Тьма под солнцем - Дин Кунц

Хоуи порвал письмо на мелкие кусочки и сжег их на крышке корзины для мусора на кухне. Он вынес лоснящееся перо на задний двор, бросил вверх к ветру и смотрел, как оно торжественно парит к церкви св. Антония и кладбищу.

После похорон Рона Бликера, десятью месяцами ранее, Хоуи понял, через какое искупление должен пройти: всю оставшуюся жизнь он не должен никогда говорить ложь, даже если это безобидная выдумка; его никогда не должен привлекать даже совершенно невинный обман любого толка, по любой причине, не имеет значения, насколько оправданно он выглядит. Только обет правды был его защитой от ужасных последствий, которые обязательно будут в результате того, что он имел дело с Блэквудом. Если бы его мама или сестра нашли перо и загадочное письмо о сандвичах, они обязательно потребовали бы объяснить, рассказать им все про Блэквуда — и таким образом он лишил бы их душевного спокойствия навсегда.

6

Это происходило после 25 октября, Олтон Тернер Блэквуд создавал новости посмертно. Хоуи был на кухне, помогал маме накрывать на стол к обеду, когда услышал эту историю из маленького телевизора, стоявшего на подставке. В далеком городе Блэквуд в течение нескольких месяцев убил полностью четыре семьи, насиловал девушек и женщин, пытал и калечил, перед тем как был убит единственным выжившим членом четвертой семьи, четырнадцатилетним мальчиком по имени Джон Кальвино, который выстрелил монстру в лицо. В новостях не показывали фотографию Блэквуда ввиду ее отсутствия, зато показывали фотографии жертв. Все молодые девушки напоминали Хоуи Коррину, и все матери напоминали ему его собственную. Столовые приборы загремели, когда он выронил из рук вилки, ложки, блестящие ножи, предназначенные для обеда на три персоны.

Блэквуд вел личный дневник и писал в нем о других людях, которых убивал на протяжении многих лет по всей Америке. Через день Хоуи ожидал услышать имя Рона Бликера и затем быть опознанным как непреднамеренный соучастник. Но в дневнике убийцы не было имен жертв или мест, где они были убиты, до тех пор пока Блэквуд не начал уничтожать семьи целиком. Он чувствовал, что его многочисленные убийства с одной жертвой были недостойны его, и он верил, что достиг величия как убийца только тогда, когда начал уничтожать целые семьи. Хоуи сворачивал салфетки, чтобы положить их на стол на второй день, когда эта история находилась в топе новостей, когда услышал о том, что Олтон Тернер Блэквуд был вдохновлен на убийство семей человеком, которого он описал только как «маленький мальчик, который делал хорошие сандвичи».

Это и были последствия, которых так боялся Хоуи, и они были настолько ужасными, что в течение следующих нескольких недель они постепенно сломили его, как болезнь. Он спал большую часть дня, а когда не спал, погружался в бездеятельную апатию. У него не было аппетита, и иногда, когда мама настаивала на том, чтобы он что-нибудь съел, Хоуи вскоре рвало. К середине ноября он потерял пять фунтов[19], и, тем не менее, у него не было жара, доктора начали подозревать какой-нибудь экзотический вирус. Депрессия была единственным вирусом, который поразил его, мутная как вода, в которой он тонул и тонул, и, казалось, утонет. Дни проходили, и он этого не осознавал, такой оцепеневший от скорби, что слышал голоса лишь наполовину, как будто обхватил уши руками. Он различал только тень и свет, как умирающий может воспринимать мир, когда на его спину давит озерная тина, а легкие полны воды. Его уныние было настолько глубоким, что он не мог ничего делать, только спать, ему не снились ни хорошие сны, ни плохие, и только ускользающий Блэквуд мог свирепствовать в его кошмарах, если поглотившее его горе не защищало от них.

До того момента, когда он снова осознал, какой это был день, он не помнил себя более двух недель. Это было второе декабря, воскресенье, и слезы матери начали возвращать Хоуи из тьмы. Через узкие, покрытые коркой глаза он понял, что находится в больнице, к его правой руке была присоединена капельница. Он потерял в весе так сильно, что чувствовал себя существом из соломы и бумаги. Он услышал, как кто-то сказал: «Обезвоживание из-за рвоты и ночной потливости. Но также преднамеренное обезвоживание, ничего нового мы в ближайшее время не увидим». Когда Хоуи попробовал поднять левую руку, он не нашел в себе достаточно сил, чтобы свесить ее с кровати.

Плач его матери был страдальческим, это были горькие рыдания безутешной женщины. Слышать его было так больно, что он не мог позволить себе уйти во тьму снова, и почувствовал себя обязанным успокоить ее. Когда его мысли прояснились, он услышал, что она говорит, с такой ужасной болью: «Хоуи спас мою жизнь. Он спас меня от отчаянья, показав, что может справиться с ожогами». Мужской голос, судя по всему, принадлежал доктору. Хоуи не волновало, что говорит мужчина. Он хотел услышать больше от своей матери, и он услышал: «Я купила пистолет. Чтобы убить своего мужа. За то, что он сделал, за пожар. Но затем нам помогли, а Хоуи нашел путь, чтобы справиться, и я увидела, что он не просто хотел жить, он хотел преуспевать. Я должна была контролировать свой гнев ради Хоуи. День за днем, год за годом он был моим героем, настолько бесстрашным для такого маленького мальчика. В нем такая сила, и он всегда будет моей сутью».

Хоуи никогда не думал о себе как о мамином герое, равно как о чьем-либо еще. Он был просто мальчиком-неудачником, кем-то, кого не любил отец, Шрамолицым, Восьмипалым Уродцем, Дугли Уродливой Задницей, обреченным жить только потому, что боялся смерти. Голосом сухим, как подгоревший тост, он сказал: «Мама», и ему нужно было повторить это дважды, прежде чем она услышала его и подошла к кровати. Ее глаза были налиты кровью, нос растерт до красноты клинексами, бледные щеки блестели от слез, но она была такой же милой, как всегда. Хоуи всегда гордился тем, какая у него симпатичная мама. Он иногда удивлялся, если нравился какой-нибудь симпатичной девочке, но он не тратил много времени на то, чтобы беспокоиться об этом, потому что его мама и сестра были достаточно симпатичными, чтобы проводить с ними жизнь, просто зная, что они его любят. Сейчас, когда его мать наклонилась к нему, он сказал: «Сейчас со мной все в порядке», и так оно и было.

Следующим летом, за неделю до его тринадцатого дня рождения, на вторую годовщину эпизода с Блэквудом, Хоуи проснулся утром от звука ветра, свистящего на крышах. Когда он посмотрел на окно своей спальни, черное перо, около четырех дюймов[20] длиной, с серым стволом, танцевало на стекле. Он смотрел на него больше десяти минут, пока теплый июньский ветер не унес его дальше.