Оставь окно открытым - Софья Прокофьева

Решив этот сложный вопрос, Кот Ангорский облизнулся и хотел было уже вонзить в сосиску зубы, как вдруг Веснушка у него в животе шевельнулся и завопил что было мочи:

— Эй, спасайте сосиски от киски! Кому ужин не нужен! Воруют! Грабят!

— Батюшки! — послышался старческий дребезжащий голос. Дверь распахнулась. Вбежала маленькая седая старушка с аккуратным круглым пучком волос на затылке, похожим на моток ниток.

Несмотря на свой преклонный возраст и домашние шлепанцы, которые все время так и норовили свалиться с ног, она очень проворно подскочила к столу и ловко вытянула Кота Ангорского вдоль спины кухонным полотенцем.

Кот Ангорский одним махом перелетел через подоконник.

Погода испортилась. В темноте шелестел дождик. Пахло сырой землей, прошлогодними вялыми листьями.

Кот Ангорский пристроился за водосточной трубой. Внутри трубы по жести уныло сбегала вниз вода.

Кот Ангорский задумался. Кто кого все-таки поймал: он Веснушку или Веснушка его?

Нет, по всему выходило, что поймал его все-таки Веснушка.

Так и от голода помереть недолго. А от милого пушистенького хозяина не дождешься теперь не только блюдца молока, разбавленного водой, но и блюдца воды, куда добавлена хоть капля молока.

Веснушка в животе вел себя тихо и примерно. Не шевелился, дышал сонно и ровно.

«Может, уснул?» — с надеждой подумал Кот Ангорский. Чтобы Веснушка уснул покрепче, Кот Ангорский с горя даже замурлыкал простуженным басом какую-то разбойничью колыбельную.

Стараясь не потревожить Веснушку, Кот Ангорский плавно двинулся по карнизу.

Вдруг его чуткий нос уловил какой-то восхитительный запах. Сомневаться не приходилось. Да, так мог пахнуть только антрекот под луковым соусом.

Легко, как балерина, Кот Ангорский взвился в воздух и приземлился на подоконнике.

На тарелке лежал холодный антрекот, окруженный застывшей подливкой.

«Ах, милый кусочек мяса, — с сожалением подумал Кот Ангорский. — Ну зачем, зачем ты застыл? Как это нехорошо с твоей стороны…»

На этот раз голодный Кот Ангорский не стал долго раздумывать. Прыжок! И он судорожно вонзил зубы в мягкое сочное мясо.

В тот же миг Веснушка встрепенулся у него в животе.

— Эй, кот украл антрекот! — оглушительно завопил Веснушка. Держите, ловите!

Но все было тихо и безмолвно. Видимо, хозяев не было дома.

Кот Ангорский, торжествующе фыркнув в усы, решил, что уж на этот раз никто на свете не сможет помешать ему плотно поужинать.

Он еще крепче вонзил зубы в мясо, свел все четыре лапы вместе, чуть присел, приготовившись к прыжку, как вдруг… Холодный антрекот, который он держал в зубах, стал таким горячим, будто его только что сняли со сковородки.

Кот Ангорский завизжал и выронил мясо.

— Ха-ха-ха! — весело засмеялся Веснушка. — Я его подогрел немножко, а? Тепленький-то вкуснее…

Кот Ангорский в отчаянии залез под дрова, забился в щель между двумя бревнами.

— Ну, вот что, — строго сказал ему Веснушка. — Да будет тебе известно: ни один солнечный луч никогда не брал ничего чужого. А теперь что же это получается: ты воруешь, а я в это время у тебя в животе сижу. Так выходит, я тоже воришка? Ну уж нет. Придется тебе сегодня поголодать. Зато уж завтра я тебе такой обед обещаю — лапки оближешь!

Кот Ангорский покорно и жалобно, как-то по-мышиному, пискнул, чем сильно удивил старую мышь, ушедшую на покой и устроившую себе в сваленных бревнах удобную квартиру.

Мимо бревен, под моросящим дождем, уныло повесив отсыревшие уши, прошел мокрый Пудель.

Учуяв Кота Ангорского, неодобрительно зарычал, просто так, чтобы лишний раз высказать о нем свое мнение.

— Да, — задумчиво протянул Веснушка. — Хороший пес Пудель! Конечно, и он тоже не без недостатков. Придумал, что его подарки — самые лучшие-чудесные-бесподобные, какие только есть на свете. Ну, да это мы еще поглядим!.. А в остальном — отличнейший пес. Я все думал, кого это он мне напоминает? А сейчас вспомнил. Одного пса… Скучно, брат, у тебя в животе, расскажу-ка я тебе историю…

Коту Ангорскому вовсе не хотелось лежать голодному под сырыми бревнами и слушать историю про какую-то собаку, да еще историю, которую рассказывают в твоем собственном животе. Но он только тихо и уныло вздохнул.

Глава 10. История маленького канатоходца, которого с двух сторон поддерживали дьяволы

— Это было вчера, — начал свой рассказ Веснушка. — Хотя моя Катя почему-то утверждает, что я не совсем правильно понимаю слово «вчера». Но во всяком случае это было совсем недавно. Уж не помню, как и зачем залетел я в один город. Что ж, город как город. На главной площади ратуша. Это такой угрюмый каменный дом с башней. В этой ратуше собирались бургомистр и все богатые горожане судить-рядить, придумывать всякие новые указы да законы, чтобы отнять у бедняка последний грош.

Было в этой ратуше высокое окно, сделанное все из разноцветных стеклышек. Называется такое окно — витраж.

Да это только так говорится — окно, на самом деле — целая картина. Из цветных стеклышек был выложен рыцарь в лиловом плаще. Он сидел на золотом коне, покрытом красной попоной. А копыта коня ступали по такой зеленой траве, что больно было смотреть.

Ну, да тут главное совсем другое. Главное, что я по-настоящему подружился с этим рыцарем. Из-за него, уж если хочешь знать, я и задержался в этом городе.

Захочешь, пролетишь сквозь синее стекло — станешь синим-синим, сам на себя удивляешься. Прыгнешь в красное — станешь красным, как огонь.

Однажды в наш город зашел бродячий гимнаст. Совсем еще мальчишка. А с ним собака.

Ну и парочка, я тебе доложу!

Мальчишка в рваном черном трико, заплата на заплате. А сам тонкий, как ивовый прутик, но и гибкий такой же.

А пес прямо-таки скелет с кое-как накинутой на него шкурой. Кажется, потяни его за ухо — и сам пожалеешь, ухо останется тебе в подарок. Но глаза у пса были печальные и преданные. Настоящие глаза, рыжие.

Рано утром мальчишка натянул веревку над всей площадью между двумя высокими черепичными крышами. И по всему городу прошел слух: маленький циркач перейдет с одной крыши на другую по этой веревке.

На площади собрался народ. Хромые, убогие и те выползли поглядеть на это диво.

Пожаловал даже сам почтеннейший бургомистр. С трудом задрал голову, посмотрел на мальчишку. Голову бургомистра так и оттягивали книзу жирные щеки и тройной подбородок.

Много я видел человеческих глаз, но в этих, казалось, поселилась сама Темнота. С такой злобой глядел он на мальчишку, будто приказывал взглядом: упади, оступись!

А мальчишка, словно назло бургомистру, легко и уверенно ступил на веревку. И только неживая застывшая улыбка замерла у него на губах. Он шел то медленно, то вдруг почти бежал, и старая потертая веревка растягивалась и прогибалась под его ногой.

Страшно было смотреть на маленькую, черную, словно обугленную, фигурку, бегущую высоко над площадью по ветхой паутинке.

Наконец мальчишка дошел до конца веревки. Тут его улыбка словно оттаяла. Он махнул рукой, и люди разом шумно вздохнули с облегчением, громко заговорили, засмеялись.

Откуда ни возьмись выскочил драный мальчишкин пес.

Выскочил, да так озорно, весело стал обходить всех по очереди. Он вышагивал на задних лапах, умильно наклонив голову набок. А в зубах держал старую шляпчонку, больше похожую на пустое птичье гнездо, чем на шляпу.

Ну как тут было удержаться. В шляпу посыпались медяки, а порой рыбкой мелькала и серебряная монета.

Но едва лишь мальчишка спустился на площадь, как два дюжих стражника схватили его за шиворот, подтащили к бургомистру.

— Я ничего не украл! Я не сделал ничего плохого! — крикнул маленький циркач. — Я только прошел по веревке!..

— Вот и отправишься по ней прямехонько в ад, — злобно усмехнулся бургомистр. — В тюрьму его!

Хотели поймать и пса, обыскали всю площадь и все ближайшие улицы и закоулки, но тот словно сквозь землю провалился.

На другой день собрался народ в ратуше. Столько людей набилось — не повернуться. Все переговариваются, шумят, жалеют маленького циркача.

Вдруг стало тихо. Вышел бургомистр с тяжелой золотой цепью на шее. Вид важный — не подступись!

За ним судьи. Все в черном, даже шапочки черные, лица строгие, неприступные. У главного судьи запавший тонкогубый рот, глаза как у голодного волка. Тихо-тихо стало в ратуше. Передние ряды попятились назад.

— Милостивые судьи! — зычным голосом начал бургомистр. — И вы все, честные, богобоязненные жители нашего города! Всем вам заявляю, что мальчишка этот — слуга дьявола, еретик и безбожник!

Тут он протянул руку и пальцем показал на мальчишку. Бедняга сидел скорчившись, как сухой стручок перца, на холодной каменной скамье в углу. Такой он был маленький и хрупкий, что два стражника по обе стороны скамьи казались великанами.