, куда поведет! Солдат революции!..

— Кабы у нас в «Красном пахаре» в правлении такие руководители были, как Демьян Опёнкин, — с обидой в голосе закончил дед Ступаков, — я бы этими руками вдесятеро больше сделал для колхоза! Никуда бы не рыпался из родного села, не искал бы лучшего на стороне. Меня даже летуном называли. За что? Кто называл? Те, кто колхозу не давал хода своим разгильдяйством!.. Да я бы работал — во как! Кабы знал, что мой труд — хозяйству в прибыль. И что мое заработанное не пропадет!..

— А вот будет у вас отчетно-выборное собрание — подумайте, хозяева, кого выбрать в правление, чтоб и ваш колхоз стал передовым. Сам приеду к вам на собрание.

Мартынову пришлось долго и обстоятельно разъяснять Тихону Андроновичу, что и в совхозах не делается все само собою, и там по-всякому бывает, и там нужны умные директора, честные бригадиры, дельные парторги, иначе совхоз будет приносить убытки и его хлеб обойдется государству очень дорого; что колхозы могут дать нам, если приложить ума и сил, изобилие продуктов, и к новым формам в сельском хозяйстве, к единому государственному сектору мы придем через изобилие, а не потому, что не сумели чего-то доделать в колхозах.

— Значит, — покашлял в кулак дед Ступаков, — это у меня, по-вашему сказать, левацкий заскок?

— Да, похоже немножко… Хорошо, что сам припомнил, как оно называется.

Все засмеялись.

Мартынов перевел разговор на другое:

— Как это все будет в дальнейшем — переход к единому госсектору, — этого сейчас точно, в подробностях никто себе еще ясно не представляет. Поживем — увидим. Давайте подумаем о том, как нам сегодня вытянуть отстающие колхозы? Вы валите вот всю вину на председателей. Да, от председателя многое зависит. И наша тут вина, райкома, что не помогли колхозникам до сих пор выбрать всюду хороших руководителей. Но оглянитесь-ка и на себя. Кто пашет, засевает колхозные поля? Вы, работники МТС, механизаторы. Как пашете, как засеваете? Да так, что вас кое-где колхозники стали уже называть «махинизаторами». Стыдно, товарищи! Вот об этом давайте и поговорим… Три дня ездили мы с вашим директором по колхозам, отчитывался он о выполнении договоров. Сколько жалоб на вас, сколько чертей вам насулили колхозники за ваши простои, за бракодельство! Ну, почему вы работаете как подрядчики, а не как хозяева, которым каждый лишний колосок дорог?..

— Не все работают как подрядчики! Не обижайте нас, товарищ Мартынов! — зашумели трактористы.

— А во «Власти Советов» у Демьяна Богатого двадцать два центнера был урожай. Кто его вырастил? Не трактористы?

— А в «Октябре», в «Заре»? Тоже почти по двадцать центнеров вышло.

— Нас обвинить — проще всего. А вы войдите в наше положение — в каких условиях мы работаем!

— Ремонт хотя бы взять. На снегу машины собираем!

— Лучше бы ремонтировали трактора — меньше было бы простоев.

— Так разве в таких условиях отремонтируешь хорошо?

— Хотите разобраться, что нам мешает работать лучше, — расскажем всё!..

…Мартынов, поглядывая на дремавшего Глотова, злился: «Какие люди, какие мысли, а он дрыхнет! Флегматик окаянный!»

— Проснись! — не выдержав, толкнул он в плечо директора.

— А? Что? — открыл глаза Глотов.

— Послушай, что ребята говорят.

— Слушал-слушал, и в сон бросило…

— Нет, верно, Петр Илларионыч, — говорил Юрчик Маслов, — два-три года можно не давать нам новых машин. Обойдемся теми тракторами, что есть. Хватит их по нашей посевной площади. Бывают ведь дни, когда дизелям просто делать нечего, стоят на приколе. Давали бы лучше нам побольше денег на строительство!

— Неладно как-то получается у нас, товарищ Мартынов, — сказал Григорьев-отец. — Дают в деревню миллиарды — в каждой МТС сколько машин, да машины какие дорогие! — и недодают каких-то там тысяч, которых как раз и не хватает, чтобы эти миллиарды работали на урожай в полную силу.

— Как в евангелии сказано: давай правой рукой так, чтоб левая не ведала, — вставил дед Ступаков. — Один министр дает комбайны, а другой министр не дает денег построить сараи для тех комбайнов, чтоб не зимовали в сугробах.

— Может, бюджет у нас очень строго рассчитан, так вот я говорю, — продолжал Маслов, — можно продать те трактора, что нам планировали, другим государствам — вот и деньги.

— Слышишь? — толкнул Мартынов Глотова.

— Слышу.

— Как твое мнение?

— А что, я согласен с Масловым… Хватит нам пока машин, надо довести до ума то, что есть. Без новых тракторов года два я обойдусь, а без хорошей мастерской — зарез! Что за ремонт, когда на дворе машины разбираем, собираем? Повозись-ка на морозе с железом! Да вот в такую погодку! Покрутятся ребята час возле трактора — два часа в кочегарке отогреваются. На пять машин всего места в мастерской. И зарабатывают они поэтому на зимнем ремонте — копейки! — Глотов оживился: — А станки наши видел, Петр Илларионыч? Старье! Барахло!.. Я уж сколько раз думал: почему у нас при такой великолепной, дорогой технике нет хорошей ремонтной базы? Все равно как бы пожалеть купить хорошую упряжь на орловского рысака-призовика. Выехали на бега, а уздечка из мочала.

— Согласен, значит, с Масловым?.. Почему же не написал в министерство: так и так, мол, отказываемся временно от пополнения тракторного парка, но просим взамен то-то и то-то: большую мастерскую, станки, хорошие общежития для трактористов, инвентарные сараи?..

— А что ж там, в министерстве, не догадываются, не знают наши нужды?

— Знают, знают… Знает цыган дорогу, а спрашивает, — проворчал дед Ступаков.

— Можно мне слово сказать, Петр Илларионыч? — поднялся бригадир Николай Бережной. — По другому вопросу. Вы вот рассказали про того парня из Олешенской МТС, Костю Ершова. Разъяснил он вам правильно: почему у нас на хорошем хлебе тракторист меньше трудодней зарабатывает. Верно, надо бы как-то иначе начислять нам трудодни. Не только за выработку, но и за урожай. И надо дать директору МТС права больше повышать нормы горючего, где нужно, смотря по земле, по урожаю. А то ведь и так бывает: поневоле человек начинает хитрить, мелко пашет, потому что перед этим у него получился большой перерасход на другом участке, на тяжелой земле, где никак не уложишься в норму. Или на таком хлебе погорел, где на четверть хедера косили. Но я вот скажу еще и про тех работников МТС, которые на зарплате. Главный агроном, главный инженер, участковые агрономы, разъездные механики, да и сам директор — они ведь тоже за урожай отвечают.

— Не тоже, а в первую голову!.. Что, Иван Трофимыч, — спросил Мартынов, — никаких нет у вас поощрений по зарплате за высокий урожай?

— Никаких, — ответил Глотов. — Только за диплом и за выслугу лет — надбавка.

— Значит, если у одного директора — выслуга лет и диплом, а урожай так себе, а у другого нет диплома и выслуги лет, но прекрасный урожай, первый директор получит больше зарплаты?

— Больше, конечно.

— Да-а… Ну, тут тоже можно что-то придумать, — сказал Мартынов. — Может быть, так сделать? Вырастили в среднем по колхозам МТС десять центнеров — получай, директор, тысячу рублей в месяц или там тысячу триста. Вышел урожай пятнадцать центнеров — получай две тысячи. Двадцать центнеров — две с половиной тысячи или три. А за диплом и выслугу лет — само собою. Основное — за урожай. Так же для агрономов, механиков. Как, Иван Трофимыч? Скажем, получал ты весь год зарплату по минимуму. А потом, как убрали хлеб, подсчитали урожай — вышло двадцать центнеров. Давай-ка, министр, еще разницы тысчонок десять. А?

Глотов усмехнулся:

— Чего спрашиваешь? Конечно, больше бы старались, лучше бы работали… Бытие определяет сознание.

— Материалисты!..

Мартынов поднялся с нар, подошел к черному окну, за которым бушевала метель, постоял немного, поскреб ногтем лед на стекле.