Дуэль сердец - Барбара Картленд

Каролина была такой же чистой и открытой, но ее темперамент и характер были подобны прибою, с детства шумевшему под ее окном. Его музыка всегда была частью ее мыслей и грез — волн то неукротимых, бурных и неистовых, с белыми гребнями, стремительно летящих на крутые скалы и разбивающих изумрудную и сапфировую водную гладь, то ласковых, мягко колышущихся, покорно утопающих в золотистом, освещаемом солнцем песке.

И настроение Каролины менялось столь же быстро и неожиданно. Мать вздыхала, беспокоясь за ее будущее. Что сулит оно девушке, такой поразительно красивой и при этом эмоциональной и живой. Верность и неуклонное следование цели — эти достоинства порой перерастали в Каролине в свою противоположность. Однажды, когда ей было всего десять лет, молодого конюха, который ухаживал за ее пони, арестовали по обвинению в браконьерстве. Каролина узнала об этом и, не спросив ни у кого разрешения, даже не сказав никому о своем намерении, галопом поскакала в Дувр. Она ворвалась в суд, заявила, что должна дать показания в защиту своего конюха, и вела себя так настойчиво и убедительно, что парня освободили и отпустили с ней обратно в Мандрейк.

К тому времени, как она вернулась, дома хватились ее, и отец организовал целую поисковую партию. Лорд Валкен довольно строго допросил ее, ибо и он, и леди Валкен были чрезвычайно напутаны исчезновением дочери. Но Каролина объяснила все очень просто:

— Папа, он же мой друг!

— А если бы выяснилось, что он виноват, и его отправили в тюрьму? — спросил лорд Валкен.

— Я бы отправилась с ним, — ответила Каролина и добавила с неопровержимой логикой: — Тогда тебе пришлось бы освобождать нас обоих.

Каролина взрослела, и леди Валкен все больше волновалась за дочь, хотя не могла не гордиться ею. Каролина была столь прелестна и душой и телом, что, казалось, было невозможно найти в ней ни малейшего изъяна. Она могла быть порывистой, пылкой, временами проказливой, но не было случая, чтобы она хоть раз совершила недобрый или невеликодушный поступок.

Слуги обожали ее, а друзей у нее было столько, что всех не перечесть. Когда она появилась в Лондоне, то ее дебют в свете стал настоящим триумфом, и не только благодаря знатности или богатству; именно ее красота, дружелюбие и бьющая через край жизнерадостность притягивали к ней поклонников и поклонниц.

Одно только удивляло ее крестную мать. После пяти месяцев пребывания в свете сердце Каролины оставалось таким же нетронутым, как и в первый день приезда из Мандрейка. Каролина, за здоровье которой повсюду поднимались бокалы и которой дали титул «Несравненная», выслушала множество предложений руки и сердца, но отклонила их все с твердостью, не оставившей ее поклонникам ни малейшей надежды на то, что она отказала им из-за застенчивости или нерешительности.

— Не представляю, кто, по-твоему, составит лучшую партию? — с сарказмом сказала леди Буллингем, после того как Каролина отказала лорду Глосфорду.

— Такой человек есть, — ответила Каролина, и ее прелестное личико засветилось лукавством при виде недовольства крестной матери.

— Так кто же это? Да прочитай я хоть всю «Книгу пэров» от корки до корки — и то без толку!

— Может быть, его там и нет, — улыбнулась Каролина.

— Нет в «Книге пэров»! Помилуй нас, Господи! Только не говори, что ты замышляешь мезальянс! Я этого не перенесу. Кто он? Я требую ответа! Кто он?

— Увы, я не знаю, — сказала Каролина, — ибо еще не встретила человека, которого могла бы полюбить.

Иногда она сомневалась, что такой человек действительно существует, и все же, когда утром ее разбудили лучи солнца, льющиеся сквозь окна кареты, впервые в жизни с ее губ было готово сорваться имя мужчины. Каролина чувствовала, что ее переполняет счастье; опустив окно кареты, она глубоко вдыхала свежий солоноватый воздух. Вдали уже виднелись отблески синего моря.

Она велела кучеру направляться в Мандрейк, но сказала, чтобы он подъехал не к парадному входу, а со стороны конюшни. Если он и удивился, то не показал виду; Каролина подозревала, что ему это совершенно безразлично: волнует его только собственное возвращение в Севенокс. Как бы там ни было, Каролине важно было скрыть, кто она такая на самом деле, от любого, кто мог сообщить лорду Брикону о конечной цели ее пути.

Поэтому, когда карета въехала на конюшенный двор Мандрейка, и старый конюх ее отца вышел взглянуть, кто приехал, она выпрыгнула из кареты и отвела его в сторону.

— Гарри, заплати этому человеку как следует, — сказала она, — отведи его позавтракать и отошли обратно. Ни в коем случае не говори ему, кто я такая. Если будет спрашивать, отвечай, что я здесь в гостях или что служу здесь — все равно что.

— Хорошо, миледи, — ответил Гарри и проворчал затем с фамильярностью, позволительной только старому слуге: — Видать, ваша милость, вы опять взялись за проделки.

Каролина не снизошла до ответа, а медленно, с достоинством направилась к двери. Однако, войдя в нее, она быстро, стараясь остаться незамеченной, прошла по длинным коридорам до узкой лестницы, ведущей в верхние покои. Она торопливо поднялась по ней и, наконец, добралась до своей комнаты, встретив по пути только служанку, которую послала за Марией. Мария, молодая деревенская девушка, последние два года служившая ее горничной, появилась уже через несколько минут.

— Миледи! — воскликнула она. — Вот неожиданность! А я-то думала, вы — в Лондоне. Вот уж я поразилась, когда услыхала, что ваша милость здесь, в этом самом доме! Может, мне это приснилось? Это и вправду вы? Ей-богу, я в таком смущении, что и не знаю — призрак это или на самом деле ваша милость?

— Да нет, это я. А теперь помоги мне переодеться.

— О миледи, ваше платье! Что это вы с собой сотворили?

— Ш-ш-ш. Не задавай вопросов, а поскорее его выброси, пока его не увидела моя мать. С ним уже ничего не сделать. А теперь дай мне муслиновое платье и причеши волосы поаккуратнее.

Полчаса спустя, выходя из столовой, маркиз Валкен с удивлением увидел, как его дочь, свежая, с яркими глазами, удивительно хорошенькая в платье из белого муслина с голубыми бантами, спускается по парадной лестнице.

— Каролина! — воскликнул он. — Откуда ты взялась? Я и понятия не имел, что ты здесь.

— Доброе утро, папа, — сказала Каролина, приседая в реверансе и затем поднимая лицо для поцелуя. — Я просто счастлива, что вижу тебя. Скажи, что и ты рад меня видеть.

Лорд Валкен притянул дочь к себе и крепко обнял.

— Тебе следовало предупредить нас, — сказал он. — Почему ты дома? Судя по письмам, тебя закружил вихрь удовольствий высшего света.

— Мне хотелось повидать маму, — ответила Каролина, — и, конечно, тебя, милый папочка.