Тонкая фаза и кое-что еще (сборник) - Александр Коган

Садится за стол. Через некоторое время в кабинет заходит Маркизов.

Маркизов. Вызывали, Виктор Петрович?

Охрименко. А ты что так поздно – и еще на работе? Дел много, что ли?

Маркизов. И дел много, и предчувствие, знаете, что могу сегодня вам понадобиться. Интуиция, наверно.

Охрименко. Хорошая у тебя интуиция, ничего не скажешь. Слушай, ты не обижайся, но откуда у тебя фамилия такая – Маркизов? Происхождение – рабоче-крестьянское, а фамилия какая-то дворянская? В тридцатых у тебя могли бы быть большие неприятности.

Маркизов (обиженно). Виктор Петрович, ну я же объяснял неоднократно где надо. Предок у меня из крепостных. Ну, играл в театре у помещика всяких там фон баронов, маркизов. Кличку Маркиз там и получил.

Охрименко. Да ладно, ты не обижайся. Кстати, кто выше маркиз или барон, как ты полагаешь?

Маркизов. Однозначно не скажешь, Виктор Петрович. В разных условиях могло быть по-разному. Вообще маркизы – эти больше во Франции, а бароны в Германии в основном водились.

А что это вас геральдика или средневековье заинтересовали? Могу подготовить более точную справку по этим титулам.

Охрименко. Да нет, это я так. Я вот о чем с тобой хотел поговорить. Ты знаешь, наверно, через пару дней Спецсон проводит тот самый эксперимент. Я вот думаю все, а не подзалетим мы вместе с ними «под фанфары», куда-нибудь «не в ту степь»? Предприятие, как ты знаешь, очень режимное, выполняют работы чрезвычайной важности и секретности. А тут какая-то фантастика, да еще неизвестно, как она сочетается с нашей идеологией. Самой передовой в мире! А мы у них получаемся в качестве щита, на всякий случай. Нет, не так прост Громовержцев, как кажется.

Маркизов. Виктор Петрович, я предлагал подстраховаться, помните?

Охрименко. Да помню, помню я. Может, ты и прав. Только туда (показывает пальцем наверх), я думаю, еще рановато. А вот наших местных следопытов подключить не помешает. Свистуненко слабоват, это ясно. Белкина, что у них сейчас за секретаря парткома… ну сам понимаешь, да еще в прямом подчинении у Громовержцева. Давай вот что. Поговори, от моего имени естественно, с генералом Трофименко. Пусть подключит к этому делу людей из своего управления. Но аккуратно, без шума, чтоб комар носа не подточил. Понял? Да они знают, как это делать. Вот так и подстрахуемся, а там дальше видно будет.

Маркизов. Все ясно, Виктор Петрович. Завтра с утра этим делом и займусь.

Охрименко. Ну все, давай, потом доложишь, о чем договорились.

Прощаются. Маркизов уходит.

Эпизод 21. Приемная НИИ Спецсон.

Предпоследний день проведения эксперимента – 30 апреля 1980 года

Стол секретаря Белкиной заставлен аппаратурой. На двери кабинета директора Громовержцева большой плакат с надписью: «Идет эксперимент. Вход всем строго воспрещен». Входит Софья Павловна. Подходит к двери кабинета директора. Прислушивается. Нервно ходит.

Белкина. Титан, мученик науки. Третий день экспериментирует над собой. Мои нервы уже на пределе! Таким надо ставить памятник при жизни! Нет, мы не должны, не имеем права безучастно смотреть, как рискуют наши корифеи! Решительно подниму этот вопрос на партбюро!

(Подходит снова к директорской двери и снова прислушивается. Из-за двери раздается громкий храп.) Отлично! Все идет нормально! (Подходит к столу с аппаратурой, смотрит какие-то показания, берет микрофон громкоговорящей связи и говорит) Внимание! Внимание! Говорит центральный контрольный пункт главного эксперимента. Идет третий день. Аппаратура функционирует нормально. Медико-биологические параметры Ивана Васильевича Громовержцева в норме! С наступающим вас праздником, товарищи!

Включает радио. Громко звучит мелодия: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» В окно врывается солнечный свет. Все пронизано радостной предпраздничной атмосферой. Белкина подхватывает песню: «Кипучая, могучая, никем непобедимая…» Звонит телефон. Уменьшает звук радио. Берет трубку.

Алло! Спецсон слушает! Кто, кто? Редакция газеты «За нашу науку»? Да-да. Очень приятно. Что? Нет, мы не принимаем корреспондентов и не даем интервью! Извините, без исключений. Кто я? Член руководства! Конкретней? Что такое треугольник, знаете? Ну, так я – главный угол! Какой? Партийный, естественно. Извините, но у меня дела. Всего доброго! (Вешает трубку.) Кого нам сейчас не хватает, так это каких-то корреспондентов.

Садится за стол, прихорашивается, продолжает что-то напевать. В комнату влетает Головин. Взлохмачен и взволнован.

Головин (почти кричит). Софья Павловна, мне позарез надо к шефу! (Кивает на дверь директорского кабинета.) Поймите, это чрезвычайно важно! Мое время истекает, и вы не представляете, какое великое научное открытие может погибнуть, если я не проведу вовремя этот эксперимент!

Белкина (встает из-за стопа и быстро подходит к двери директорского кабинета). Отчего же, Василий Васильевич, очень даже представляю! Эксперименты у нас всегда на первом месте! Я вот здесь тоже, как видите, не в куклы играю! А вам, ворвавшись сюда, не мешало бы, между прочим, и поздороваться с дамой!

Головин (нервно). Ах, простите! Низко кланяюсь! Мое почтение! Премного благодарны! (Пытается открыть дверь в кабинет.)

Белкина (отталкивает Головина от двери кабинета). Вы что, товарищ Головин, совсем с ума сошли? Не видите, что здесь написано? (Показывает на плакат на двери.) Идет важнейший эксперимент! Государственного значения! Никто, слышите, никто не войдет сюда до его окончания! Если надо, я стану грудью у этих дверей! (Надвигаясь грудью, оттесняет Головина от двери.)

Головин(понуро отступая). Да, перед этим наука бессильна. Так гибнут великие идеи!

Белкина (смягчаясь). Ну что ты причитаешь? Если надо, борись, но делай это как положено. Вот придет Сигизмундович, он твой прямой начальник, и решай с ним все вопросы! А то все прямо к самому. Да еще в такой момент!

Головин. Понимаете, Софья Павловна, у меня с Кранкензоном по этому вопросу принципиальные расхождения, так что… Эх!

Машет рукой и уходит. Звонит телефон.

Белкина (снимает трубку). Алле! Спецсон слушает. Виктор Петрович?! (Радостное подобострастие.) Слушаю вас внимательно, Виктор Петрович! Товарищ Кранкензон? Только что вышел. Эксперимент? Идет успешно! Весь коллектив как один человек напряженно следит за его ходом! Понимаем, какой прорыв в науке! Что? Приятная новость? Подарок к Первомаю? Выделяете три автомобиля! О, это замечательно! «Волга» Ивану Васильевичу, персонально! О! Это так заслуженно! «Жигули» – рабочему, передовику производства. И «Запорожец» – ИТР. Это будет такая радость! Большая благодарность вам, Виктор Петрович! Оправдаем ваше доверие! Ответим ударным трудом! Всего доброго! (Вешает трубку.) Ну, начнется теперь свалка с этими машинами.

Снова звонит телефон. Снимает трубку.

Алло, Спецсон. Добрый день! Как же я могу не узнать первого секретаря райкома? Конечно, узнала, Кузьма Иванович! Настроение? Прекрасное, предмайское! Завершаем завтра эксперимент. Наш праздничный подарок стране! Мое участие? Самое прямое. Член комиссии! Сейчас дежурю за центральным пультом! Надеюсь, что мое участие оценят где надо! Что? Дополнить программу? Но, Кузьма Иванович, у нас председатель – Кранкензон! Без него как-то… Что? Именно без него? Считать партийным поручением? Конечно, конечно! Получит потом широкое применение по стране? Решается вопрос кардинального подъема сельского хозяйства?! Дух захватывает! Я записываю. (Берет бумагу и ручку.) «В порядке эксперимента «Тонкая фаза» решить с использованием аппаратуры НИИ Спецсон следующую практическую за дачу: НИИ Спецсон выделяет с третьего мая восемь человек на пятую овощную базу для сортировки овощей сроком на две недели, с четвертого мая также выделить десять человек на прополку в колхоз «Светлый путь» сроком на три недели». Внести в программу и позвонить вам? Приступаю. (Вешает трубку, затем печатает что-то на клавиатуре настольного прибора. Снимает трубку, набирает номер.) Кузьма Иванович, ваше задание выполнено, но, может, все-таки сообщить Кранкензону? Когда надо, узнает? Всего доброго.

В приемную входит и ждет окончания телефонного разговора ее племянница, Вера Львовна. В руках держит какой-то список.

Белкина. Садись, что у тебя?

Вера. Праздничные наборы, тетя! Шикарный набор, прямо циковский!

Белкина. Ну-ну, так что там?

Вера. Палка московской колбасы, полкило масла, три банки шпрот, две банки кофе, коробка бабаевских конфет, два кило апельсинов… да еще эта… кура венгерская!

Белкина (встает, ходит по комнате, затем садится напротив Веры). Ну, до циковских наборов тебе еще далеко. Так кура венгерская, говоришь?

Вера. Ну да, эта… импортная.

Белкина. Вот что, кура венгерская! Мы вчера долго говорили по телефону с твоей матерью. Два года, как ты здесь. Давай, Верунь, спокойно посмотрим на перспективы. Научная карьера, если честно, тебе не светит. Кстати, что ты там натворила у Кранкензона? Могли быть большие неприятности! Еле я его угомонила. Хорошо, что он ко мне неровно дышит. По общественной линии у тебя порядок, но что дальше?