Смертельные игры - Роберт Крейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угу, но спасибом сыт не будешь, — рассмеялся Оскар Кертисс. — Просто скажите Питеру! Идет? В этом городе если попадешь в одну команду с Питером, то считай, что ты в шоколаде.
— Точно, Оскар. В шоколаде.
«Да пошел он!»
Я повесил трубку.
Без четверти десять я спустился по Малхолланд, выбрался на Кахуэнга, доехал до Франклин-авеню и через Северный Голливуд попал в Бичвуд-Каньон. Он начинается высоко, прямо под знаком «Голливуд», и, извиваясь, спускается вниз к Франклину у подножия Голливудских холмов. Там расположены школа, заправочная станция и куча жилых домов, которые когда-то были маленькими, но, превратившись в большие, лучше не стали. Городской район.
Между большими домами устроились крошечные бунгало, очень аккуратные и славные и все же похожие на гаражи. Чем выше в горы, тем больше таких домишек и тем меньше строителей.
Дом под номером 3484, узкий, на четыре квартиры, поднимался вверх по склону холма, словно детская пирамидка. Вдоль левой стены шли цементные ступени, потрескавшиеся и выщербленные в тех местах, где в них вгрызались корни древних юкк. Перед первой квартирой имелось маленькое крылечко с деревянными колокольчиками и кучей кактусов в старых глиняных горшках, раскрашенных в традиционном индейском стиле. Правда, краска на них облупилась и осыпалась. На улице перед входом росли четыре агавы в окружении серебристых сорняков, всегда соседствующих с агавами. Вокруг было довольно чисто и ухожено, но только на первый взгляд, словно тот, кто это делал, не мог добраться до углов, вымести весь мусор и выполоть сорняки. Ни подъездной дорожки, ни гаража. Машины здесь было принято оставлять прямо на улице.
Я проехал мимо, развернулся и припарковал свой «корвет» на противоположной стороне улицы, а затем направился к крыльцу. Я даже не успел постучать, как дверь открылась — но лишь на ширину цепочки — и наружу выглянула женщина лет семидесяти в пестром халате.
— Чем вам помочь? — спросила она.
Голос у нее был пронзительный и суровый. Хозяйка недвусмысленно намекала на то, что, если ей не понравится мой ответ, она поможет мне оказаться в полицейском участке.
Я показал свою лицензию.
— Лет десять назад здесь жила женщина по имени Карен Шипли. У нее еще ребенок был. Я пытаюсь ее найти. Вы можете уделить мне несколько минут?
Она посмотрела на лицензию, потом на меня.
— А откуда мне знать, что это именно вы?
Я достал права, чтобы она взглянула на фотографию. По улице прошли очень высокий белый мужчина и коротышка латиноамериканец. Высокий был лысым, в пятнистой рубашке в африканском стиле вроде тех, что считались писком моды в 1969 году. У латиноамериканца волосы были гладко зачесаны назад. Проходя мимо моего «корвета», он провел по нему рукой. Женщина бросила подозрительный взгляд на мужчин, затем снова посмотрела на меня и спросила:
— Ваша машина?
Я ответил, что моя. Она понимающе кивнула:
— Не спускайте с нее глаз. Этот мелкий сукин сын обязательно ее угонит.
Я заверил ее, что буду присматривать за своей машиной.
Она вытянула шею, продолжая следить за парочкой, пока та не скрылась из вида, затем закрыла дверь и, сняв цепочку, снова ее открыла.
— Меня зовут Мириам Дичестер. Можете войти, но, думаю, нам стоит оставить дверь открытой.
— Конечно.
В маленькой гостиной пахло плесенью, на окнах были серые кружевные занавески, на тумбочке стоял допотопный черно-белый телевизор «Ар-си-эй», а у стены — большой бордовый диван с вышитыми подушечками на ручках. Когда-то подушечки были белыми. Судя по всему, занавески тоже. По обе стороны дивана высились аккуратные стопки старых журналов, посвященных кино, а над телевизором висели фотографии в рамках — Кларк Гейбл, Уолтер Бреннан и Уорд Бонд. На снимке Бонда имелся автограф. Повсюду, точно грибы, торчали пепельницы, а на кофейном столике лежала открытая пачка «Кента». Кроме плесени, воздух в комнате пропитался сигаретным дымом, потом и кремом «Ноксема».
Мириам Дичестер достала из кармана халата сигарету, зажигалку «Крикет» и закурила. Я сел на диван. Она — на старинный стул работы Морриса. Я не видел таких уже много лет.
— Отсюда мне все видно, — сообщила она. — В наше время нужно держать ухо востро. Вот почему я живу в квартире, выходящей прямо на улицу. Мне видно всех, кто подходит к дому. — Она махнула сигаретой в сторону узкой разбитой дорожки, поднимавшейся наверх вдоль здания. — Я сразу замечу любого подозрительного типа. У меня есть чем его встретить.
Я показал ей фотографию восемь на десять.
— Это Карен Шипли. Ее сына зовут Тоби.
— Я знаю, о ком вы говорите.
Я убрал снимок.
— А вы знаете, как я могу с ней связаться?
— Нет, не знаю. — Она сделала очередную затяжку и посмотрела на меня. — Я своих не забываю. Да, не забываю. Даже когда они здесь не живут.
— Я не причиню ей зла, Мириам, — сказал я. — Бывший муж не видел Карен и мальчика с тех пор, как они развелись, и очень по этому поводу переживает. Он хочет познакомиться и подружиться с сыном.
Она докурила сигарету и затушила ее. Три затяжки, и сигарете конец.
— Мне это не нравится, — заявила она. — Сукин сын бросил несчастную женщину, и вдруг ему взбрело в голову вернуться и помешать похлебку в старом котелке. И, клянусь богом, знаю, каким местом он собирается ее мешать.
— Они взрослые люди, Мириам, — ответил я, пожав плечами. — Полагаю, они и сами прекрасно разберутся в своих отношениях. А вот мальчик совсем другое дело. Сейчас ему около двенадцати, и он никогда не видел отца.
Она поджала сморщенные губы, и я заметил, что она надела только верхний протез. Нижний лежал в стакане около телефона. Наконец она взяла очередную сигарету и прикурила. Видимо, смирилась с неизбежным.
— Она жила со мной почти год. Во второй квартире, сразу за моей.
— Хорошо.
— Хотела стать актрисой. Многие из тех, кто сюда приезжают, хотят, — заметила она, бросив взгляд на фотографию Уорда Бонда, и глубоко затянулась.
— Только ничего такого не происходит.
— Карен, по крайней мере, попыталась. Она просила меня посидеть с малышом, когда ходила на пробы, и я сидела. А когда она работала официанткой в придорожном ресторане, я тоже сидела с Тоби. Она была мне благодарна. Никогда меня не обижала.
Мириам наклонилась вперед и выглянула в открытую дверь. Короткая вспышка, точно птица пролетела: мимо проехала машина.
— И сколько это продолжалось?
— Два месяца. Может, три. — Она снова откинулась на спинку стула, словно решила, что на улице все спокойно. — Однажды я услышала, как она плачет, и пошла проверить. Она сказала, что больше не может так жить. Что у нее ребенок. Что должна устроить свою жизнь и настроена очень решительно. Она сказала, что собирается учиться дальше.
Я подумал про Карен Шипли, какой видел ее на пленке.
«Хи-хи. О, Питер, я, что ли, взаправду должна? Хи-хи-хи».
— Она действительно пошла учиться?
Мириам Дичестер покачала головой и докурила следующую сигарету.
— У нее не было денег. Да и куда бы она дела ребенка?
— У нее были друзья? Может быть, ухажеры?
Как только одна сигарета заканчивалась, Мириам Дичестер тот час же закуривала следующую.
— Нет. Карен была совсем одна. Она и ребенок. Не было даже родных, к которым она могла бы уехать. А потом она вообще перестала выходить из квартиры. Просто сидела, и все. Можете себе представить? Такая симпатичная молодая женщина! А потом она уехала.
— А она не сказала вам куда?
— Когда выехала, ничего не сказала. Собралась и исчезла. Осталась должна мне за три месяца.
Мириам снова наклонилась, чтобы выглянуть в дверь. Я тоже посмотрел. Судя по всему, это заразно.
— Похоже, она вам нравилась, — заметил я.
— Да.
— И это несмотря на то, что осталась вам должна?
Мириам Дичестер помахала в воздухе сигаретой.
— Карен отдала мне деньги. Пару лет спустя я получила письмо. В нем был почтовый перевод на всю сумму плюс проценты. Как думаете, многие так поступили бы?
— Пару таких людей я знаю.
— Ну ладно. Карен вложила в конверт записку, в которой извинялась и просила меня не думать о ней плохо за то, что она сделала, и объясняла, что у нее не было другого выхода.
— Похоже, она действительно вам нравится.
Мириам Дичестер снова кивнула. Взяла новую сигарету.
— А вы сохранили письмо?
— Господи, у меня здесь столько всего накидано, — проговорила она.
— Может, поищете.
Она прищурилась и взглянула мимо окна на улицу.
— Если я уйду в заднюю часть дома, я не смогу следить за дверью.
— Послежу за вас.
— Поверьте мне на слово, этот мелкий сукин сын только и мечтает о том, чтобы что-нибудь украсть. Они возвращаются.
— Я присмотрю за ними. У меня это неплохо получается.