Домой не возвращайся! - Алексей Витаков

Деревья надсадно и протяжно скрипели под порывами холодного, ночного ветра. Скрип этот скорее напоминал душераздирающие стоны, а подчас и крики. Холод запустил свои отвратительные щупальца под одежду, доводя до озноба. Он уже не плакал, потому что слезы кончились, иссякли. Подогнув колени к подбородку и, пряча лицо в отворот телогрейки, потерявший всякую надежду на спасение Саид забылся в тяжелом полусне.

Шухрат же несколько часов метался по тайге, кричал, не жалея связок. Наконец, поняв, что в одиночку ему найти сына не удастся, бросился за помощью в деревню. Пересекая болото, несколько раз чуть не утонул, оступившись на неверной и шаткой кочке. В мокрой насквозь одежде, по которой струями текла тухлая, коричневая вода, он вбежал на крыльцо первого от леса дома.

Через полчаса восемь охотников с собаками были готовы идти на поиски. А еще через два часа лес по ту сторону болота огласился собачьим лаем. Августовский день на Севере короток. Как только стемнело, охотники были вынуждены вернуться в деревню, разумеется, ни с чем. Возобновить поиски решили утром. С рассветом уже в удвоенном количестве пошли прочесывать многокилометровые участки тайги.

А Саид все дальше и дальше удалялся от Ененьги в неведомую глушь. Какая-то бешеная сила гнала его, заставляя не обращать внимания на хлещущие по лицу ветки деревьев. Очень скоро телогрейка была изодрана до неузнаваемости: клочки ваты торчали из полученных ран. Из прорех в штанах выглядывало исцарапанное тело, куда роями устремлялась мошка. Обрыв внезапно бросился под ноги. Он перелетел через смородиновый куст и врезался лицом в песок. Подняв голову, увидел журчащую перед самыми глазами маленькую речушку. И тут понял, что страшно хочет пить. Припав губами, он жадно втягивал холодную, чистую, прозрачную воду, не ощущая ломоты в зубах. Изможденное, изъеденное пожаром нутро, словно рождалось заново. Как узнать, куда двигаться: вверх или вниз по течению? Возможно, что это река, на которой стоит его деревня. По-прежнему, плохо соображая, он зашел по колено в воду и направился вдоль берега вниз по мели. Это была ошибка. Мало того, что Ененьга находилась в противоположной стороне, так еще и собакам обеспечена головная боль, а точнее, потеря следа. Спустя несколько минут ноги стало сводить судорогой, и Саиду пришлось выбраться на берег. Во время утоления жажды коробок спичек вывалился из кармана и теперь плыл следом по течению. Он не знал, радоваться или плакать. С одной стороны: обнаружен источник огня. С другой – что толку: сырыми спичками костер не разведешь. Снова забредя в воду, выловил коробок. Пришлось сушить на камне. Хорошо еще, что была сухая и легкая ветреность, пронизанная лучами солнца. Промокшие ноги болели от холода, глубокие царапины саднило, но все же страх, ослепляющий и всесильный, отступал. На смену ему приходила физическая боль, которая заставляла напрягаться мозг. За одни сутки Саид повзрослел на несколько лет. А может, дети просто быстрее адаптируются к ситуации. Так или иначе, но в его действиях стали проступатьь зачатки спокойствия и основательности. Первым делом: разулся, выжал портянки и насадил сапоги голенищами вниз на ветки чахлой ивы. Вторым: собрал тонкий сосновый сушняк поблизости и сложил шалашиком, как учили взрослые. Спички довольно быстро просохли. Чирк – и уютный сизый дымок потянулся по ветру вдоль реки. Теперь его смогут обнаружить не только по следу, но и по облачку дыма, если, конечно, будут искать. А сомнения на этот счет закрадывались по-прежнему нешуточные. Он ходил босиком по берегу и собирал хворост, пытаясь увеличить костер, а, главное, произвести, как можно больше дыма. Для этого, то и дело, подкидывал зеленый лапник, полусырые ветки, лежалую и гниловатую кору мертвых деревьев. Постепенно стал просыпаться голод, свидетельствовавший о том, что организм возвращался к жизни. Саид попробовал поймать руками пескаря, как это иногда делали старшие ребята, развлекаясь во время купания. Но сделать это оказалось куда сложнее, чем выглядело со стороны. Когда, закатав штаны, он заходил в воду, пескари тыкались тупыми мордочками в ноги в невероятном количестве, но стоило приблизить раскрытую ладонь к их стайке, как тут же брызгали в разные стороны. Несколько попыток до онемения переохладили ноги. Пришлось оставить это занятие и поискать счастья в лесу. Хорошо, что край обрыва изобиловал брусничником. Не нужно было далеко удаляться от костра. Он горстями отправлял в рот крепкие, созревшие ягоды. Чувство сытости от такой еды вряд ли могло когда-нибудь наступить, но определенную бодрость духа на короткое время брусника подарить могла. Первая половина дня пролетела незаметно, но как только солнце стало заваливаться на западе за макушки деревьев, отчаяние паучьими сетями вновь проникло внутрь и обволокло сердце. Саид обулся, наломал лапника для подстилки и, свернувшись калачиком, задремал у потрескивающего огня. Несколько длинных, сухих стволов было заранее приготовлено на ночь. Оставалось только вовремя просыпаться и на место сгоревших частей двигать новые. Голод и холод отняли много энергии. Слабость сомкнула веки, и сон завладел существом маленького человека. Если мало ешь, то нужно обязательно много спать. И Саид проспал почти двадцать часов с перерывами для поддержания огня. Проснулся от страшного жжения в желудке и подкатившей к горлу тошноты.

Агрессивно подействовала брусника. Едва отбежав несколько шагов, он лихорадочно стянул штаны и выпустил вместе с ветрами жидкий, багровый стул. В глазах опять поплыло. Не хотелось лишний раз совершать какие-либо движения. Добредя до подстилки, Саид рухнул лицом вниз. Не было сил даже плакать. В голове все шло кругом. Ноги и руки были какими-то чужими. Озноб сначала волнами пробегал по телу, потом схватил намертво, скрутил в баранку, заставляя коленями упереться в щеки. Он понял, что это болезнь. Следствие переохлаждения. Защитные механизмы не выдержали, надломились, пропуская в тело разрушительную и беспощадную силу. С большим трудом он протягивал руку и передвигал ствол. Поворачивался к огню, то спиной, то передом, тщетно пытаясь согреться. Через какое-то время перед глазами поплыли видения. Ему мерещилась пещера, откуда вышла старуха и поманила рукой. На плече ее сидел тот самый, убитый им петух, и широко раскрывал беззвучный клюв. Вокруг этой парочки плясали рогатые тени, широко размахивая хвостами. Нутро пещеры озарялось красными вспышками, обнажая бугры и впадины стен. А где-то в глубине чернел разверзнутый зев, похожий на глотку чудовища. Вдруг из глухого далека стал нарастать и приближаться собачий лай, сопровождаемый криками. Саиду показалось, что это приближаются все темные силы преисподней, желая завладеть им. Он вскочил на ноги и побежал вверх по склону, цепляясь пальцами за осыпающуюся земную твердь, карабкаясь из последних сил. В плотном, низкорослом ельнике силы покинули его, ноги подломились, и беспомощное тело рухнуло в мягкий зеленый мох. Собачий лай, человеческие крики, хруст ветвей, выстрелы: все слилось в единый хаотический шум, который заполнил лес и, ширясь, накрыл собой маленького Саида. Сквозь плотную, белую пелену проступило покрытое щетиной, худое лицо. Он даже не понял, что это был отец. Саид оттолкнул это лицо и, вывернувшись из рук, побежал на четвереньках прочь. Но руки вновь обхватили его и оторвали от земли. Он бился в объятьях обезумевшим, затравленным зверьком, никого не узнавая и не понимая человеческой речи. Через несколько минут обмяк и забылся в бреду.

Трое суток под толстым одеялом Саид пролежал без сознания. Жизнь висела на тонкой, паучьей нити, готовая вот-вот сорваться в непроглядный мрак потустороннего мира. И все же организм справился, одолел хворь не без помощи снадобий и трав, которые заготавливал дед Филя.

Первое, что увидел больной, открыв глаза: белый, льющийся из окна, свет. Много света, слишком много, даже глаза резало. Затем знакомые очертания печки. Мебель. Утварь. Сознанием наполнился взгляд. Память неуклонно восстанавливалась. Отец встал из-за стола и подошел к кровати:

– Слава Всевышнему! Ты пришел в себя, мой мальчик!

Но сухие губы Саида оставались плотно сжатыми. Окинув отца безразличным взглядом, он перевернулся на другой бок.

Психологическая реабилитация оказалась куда сложнее, чем можно было предположить. Одно дело справиться с физическим недугом, совсем другое: вернуть человека к прежней жизни. Саид неделю ни с кем не разговаривал.

Лежал, уставившись в одну точку, точнее в трещину на подоконнике. Молча пил молоко из кружки, молча отлучался по нужде, молча смотрел в трещину.

На восьмой день попытался окликнуть деда, хлопотавшего у печи: изо рта вырвался нечленораздельный звук. Но даже этому звуку Филипп Васильевич обрадовался.

– Ничего, ничего, Саидик. Почнем говорить наново.

Саид кивнул в знак согласия, хотя вряд ли понял речь деда. Отца так и не подпустил. Когда тот попытался приблизиться, зашвырнул кружкой и угрожающе замычал.