Незримый поединок - Владимир Флоренцев

Вадим должен был вернуться только к вечеру, а к вечеру я уже миную Аркансу и успею встретить Галину. В палатке остались только два альпиниста, которые обязательно дождутся Вадима и поедут с ним догонять экспедицию. Она ушла далеко вперед, это ведь только я остался, потому что подхватил тутек и мне надо было акклиматизироваться. Альпинистов я не застал — они еще не вернулись из долины, куда спускались за эдельвейсами. В записке я написал, что отправляюсь назад в базовый лагерь, положил эту записку на свой спальный мешок, привалив ее камнем. Эта записка была моя вторая ложь перед Вадимом.

Собрался я быстро, меня словно лихорадило, и мне казалось, что с Галиной непременно может приключиться какая-то беда и я должен спешить. Я захватил с собой нож, бутылку воды и лепешку.

Наблюдая за входом в Аркансу, я заметил, что смерчи появляются через какие-то равные промежутки времени, словно в ущелье сидит огромный дракон, набирает в рот песок и систематически со страшной силой выплевывает его вверх. Я хотел проникнуть в ущелье, как только тучи песка рванутся вверх, но «расписание» почему-то нарушилось — страшные вихри со свистом выскочили из ущелья, завертели песок и мелкие камни. Я припал к скале и так лежал, задыхаясь и не двигаясь, пока оба смерча не рассеялись столь же внезапно, как и появились. Я поднялся и, отряхиваясь от пыли, забившей все складки одежды, двинулся вперед. Впереди, в желто-серой пелене, вздымавшейся над горами, утопало солнце.

По ущелью бродили сумерки. Черные, гигантские каменные глыбы, нависавшие слева и справа, заслонили небо. Я поднял голову, и мне показалось, будто гляжу я из горлышка бутылки. Узербай был прав — идти по дну ущелья совершенно невозможно — можно лишь карабкаться по террасе, тесно прижавшейся к отвесному боку ущелья. Но карабкаться было трудно из-за бешеного ветра. Он пронизывал насквозь, прижимал к скалам, и тогда острые зазубрины больно впивались в тело. С трудом я все же добрался до выветренной плоской скалы. Ноги скользили, тянули вниз отяжелевшее тело. Но мне удалось взобраться на скалу, и здесь я отлеживался, часто дыша, и глядел туда, где солнце. Скала подрагивала и осыпалась.

Я начал спускаться. Медленно. Оскальзываясь на валунах, обдирая локти о льдисто-холодный гранит, цепляясь вспотевшими пальцами за расщелины в скалах, утопая в пролежнях песка, осыпая за собой лавины щебня. Мускулы налились тупой усталостью, раскрасневшиеся ладони горели, во рту пересохло.

Кончилось ущелье, и началось Аркансу — извилистые подвижные скаты, состоявшие из наносов песка, гальки и крупных камней, скрепленных местами прослойками из глины. Тут-то я понял, что ущелье, через которое я пробрался, было просто детской игрой по сравнению с этими живыми холмами и стенами. Через Аркансу можно было пройти только одному, потому что за каждым твоим шагом рушились сзади огромные камни, возникали лавины. Но один через Аркансу никто пройти не решался.

Здесь не было этого ужасающего ветра, бесноватых смерчей — небо чистое, спокойное, странная тишина повисла над долиной. Но тишина ненадежная и ей нельзя было доверять. Камни-предатели вставали на пути. Любой камень, за который рука хватается с надеждой, любой валун, на который ступает нога, начинает ползти, тащит за собой соседние камни, вокруг водопадом шумит песок, и ты летишь вниз в хаосе желтой пыли.

Камни окружали меня со всех сторон. Они падали не только от прикосновения, но и от звука шагов, и лишь невероятные прыжки, которые я совершал, уже трижды спасали меня от верной смерти. Через полчаса я потерял синие альпинистские очки и нож, бутылка с водой давно разбилась, руки и лицо были все в царапинах и кровоподтеках. Иногда я останавливался, поднимал камень и, не целясь, бросал его впереди себя — немые скаты мгновенно отвечали диким грохотом, водопад камней, песка и обломков скал сыпался вниз. Неустойчивых камней от этого почему-то не убавлялось, и мне казалось, что их становилось даже больше.

После того как мимо меня со свистом пролетел обломок скалы, я стал опасаться звука собственных шагов, шуршания одежды и прежде чем сделать шаг, озирался по сторонам. Каждый раз, когда рушилась каменная лавина и потом медленно оседала пыль, наступала жуткая тишина. Тишина была еще более невыносимой, потому что солнце сияло вовсю в синем небе, а вокруг возвышались только горы песка и эти дьявольские камни. Ничего живого до самого горизонта, ни кустика, ни травинки… Только камни, камни, камни на моем пути… Я лежал у последнего, как мне казалось, живого ската и видел впереди, насколько хватал взгляд, такую же мертвую долину, с таким же неземным марсианским пейзажем. Губы ссохлись настолько, что, облизывая их шершавым языком, я чувствовал соленый привкус крови. И я вдруг понял, что никогда не выбраться мне из Аркансу, а ночью я замерзну — такой уж странный климат в горах — днем жарища нестерпимая, а ночью вода замерзает.

И все же я продолжал эту игру с камнями, пока часа через три, уже совсем измученный, грязный и оборванный, не вскарабкался на холм. И тут я вдруг увидел внизу неожиданное — ярко-зеленая речушка вспенивала волны о валуны, а совсем далеко в сиреневой дымке вздымались в небо белоглавые вершины. Из долины веяло прохладой — там была жизнь. Но вначале я не поверил увиденному и думал, что это мираж. Я тер глаза, но мираж не исчезал.

Внизу, подо мною, прижимаясь к стенкам ущелья, пролегала дорога. Я взглянул вниз, и словно холодным ледяным ветром прошило меня — слева за поворотом, там, где дорога круто устремлялась вниз, а потом резко поворачивала, ее рассекала огромная трещина. Когда я спустился вниз, то увидел далеко впереди четыре крохотных двигающихся точки. От усталости я не мог шевелиться, веки слипались, я решил подождать маленький караван здесь и предупредить людей об опасности. Кажется, я уснул, потому что когда открыл глаза, увидел над собой усталое лицо бородатого человека. Он тряс меня за плечи. Я глянул через его голову — бирюзовые неживые глаза Галины встретились с моими. Она мигом спрыгнула с кутаса.

— Что с Вадимом? — закричала она.

И я понял: все, что я собирался ей сказать, что обдумывал по дороге за время этого пути, мгновенно рухнуло. Она даже не удивилась, встретив меня здесь на горной тропе, впереди их каравана, не удивилась, увидев меня, еле живого, в лохмотьях здесь, на краю «Ойкумены». Она только закричала, потому что испугалась, что Вадим был вместе со мною, а сейчас его нет.

Я успокоил ее, сказал, что Вадим отправился в базовый лагерь за продовольствием и сейчас, наверное, возвращается назад. Я сказал также, что впереди обвалилась скала и за поворотом пропасть. Караван повернул назад. Меня усадили на яка, который и так, бедняга, тащил несколько мешков с инструментом и гербарием. Яки медленно брели назад. Я смотрел на Галю и понял, что она сейчас все равно повернула бы караван, даже если бы не было впереди никакой пропасти. И еще я понял, что она меня совсем не любила, даже капельку. А я так надеялся на эту капельку.

А ведь исполнилось то, о чем я мечтал давно, в студенческие годы — я спас ей жизнь. Не предупреди я их об опасности, весь маленький караван мог бы полететь в пропасть. Я спас жизнь любимой! Да, я по-прежнему любил ее, несмотря ни на что, я знал, что буду любить ее всегда, куда бы ни забросила меня судьба, я все равно буду шагать к ней всю жизнь и она будет рядом со мной. Я буду идти к ней, когда со мной будет беда или радость, когда мне будет улыбаться солнце и когда тучи закроют горизонт — всю жизнь я буду идти к ней. Только пройдя Аркансу, я уже стал другим. Потому что всегда становишься другим, преодолев преграду. И еще я знаю, что на пути каждого человека лежит его Аркансу. И пройдя Аркансу, он уже совсем другой. И я стал другим.

Я сидел на спине черно-бурого яка, медленно бредущего по дороге, меня укачивало — я засыпал. Когда дорога пересекла трассу, я начал с ними прощаться. Они остались здесь, чтобы подождать машину Вадима. А я на попутном газике уехал в Ош. Я сказал Галине, что обязательно предупрежу Вадима, если встречу его в долине или по пути. Но до самого Оша я так его и не встретил и подумал, что мы, наверное, с ним разминулись. И только два года спустя, в тайге, где я работал в экспедиции, я встретил знакомого ботаника, и он рассказал мне, что Вадим Стороженко погиб в долине Аркансу. И тут я наконец понял — то, что я прошел Аркансу, было просто чудом. Вадим вступал в ущелье смерчей как раз в тот момент, когда я уже преодолел Аркансу. Говорят, он узнал, что дорога обвалилась, и поспешил предупредить об опасности. Он пошел через Аркансу. Он не мог пойти другой дорогой. Потому что в характере таких, как он, — всегда выбирать самые короткие пути.

НЕЗРИМЫЙ ПОЕДИНОК

Повесть

1. ГЛУХАРЬ

Песчаная буря бесновалась третьи сутки. И когда улеглась, всю территорию словно обсосало гигантским пылесосом — тут и там обнажился из-под песка обветренный силикатный камень. Этого самого камня — полевого шпата, роговых обманок и слюды — целые горы внизу, у карьера, где работают заключенные из отряда Лариошина. Камень грузят в МАЗы, и потом тяжелые машины, натруженно урча на бесконечных подъемах и буксуя в песке, едут к железной дороге.