Проклятое наследство - Корсакова Татьяна Викторовна

– Помнится, той ночью мы нашли его обезглавленное тело вот в этом самом кресле, – продолжил Август.

В отличие от дочки Матрена Павловна оказалась дамой не из пугливых, на лице ее не дрогнул ни единый мускул.

– А оторванная голова его лежала на столе… – Вот же железная баба! Ничем ее не пронять.

– Вы что-то говорили про волколака… – Баронесса фон Дорф отошла к окну, скрестила на груди руки. – В Германии тоже есть легенды о вервольфах.

– Да какой там вервольф?! Какой волколак?! – вмешался в разговор Пилипейко. – Любит господин архитектор туману напустить. Обычный волк. Ну, может, не совсем обычный – людоед.

– Вы много видели волков, способных одним ударом лапы оторвать человеку голову? – усмехнулся Август.

– А вы? – спросила баронесса. – Вы его видели, мастер Берг?

– Волколака?

– Вервольфа.

– Издалека. – Рассказывать, кем оказался тот самый веровольф, Август не стал. – Огромный был волчара. Вырезал почти всех на острове, немногим удалось спастись.

– Но вам удалось. – Серж усмехался гаденько, явно намекая на то, что Берг струсил и где-нибудь отсиделся.

– Повезло. – Август пожал плечами. – Злотникову вот не повезло, супруге его не повезло, а меня, видать, бог миловал.

– Так Машку разве зверь загрыз? – бесцеремонно поинтересовалась Матрена Павловна и встала-таки из-за стола.

– Мари Кутасова покончила жизнь самоубийством. Примерещилось ей, бедняжке, что-то. На этом острове людям многое мерещится. Вот она и не выдержала. Господин Злотников тогда велел говорить всем, что с супругой его случился несчастный случай, опасался за репутацию, но мы-то тут все свои, считай, родственники…

– Кто родственник, а кто не пришей кобыле хвост, – заметила Матрена Павловна и перевела многозначительный взгляд с Коти на баронессу.

Коти возмущенно поджала губы, а баронесса, кажется, даже не заметила нападки.

– И что же с ним стало? – вдруг спросил Всеволод Кутасов.

– С кем? – не сразу понял Август.

– С волком. Поймали зверя? Пристрелили?

– Насколько мне известно, нет. Но после той страшной ночи зверь исчез. Может, ушел. А может, затаился, дожидаясь новых жертв.

– Глупости говорите! – Серж глянул на него с презрением. – Волки столько не живут.

– Так то обычные волки, а мы с вами сейчас говорим о волколаке, о нежити.

– Вам бы книжки писать, Август Адамович, – сказала Матрена Павловна и погрозила пальчиком. – Уж больно ловко у вас это получается. Ну-с, давайте по остальным комнатам пройдемся, а то мы этак и до вечера не управимся.

Прошлись, осмотрели все: от подвала до чердака. Впрочем, ни на чердак, ни в подвал Август честную компанию не повел. Зато показал побережье острова, заброшенную конюшню и лес, который за прошедшие годы стал еще выше, еще гуще.

– Непорядок, бесхозяйственность, – сетовала Матрена Павловна, осматривая имеющиеся на острове постройки. – Это ж столько лет поместье без присмотру! – Она глянула на Антона Сидоровича и с укором добавила: – Антошка, а ведь я хотела твою долю выкупить.

В ответ Антон Сидорович лишь беспомощно пожал плечами. Вместо него заговорила Коти:

– Ишь, что удумала – долю выкупить! А цену, цену ты какую за поместье предложила?! Это ж слезы, а не цена! Грабеж среди белого дня!

– Помолчи! – осадила ее Матрена Павловна. – Цену не тебе, а Антошке предлагали, но, уверена, это он по твоему наущению отказался. Ты ж, как про наследство услыхала, так и воспылала любовью неземной. Столько лет не пылала, а тут вдруг. С чего бы это? А ты, деверь мой дорогой, если бы поменьше ее слушался, так, глядишь, и не ходил бы сейчас в рваных портках да с протянутой рукой, скопил бы кое-что на старость.

Антон Сидорович посмотрел на нее с укором, хотел было что-то сказать, но вместо этого досадливо махнул рукой.

– А кое-кто так и вовсе из Европ своих не явился. – Матрена Павловна переключила внимание на баронессу.

– Отчего же никто не явился? – усмехнулась та. – Вот господин Шульц приехал, урегулировал все наилучшим образом.

– Урегулировать-то урегулировал, да только вашу долю продавать отказался.

– Так это мое право, уважаемая Матрена Павловна. На том этапе своей жизни в деньгах я не нуждалась.

– Не похоже, что и сейчас нуждаетесь, – завистливо ввернула Коти.

– В деньгах не нуждалась, но нуждалась в сохранении воспоминаний о Машеньке. – Баронесса не обратила никакого внимания на этот выпад. У нее вообще хорошо выходило игнорировать злых и глупых людишек. Августу бы у нее поучиться. – После смерти племянницы у меня не осталось никого, а это место… оно хранит память.

– Что ж вы не приезжали-то сюда столько лет за памятью? – Матрена Павловна уперла кулаки в бока. Выглядела она при этом весьма воинственно. – Что ж нынче-то вам так память понадобилась?

Вопрос этот баронесса фон Дорф проигнорировала, сказала с холодной вежливостью:

– Все-таки дорога была не из легких. Пожалуй, я вас оставлю, господа. Мастер Берг, – она улыбнулась Августу, – благодарю за экскурсию, буду рада и впредь видеть вас в этом гостеприимном доме.

Дожидаться ответа не стала, развернулась и под руку с господином Шульцем направилась к замку.

– Ишь, фифа… – только и сказала Матрена Павловна. – Баронесса выискалась. Знаем мы таких баронесс.

Август устал. В самом деле устал за этот долгий день. Он ведь старик, ему позволено уставать.

– С вашего позволения я тоже… пойду. Утомился я, – сказал и покачнулся для пущей убедительности.

– Завтра приходите, – не попросила, а велела Матрена Павловна. – Персонаж вы, я смотрю, занятный, а на острове этом, чует мое сердце, скука нас ждет смертная.

Смертная… Это она правильное слово подобрала. Вот только скука ли?

Албасты и кошка его уже ждали. Сидели на лавке бок о бок, зыркали глазищами.

– Все в сборе? – спросила албасты, поглаживая кошку.

– Кажись. – Август упал на лежак, даже ботинки снимать не стал. – Не дом, а змеюшник.

– Как семнадцать лет назад?

– Может, еще и похуже будет. Измельчали людишки. – Он потянулся до хруста в костях, закинул руки за голову, продолжил задумчиво: – И никак в толк не возьму, зачем явились. Да все стразу. Даже баронесса из Вены пожаловала.

– Деньги. – Албасты почесала кошку за ухом. – У людей всегда одна-единственная причина для того, чтобы начать друг другу глотки рвать. Деньги их на остров привели.

– Еще любовь. – Август закрыл глаза. – Из-за любви тоже глотки рвут. – Перед внутренним взором встало растерзанное тело Злотникова. – Особливо из-за безответной любви. Вот только те, кто в замке, про настоящую любовь знать не знают. Пожалуй, ты права – деньги. А чего сама-то не заглянула, не посмотрела?

– Посмотрю. С острова они быстро не уплывут. – Албасты перестала гладить кошку, принялась расчесывать волосы костяным гребнем. В комнатушке сразу же сделалось холоднее. А на острых зубьях гребня Августу почудились капли крови. То ли волчьей, то ли человечьей…

Что она сделала тогда для Дмитрия? Помогла или судьбу будущую искалечила? Августу хотелось думать, что помогла: и Дмитрию, и Софье. Хорошая ведь получилась пара, правильная! Как у них с Евдокией когда-то…

Снова заныло сердце, и он приказал себе не вспоминать ни Евдокию, ни Софью. Вот только не вышло ничего.

Про Илькину смерть Софье пришлось сказать. Ради этого Август даже выбрался с острова, собственнолично явился в Пермь. Не напишешь такое в письме и письмом не погасишь горе. А Софья горевала: не кричала, не выла в голос, просто в ответ на слова Августа протестующе замотала головой, а потом враз обмякла. Дмитрий едва успел ее на руки подхватить, чтобы не расшиблась. И когда в себя пришла, тоже не поверила, отказывалась слушать, отказывалась слышать, себя во всем винила. Август тоже себя винил. Виноват он был больше всех остальных, такой камень на сердце носил, что иного бы этот камень раздавил, а он ничего, свыкся. Вот только к Софье и Дмитрию больше не приезжал и им являться на остров строго-настрого запретил. Сказал, что из-за албасты, а как там на самом деле, пусть останется на его совести…