Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

затем 30 лет в исполкоме горсовета работала, также заслужив высокие награды за многолетний доблестный труд. Дальняя наша родня разбросана по Донецкой области: в Артёмовске, Донецке, Карл-Либкнехте, Кондратовке… Баба Дуня, оставшись в лихое, смутное время одна с детьми, крутилась, чтобы прокормить малышей, как могла, батрача порой на самых чёрных, неженских работах. Живя после войны с дочерью Марией, она ушла на пенсию с «высокого поста» уборщицы железнодорожного вокзала и благополучно дотянула до 1969 года, оставив этот свет в восьмидесятидвухлетнем возрасте.

Никто из братьев и сестёр отца профессиональных устремлений к музыке не испытывал. Зато Григория, по рассказам бабушки, в детстве всегда тянуло к цыганскому табору, распевавшему неподалёку от их дома (на улице Мариупольской) песни под бубен, скрипку и гитару, к армейскому духовому оркестру, игравшему по праздникам популярные вальсы и революционные марши, к украинским уличным гулянкам, разливавшимся по округе «дзвiнкими пicнями й веселими танцями».

Отец родился в 1913 году, а мама появилась на свет в 1924-м, став третьим по счёту ребёнком у родителей, но вторым в семье (первенец Николай умер в раннем детстве).

Маминых родителей – людей «рабоче-служивого» сословия, тем не менее грамотных и якобы довольно образованных, – мы с Женей не знали: наша родная бабушка, Таисия Матвеевна (1898 года рождения), умерла от воспаления лёгких ещё в 1931-м, голодном году, и дедушка, Трофим Иванович, некоторое время самостоятельно воспитывавший двух детей, вскоре женился на подобной ему «родительнице-одиночке» с трёхлетним сыном Владимиром на руках Клавдии Васильевне, произведя с ней на свет ещё двух дочерей – Валентину и Тамару. Для вечно голодавшего и бунтовавшего Поволжья, в годы Гражданской войны попавшего в центр «революционно-контрреволюционной круговерти» и вследствие этого потерявшего миллионы людских жизней, были характерны составные семьи с отчимами и мачехами, пасынками и падчерицами, сводными братьями-сёстрами и приёмными детьми. Вот и Трофим Иванович Бреев (мамин отец) сам вырос в такой семье и детей своих от подобной участи не уберёг. Всю жизнь он проработал на нефтебазе и во время войны, как классный специалист своего дела – старший мастер-механик, необходимый в тылу, – был «забронирован» от призыва в армию, несмотря на неоднократные попытки и искреннее желание уйти на фронт вслед за сыном Виктором (старшим братом нашей мамы). А Виктор в июне сорок первого должен был отслужить срочную службу и возвратиться домой, но вместо этого с первых же дней войны угодил в самое пекло, и от него до конца Второй мировой не было никаких известий.

Жадно вслушиваясь в радиосводки о положении дел на фронте, дед всякий раз при очередных сообщениях о форсировании какого-либо стратегически важного объекта приходил в возмущение от непонятного ему термина «форсирование».

– Что это за слово такое?! – горячился он. – Почти каждый день то наши, то немцы что-нибудь форсируют. Только как прикажете это понимать?.. Вот и сейчас: «активно форсировали Днепр…» Ну и?.. Переправились-таки через Днепр или нет, в самом-то деле?! Почему не скажут прямо?!

Виктор с войны не вернулся. О том, что он был убит в 1943-м, стало известно лишь в сорок шестом благодаря активной разыскной деятельности бабы Клавы. Не дождался Трофим Иванович и дочери Нины: она-то вернулась (поклон небесам!), но отца в живых не застала. Он умер в победном мае сорок пятого от язвы желудка – в больнице, не поднявшись после операции. Было ему 52 года от роду.

Так что мы с братом называли бабушкой Клавой не родную мамину мать, а её мачеху, дожившую до 1976 года и в своей трудовой биографии, подобно бабе Дуне, не миновавшую «институтов» сторожей и уборщиц. Волжские наши близкие и дальние родственники живут в Волгограде, Камышине, Липовке и ещё каких-то небольших окрестных городках. Из всей маминой рабоче-крестьянской родни никто сколь-нибудь серьёзной тяги к искусству не имел, так же как и «сваты» из Донбасса. Хотя Трофим Иванович хорошо пел, умел играть на балалайке, а Таисия Матвеевна, будучи домохозяйкой, играла в рабочем театре и пела в таком же «рабочем» хоре клуба нефтяников.

Наша мама, видать, от родителей унаследовала страсть к самодеятельному творчеству и до 1953 года, пока не получила инвалидность вследствие порока сердца, вызванного активной донорской деятельностью во время войны, занималась в различных художественных кружках и пела-играла в самодеятельных коллективах. По окончании восьмилетки, в 1939 году, она поступила в Камышинскую школу медсестёр (теперь – медицинское училище) и с июня 1942 года до сентября 1945-го служила в эвакогоспиталях 3-го Украинского фронта, где и познакомилась с раненым Григорием Мартыновым, своим будущим супругом (до госпиталя – командиром стрелкового взвода 333-й дивизии).

Григорий Иванович не был новичком на Отечественной войне: она для него началась с 1939 года Финской кампанией и ознаменовалась обморожением рук, ног и лица, двусторонним воспалением лёгких. Кстати, рубцовые изменения лёгочных тканей, образовавшиеся в результате «финской» пневмонии, в конечном итоге сыграли свою роковую роль 52 года спустя, став причиной воспаления и отёка лёгких, от которого отец и умер. Хотя, конечно, самой сильной болью, резко состарившей отца и укоротившей его жизнь, была неожиданная смерть сына. До этого трагического потрясения отец был довольно бойким, жизнелюбивым и, можно сказать, весёлым человеком.

С войны родители вернулись в октябре 1945 года и, не найдя себе пристанища в Артёмовске, вскоре уехали в Камышин, где 1 апреля 1946 года официально зарегистрировали свой брак. О том, сколько мытарств пришлось испытать родителям в поисках своего жилья, можно написать отдельную книгу. Но их лишения в те послевоенные годы вряд ли были чем-то особенным на общем фоне хозяйственно-экономической разрухи и всенародного трудового напряжения, пришедших на смену военному лихолетью и беспримерному ратному энтузиазму. Можно только догадываться, как тяжело было им – молодым супругам с подорванным войной и лишениями здоровьем – самим выстоять, да ещё поставить на ноги одного, а потом и другого сына: воспитать их, выучить – да так, чтобы не было за них стыдно ни дома, ни в столице, чтобы не тяготились их сыновья своим глубинным, народным происхождением, а, наоборот, гордились им!

Глава II

Женя родился в Камышине 22 мая 1948 года[5]. Ничего сверхъестественного при рождении не произошло: не зажглась над ним новая звезда, не было на новорождённом рубашки, не улыбался он и не пел песен. Разве только доносить его полные 9 месяцев мама не смогла, и потому ей пришлось более трепетно выхаживать слабенького младенца, весившего всего 1 килограмм 900 граммов, постепенно доводя его до нормальной земной кондиции.

Хочу заметить, что мама – хоть и вернулась с войны отличником медицинской службы – была специалисткой ещё в одной области: она хорошо печатала на пишущей машинке и могла вести делопроизводство. И так сложилось, что после госпиталя она уже в медицинских учреждениях не служила, а работала секретарём-машинисткой на нефтебазе, в школе, суде – до тех