Энергия наших мыслей. Влияние человеческого сознания на окружающую действительность - Константин Коротков

Он полюбил юную девушку шестнадцати лет, не имевшую ни семьи, ни родственников. Взял ее к себе, и они стали жить вдвоем. Однажды ночью к нему в дом вломилась милиция, его арестовали и на три года отправили в лагеря за совращение несовершеннолетней. Когда я встретил его через три года, это был совершенно другой, постаревший и душевно сломленный человек – так изменил его лагерь. Он объяснил мне, что причиной ареста была отнюдь не его любовь к юной деве, а политические взгляды, которые он неоднократно высказывал публично. Это было типично для советской власти: следить за каждым человеком и, если возникала хоть малейшая политическая подоплека, карать со всей жестокостью, используя любой подвернувшийся повод.

С этим Толей мы много бывали вместе в горах. Он преподал мне первые уроки интуиции:

– Посмотри, Константин, горы – это живой организм. У них своя жизнь, они имеют свои законы, и мы не должны их покорять, мы можем только прийти сюда и жить по их законам, если мы их понимаем. Для того чтобы выжить здесь, надо чувствовать дыхание гор, чувствовать их состояние. Здесь нужно жить прежде всего интуицией.

Мы поднимались по леднику. Была замечательная погода. Впереди находилась красивая вершина, цель нашего восхождения. Мы были полны сил и энергии. Снег твердым настом поскрипывал под ногами при каждом шаге. Настроение было замечательное. И вдруг Толик сказал:

– Стойте, ребята!

Все остановились.

– Ну-ка, давайте свяжемся.

Это значит, к двум концам веревки привязывается по человеку, каждый держит конец этой веревки в руках и идет на расстоянии 20 метров друг от друга.

– Зачем, Толик?! Здесь замечательный твердый наст, прекрасные условия!

– Нет, ребята, давайте свяжемся. Мне что-то не нравится.

Мы связались и растянулись по всему леднику длинными цепочками. Я шел, глядя по сторонам, вдыхая пьянящий воздух гор. Настроение было великолепное. И вдруг мощный рывок сбил меня с ног. Какая-то сила потащила по леднику. Тренировки не прошли даром, я мгновенно, даже не осознавая, врубился ледорубом в снег, раскинул ноги в кошках и стал тормозить движение, не пытаясь анализировать, что же произошло. Через несколько мгновений усилия увенчались успехом, и я остановился. Когда поднял голову, то увидел, что веревка уходит от меня и через несколько метров скрывается, а моего напарника не видно. Впереди простирается ровное снежное поле. Закрепив ледоруб и веревку, я аккуратненько подполз к краю и увидел то, что и ожидал. Посреди ледника разверзлась огромная трещина, наст в нее провалился, и в глубине, на высоте 15 метров, висел мой приятель. Трещина была закрыта снегом, и заметить на поверхности ее было невозможно. Когда приятель вышел на середину тонкого снежного моста, закрывавшего трещину, снег не выдержал его веса и провалился. Такое периодически случается в горах. Веревка задержала его падение и спасла ему жизнь. Через несколько минут он был на поверхности, и дело закончилось небольшими ссадинами и шутками. Толя интуитивно почувствовал опасность и принял меры. Если бы мы не связались веревками, он бы погиб.

Такие склоны в горах очень опасны, потому что никогда не знаешь, что находится под слоем снега и какие трещины тебя ожидают. Тут работает только альпинистский опыт и внутреннее чутье. Приведу еще один пример из собственной практики.

Подъем проходил в горах Кавказа при хорошей ясной погоде, и где-то в десять часов утра мы уже стояли на самой вершине. Настроение было отличное, погода великолепная: под лучами яркого солнца окружающие вершины сверкали, словно хрустальные пирамиды. Лишь кое-где черными зеркалами нависали мрачные скальные бастионы. Стояла поздняя весна, и все склоны вокруг были еще покрыты толстым слоем снега. Полюбовавшись открывающимися перспективами, мы двинулись вниз. Спуск проходил по широкому снежному гребню, который выводил к краю стены, откуда начинался длинный ледовый кулуар, выводящий на нижний ледник. Мы прошли по гребню и уже готовы были войти в кулуар, когда вдруг у меня возникло необъяснимое желание и я воскликнул: «Ребята, давайте-ка мы тут посидим, посмотрим вокруг, попьем чаю».

Не знаю, почему я это сказал? Это было не очень принято. В наших группах была система, что на восхождении нельзя понапрасну терять ни одного часа. Вышел наверх, огляделся – и вниз, в лагерь, готовиться к следующему восхождению. Но времени было еще достаточно, поэтому моя идея, после некоторых обсуждений, была принята. Мы уселись на гребне, сняли ботинки, развели примус и стали топить воду из кусков льда, отломанных от ближайшего ледового уступа. Через час все разнежились на солнце, и никому не хотелось двигаться, хотя было понятно, что все равно придется уходить.

Вдруг мы услышали какой-то низкий звук в атмосфере. Это был глубокий низкий тон. Казалось, он был везде и проникал до самой глубины человеческого существа. Мы все привстали, с тревогой озираясь вокруг. И тут нас бросила на землю воздушная волна. Мы были оглушены грохотом. Кулуар, по которому мы должны были спускаться, рухнул как единое целое и пошел вниз. Снежный покров лопнул в самой верхней части кулуара, и постепенно, набирая силу, огромная ледовая лавина с колоссальным грохотом понеслась вниз. Мы сверху наблюдали, как она выкатилась на несколько сотен метров на ледник. После нее в кулуаре остались практически голые камни. Никто не произнес ни слова. Было понятно, что если бы мы не стали пить чай, то в этот момент находились бы как раз на середине кулуара.

Впоследствии интуитивное чувство гор не раз помогало мне не просто добиваться успехов в альпинизме, но и просто выжить. А в дальнейшем это чувство стало основой всей жизни и всей работы.

Непознанное

Мое знакомство с нетрадиционными науками началось в конце 70-х годов. Я работал на кафедре физической электроники Ленинградского Политехнического института и учился там же в аспирантуре. Тема моей работы была глубоко академична: «Изменение работы выхода поликристаллического вольфрама при двухкомпонентной адсорбции электроположительных элементов». За несколько лет после окончания института я построил экспериментальную установку с неплохими по тем временам параметрами, опубликовал несколько статей и уверенно продвигался к защите диссертации. Впереди ожидала спокойная преподавательская работа и неторопливая научная деятельность.

Когда заходит речь об ученых и о научной работе, в воображении большинства встает образ некоторого «ученого мужа», просиживающего целые дни у своих установок и периодически совершающего переворачивающие мир открытия. На деле действительно интересные и оригинальные идеи – это удел единиц, а подавляющее большинство научных работников занимаются скучной рутинной работой, сотни раз получая одни и те же кривые, исписывая десятки страниц уравнениями и просиживая дни, уставившись в экран компьютера. В лучшем случае это дает подтверждение чьей-то высказанной ранее идеи, в худшем – «отрицательный результат – тоже результат». Из сотен тысяч научных работников только несколько получают Нобелевские премии. Однако даже эта рутинная работа требует огромных знаний, напряжения ума и дает редкие моменты прозрений, приносящие глубокое удовлетворение и особый род интеллектуального удовольствия.

Итак, я спокойно работал, и, глядя со стороны, можно было предположить, что все замечательно. Однако, как это часто бывает, «в тихом омуте черти водятся». Так и в моей душе назревало недовольство. Спокойная рутинная работа с заранее, на годы вперед, расписанным планом плохо соответствовала моему темпераменту. И было еще одно обстоятельство, которое создавало внутреннее напряжение и недовольство. Читая красивые иностранные журналы типа «Surface Science» и «Physical Review», я каждый раз страдал от несоответствия западного научного уровня и нашего советского. Там уже в полном ходу были компьютерные технологии и современные методы обработки данных, любой научный центр мог заказать самую последнюю аппаратуру, у нас же об этом не приходилось даже мечтать. Возникало опасение, что вся та работа, на которую я трачу столько сил и времени, может быть выполнена на Западе в значительно более короткие сроки на гораздо более высоком уровне. Однако эти опасения были только легкими облачками, до поры до времени не сильно портившими ясную картину моей научной деятельности.

Но однажды я увидел объявление о лекции: «Что такое биополе?» Лекцию проводила какая-то дама, ни фамилию, ни принадлежность которой я сейчас уже не помню, и рассказывала она о вещах достаточно простых, на мой сегодняшний взгляд, – о телепатии, об экстрасенсах и об эффекте Кирлиан. Но тогда эта лекция произвела на меня большое впечатление: оказывается, есть еще в мире настоящая Тайна и есть ученые, которые занимаются ее изучением. «Вот бы попасть в их число!» – с тайной завистью подумал я тогда. Я даже стал выяснять, кто и где этим всем занимается, но, так ничего не узнав, отодвинул эту мысль подальше в глубь памяти.