Триллер - Ли Чайлд

Дилетант.

Нет, не подумайте, что я жаловался. Недостаток профессионализма он компенсировал подлостью.

Шагнув вперед, он нанес мне удар в бок. Я напряг мышцы и попытался увернуться, чтобы удар пришелся в живот, а не по более уязвимым почкам.

Когда кулак соприкоснулся с моей плотью, я резко выдохнул. На небе засверкали звезды.

Он немного отступил с намерением врезать мне по лицу. На этот раз я не стал напрягаться, а, наоборот, расслабился и, чтобы смягчить удар, откинул голову назад.

Боль все равно была чудовищной.

Я ощутил вкус крови. Понятия не имею, откуда она текла: изо рта или из носа. Возможно, отовсюду сразу. Левый глаз мгновенно заплыл.

— Hijo calvo de una perra!

«Ты, лысый сукин сын!» Да уж, оригинально. Дыхание его стало прерывистым, плечи ссутулились, лицо покрылось каплями пота.

Уличное хулиганье пребывает нынче не в самой хорошей форме. Я лично виню в этом телевидение и нездоровую пищу.

Напоследок еще один удар, не удар даже, а так, шлепок по моему сломанному носу, — и меня отпустили.

Я свалился лицом вниз в воняющую мочой лужу. Все три «короля латинос» по очереди плюнули на меня и побрели из переулка, смеясь и подставляя друг другу ладони для одобрительного хлопка.

Когда они удалились на приличное расстояние, я подполз к мусорному баку и, опираясь на него, встал на ноги. В переулке было темно и тихо. Кто-то копошился под ногами.

Это крысы слизывали с земли мою кровь.

Отличное соседство!

Было чертовски больно, но я давно находился с болью на короткой ноге. Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Несколько раз подпрыгнул, покрутил руками. Кажется, обошлось без серьезных повреждений.

Что ж, мне повезло.

Я сплюнул. Кровавая слюна задержалась на распухшей нижней губе и капнула на футболку. Ухитряясь держать равновесие, я сделал несколько пробных шагов, тихонько поковылял по переулку к пешеходной дорожке и дальше к автобусной остановке на углу.

Дотащился и сел.

«Короли» отняли у меня бумажник. Там не было ни документов, ни кредиток, но имелись несколько сотен наличными. На такой случай у меня в туфле всегда запрятана пятерка. Когда подкатил автобус, тучный водитель при виде меня от удивления поднял бровь.

— Приятель, тебе нужен врач?

— У меня хватает врачей.

Он пожал плечами и принял от меня оплату.

Всю дорогу пассажиры автобуса прилагали героические усилия, стараясь на меня не смотреть. Я наклонился вперед, так чтобы кровь капала на пол, а не перепачкала окончательно одежду — на мне были мои любимые джинсы.

Когда автобус подъехал к нужной остановке, я, прощаясь, радостно помахал попутчикам рукой и неловко выбрался на улицу.

Угол Стейт и Сермак был весь залит светом — повсюду вспыхивали и гасли надписи на английском и китайском. В отличие от Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, чайна-тауны которых — это целые города, Чайна-таун Чикаго скорее можно называть китайским квартальчиком. Проезжая по Двадцать второй, закройте на секунду глаза — и вы проскочите мимо него.

Хоть я и белый человек, но именно в Чайна-тауне нашел покой и уют, каких не встречал, живя среди англосаксов. Из-за своего диагноза я избегаю людского общества. Здесь я живу как будто в чужой стране. Ну или, по крайней мере, в отдельном квартале чужой страны.

У меня имелась комната на углу Стейт и Двадцать пятой, в отеле «Большая удача», который втиснулся между рушащимся домом с меблированными комнатами и китайской мясной лавкой. Основную прибыль отелю приносила почасовая сдача номеров, хотя лично я с трудом представлял себе более омерзительное место для встречи с девушкой. Пусть даже ты снимаешь ее так же, как снимаешь номер. В коридорах отвратительно воняло плесенью и кое-чем похуже; когда ты поднимался по лестнице, тебе на голову осыпалась штукатурка; стены были расписаны непристойными граффити. Да и само здание как-то покосилось на правый бок.

Свой номер я вообще снимал бесплатно, но с одним условием: не водить к себе наркодилеров. Я и не водил. За исключением тех, с кем сам имел дело.

Поздоровавшись с хозяином, которого звали Кенни Джен-Банг-Ко, я попросил ключ. Кенни был втрое старше меня и всегда чисто выбрит, если не считать длинных седых волос, росших из темно-коричневых родинок на щеках.

— Как другой парень? — поинтересовался он.

— Пьет пиво, купленное на мои деньги.

Кенни кивнул, будто ожидал именно такого ответа.

— Хотите пиццы?

Он указал рукой в направлении прилавка, где лежала коробка. Куски пиццы в ней были такими старыми и сморщенными, что больше напоминали чипсы «Доритос».

— Я думал, китайцы терпеть не могут фастфуд.

— Пицца к фастфуду не относится. Ее готовили полчаса. С анчоусом и красным перцем.

Тем не менее я отказался.

Чтобы попасть в свою комнату, мне надо было подняться на один скрипучий лестничный пролет. Я отпер дверь и проковылял в ванную — полюбоваться на себя любимого в висящем над раковиной треснувшем зеркале.

Увидев отражение, я охнул.

Левый глаз заплыл почти полностью, распух и напоминал спелый персик. Багровые синяки соперничали по красоте с ярко-красными припухлостями на щеках и на лбу. Нос представлял собой шар из клубничного желе. На губах и на шее запеклась кровь, кажущаяся почти черной.

Выглядело все так, словно надо мной хорошенько поработал Джексон Поллок.[19]

Я скинул ботинки, стянул с себя футболку и джинсы, встал под душ и включил самую горячую воду.

Было больно, но вода смыла с меня большинство дерьма.

После душа я проглотил пять таблеток тайленола, запил их хорошим глотком текилы, после чего минут десять простоял перед зеркалом, вправляя на место сломанный нос и обливаясь слезами.

У меня было немного кокса, но нюхнуть его, когда весь нос забит запекшейся кровью, не представлялось возможным. Ну а чтобы вмазаться, у меня уже не было сил. Поэтому я решил обойтись на сегодня текилой, а назавтра попробовать купить в аптеке по рецепту кодеин.

Поскольку боль мешала уснуть, я решил чуток поработать.

Воспользовавшись грязной вилкой, я приподнял возле радиатора половые доски и вытащил из тайника пластиковый мешочек, набитый небольшими серыми камушками. Гранулы по размерам и на ощупь напоминали гравий, который насыпают в аквариумы.

Положив мешочек на пол, я достал следом пресс для снаряжения патронов «Lee Load-All», линейку, упаковку пороха, несколько пыжей и коробку пустых гильз двенадцатого калибра.

Все добро я перенес на кухонный стол. Затем натянул новенькие резиновые перчатки, закрепил пресс на столешнице и в течение последующего часа аккуратно наполнял пустые гильзы. Всего десять штук. Покончив с этим, я зарядил пять патронов в «Моссберг-935» с укороченным стволом и прикладом — чтобы легче было прятать.

Нравятся мне обрезы — из них и целиться удобней, и копы отследить не могут, как отслеживают ружья и винтовки. Кроме того, ничто не вселяет в людей такой страх, как звук передергиваемого затвора, когда досылаешь патрон в патронник.

Такая работа, и другого выбора у меня не было.

К тому времени, как я закончил, сломанный нос и заплывший глаз пульсировали адской болью. Я проглотил еще пять таблеток тайленола, запил их четырьмя глотками текилы, завалился на койку и отрубился.

И увидел сон.

Он являлся каждую ночь, такой живой, что я прямо ощущал запах духов Донны. Мне снилось, что мы по-прежнему вместе, живем где-то в пригороде. Она перебирала мои волосы и улыбалась.

— Фин, нашему поставщику надо знать, что мы будем заказывать: гороховый суп или свадебный?

— Напомни еще разок, что это за свадебный суп?

— Крепкий куриный бульон с маленькими телячьими фрикадельками.

— Тебе он нравится?

— Весьма неплох. Я уже пробовала его.

— Значит, закажем свадебный суп.

Она поцеловала меня. Шутливо. Любя.

Проснулся я насквозь мокрый от пота.

Сказал бы мне кто-нибудь, что счастливые воспоминания однажды станут причиной невыносимых страданий, я бы никогда не поверил!

Однако все меняется.

Сквозь грязное стекло в комнату проникли солнечные лучи, заставившие меня невольно прищуриться. Я потянулся и поморщился, поскольку болела каждая клеточка тела. Все, за исключением левой стороны, откуда бригада врачей удалила нервы в ходе операции под названием «хордотомия». Мера эта была вынужденной. Теперь в этой части организма я ничего не чувствовал, хотя рак все так же пожирал мою поджелудочную. А к тому дню уже не только поджелудочную.

Хордотомия здорово облегчила мое существование — я мог спокойно жить, не испытывая боли. Плюс к этому я принимал «обезболивающие»: текилу, кокаин и кодеин.

Я облачился в мешковатые спортивные штаны, окровавленные спортивные туфли (с очередной пятидолларовой банкнотой внутри) и чистую белую футболку. Поверх нее надел кожаную перевязь для ружья и поместил туда «моссберг». Обрез висел прямо между лопаток стволом вверх, я с легкостью мог достать его в одну секунду, сунув правую руку назад на уровне талии. Наконец сверху я накинул черный непромокаемый плащ на пару размеров больше, чем следовало. Он надежно скрыл обрез и кожаную перевязь.