Темноводье - Василий Кленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Санька пробежал минут пятнадцать и завалился перевести дух. Заросли колючего шиповника надежно укрывали его от Шахи с компанией.
— Хер вам! — с усмешкой заявил он невидимым преследователям. Да неужели они за ним в настоящий лес попрутся? Как они тут его найдут?
«Ндя, Санечка, продолжаешь бегать от гопоты, как школяр, — вздохнул, зализывая царапины на предплечье, оставленные колючками шиповника. — А ведь уже студент. Такой взрослый…»
Он помнил, как на полном серьезе думал так первые месяцы в пединституте. Сидишь не за партой, а за пюпитром, домашку не задают, двойки не ставят. А когда первую стёпку в руки взял… Ух! Это после успокоился… А может, вообще ему весь этот год в вузе приснился? И он всё та же дворовая пацанва: корешится с нариками у теплотрассы, слушает заунывный мафон с дохнущими батарейками, бегает от пэтэушников. А чо еще было делать мальчишке с окраин Кировского, когда мать еле появлялась дома между тремя работами, а отец… да лучше бы этого козла вообще не было! На «Дальдизеле» ему вообще перестали платить зарплату (или это он так говорил), но батя всё равно ходил туда, чтобы с корешами своими в говно ужраться. Приходилось не то, что деньги — вещи от него прятать… А школа…
А что школа? Когда тебе на уроке рассказывают про героя Павлика Морозова, а по телевизору во весь голос кричат, что был тот паскудой и стукачом. По телевизору такое кричали, что бедные учителя седели на глазах. Они еще пытались заставлять школяров учить законы пионерской жизни, а в толчке школяров поджидала местная гопоть и заставляла макать в унитазе галстуки, срывала значки старших пионеров.
Свобода…
Да не, Саньке свобода нравилась. На дурацком пении они разучивали «Белеет ли в поле пороша…» и глупо хихикали с малознакомого слова, рифмующегося с парашей. А на теплотрассе Булка врубал им «Я бездельник, у-у, мама, мама», «Яву, Яву взял я нахаляву». И это, при всей своей простоте, цепляло. Хотелось, чтобы песни играли еще и еще. Они без устали мотали кассеты на карандаше, чтобы батарейки подольше держались. А еще курили «Родопи», попробовали «Анапу» и «Три топора». Это всё было по-настоящему, по-взрослому. И всё это школа старательно осуждала. Словно, весь мир вокруг уже куда-то шагнул, а школа застряла в своем тщательно-выглаженном вчера.
Поэтому, когда классуха объявила, что нужно писать заявления на вступление в комсомол, что это важный шаг в жизни, шаг, которого достоин далеко не каждый — Санька встал и с усмешкой объявил себя недостойным… Поначалу истерика Горькой доставила веселье, но потом мать вызвали. Стыдили его, обвиняли ее — а мать сидит разбитая и усталая. Руки красные после прачечной, саднят… Совсем невесело стало. Только что поделаешь? Не мог Санька теплотрассу, «Родопи» с «Тремя топорами», «Кино» с «Сектором Газа» променять на комсомольский значок. Это как… собственную кожу содрать! А кровоточащее тело линолеумом облепить.
Нет, Санька жалел мать. Пытался в школе притворяться не собой. А потом Булка взял его на слабо, и он поджег парик химички. Прямо на уроке.
Скандал первостатейный вышел. Пришлось перевестись из 38-й в 51-ю, тамошние приняли его хреново, две недели с распухшими губами ходил. И пацанов не подтянуть — не полезут они в чужой район. Пришлось на поклон, как раз, к гопоте идти. Они через взрослую братву разрулили, подтвердили, что Санька Известь — нормальный поцык. И в школе его бить перестали.
Только мать всего этого не понимала (да и не грузить же ее базаром про понятия). Видела новые синяки — суровела лицом, которое покрывалось неприятными складками. Пару раз пыталась уговорить «быть хорошим мальчиком», один раз отстегала мокрой рубахой, которую стирала. А потом схватила за руку и потащила через пол Хабаровска.
— Николай, помоги! Совсем ничего не могу с ним сделать — улица сына портит!
Санька сразу невзлюбил этого Николая (для него — Марковича). Во-первых, потому что показалось ему, будто Николай Маркович метит к нему в новые папаши (родной отец вообще дома почти не появлялся, хотя, официально родители не развелись). Но это опасение не подтвердилось: они с матерью оказались друзья юности, работали в одном студотряде. Зато осталось «во-вторых». Санька ведь не дурак, фильмы смотрел, книжки порой почитывал. Таких, как он, ведь куда должны были вести отчаявшиеся мамки? На бокс или на самбо — чтобы он через спорт взял и исправился… Маркович даже близко не походил к данной роли. Долговязый, с рыхлым, обвисшим брюшком, висящим над ремнем. Пиджак, затертый до блеска, жидкие нестриженные волосы, как у хиппи какого-нибудь, только старательно расчёсанные на дурацкийпробор.
Был Николай Маркович учителем в школе в центре Хабары. Конечно, Известь с его характеристикой туда ни за что не взяли бы. Больно паршивая овца. Но друг матери пообещал взять Саньку в свой исторический кружок. Тот, мол, для всех. Пришлось давать клятвенное обещание мамке, что дважды в неделю он будет ходить по вечерам на этот дурацкий кружок. Санька поклялся, даже тихонько «зуб дал». Все-таки стыдно было перед мамкой за все ее страдания. А тут как бы косяк отработал…
В кружке он оказался самым старшим, словно, второгодник какой. Остальные кружковцы — ботаники задохлые, так что даже всей толпой они его напрячь не смогли бы. Возникло искушение мелочь с них тряхануть, но Санька таким и раньше никогда не занимался.
А потом Маркович открыл рот — и Санька не заметил, как пролетел час. «Колдун какой-то» — думал он, вспоминая в трамвае рассказы учителя. И не сильно ошибся: позже уже узнал, что в родной школе у Марковича кликуха была Шаман. О, он умел так закамлать, что нижняя челюсть плавно отваливалась, и ты шел за очередной историей, как крыса за дудочкой.
Санька даже не представлял, насколько интересна история края, где он живет. Вернее, он вообще раньше никак не представлял. Просто сначала была крепостная империя Романовых, а потом на ее месте появился великий могучий Советский Союз. Но Дальний Восток-то совсем недавно Россией стал. И имел, оказывается, свою крутую историю.
Керамика тут появилась чуть ли не первой во всем мире! Круто? Еще бы! Государство здесь возникло раньше, чем у славян в их Киеве и Новгороде. Конечно, сильно южнее, амурские
