Юность Карла - Владимир Мартов

Та заметила и улыбнулась.

— Это все Фулрод со своими рассказами о греках и римлянах.

— Ты сетуешь на их алчность? Но разве франки отдавали хоть раз кому-нибудь без боя принадлежавший им кусок?

— Да, да, Эгельхарт, я понимаю. Однако мне бы хотелось видеть христианский мир единым.

— Достойное желание.

— Так что же делать?

— Я думаю, ты, Бертрада, уже приняла какое-то решение и сейчас хочешь лишь в нем утвердиться. И я догадываюсь какое! Да и выбор невелик. Либо оказать помощь Папе силой оружия, но это война с лангобардами, либо примирить Рим и Павию, связав каким-либо союзом Дезидерия и таким образом удерживая его от притязаний на папские земли.

— Мой сын Карломан не будет воевать с Ломбардией.

— Да, королева. Он ведет свою политику в Италии, рассчитывая, что рано или поздно она сама упадет к нему в руки вместе с ключами от Вечного города. Твой старший Карл мог бы вмешаться, но… Путь в Италию для него лежит через земли Карломана, а насколько я знаю, братья не слишком жалуют друг друга.

— Увы, Эгельхарт, увы! Карломан не оказал старшему брату никакой помощи против взбунтовавшегося Гунольда Аквитанского, заявив на встрече в Монконтуре, что Аквитания — владения Карла, и пусть он сам разбирается со своими подданными. Карл был просто взбешен.

— В отличие от брата, Карломан удачно женат, — неожиданно проговорил епископ Дюренский.

Резкий переход в теме беседы заставил Бертраду вздрогнуть, и это не укрылось от проницательного взгляда старика.

— Я угадал, Бертрада? Ты ведь об этом думаешь?

— Ты, как всегда, читаешь мои мысли, Эгельхарт.

«Когда есть что читать», — подумал старик, однако вслух произнес совсем иное:

— У Дезидерия есть еще дочь, Дезидерата. Говорят, она красива, хоть и тоща; умна, правда, избалованна…

— И привыкла к роскоши, — рассмеявшись, продолжила Бертрада, которой понравилась своеобразная характеристика спесивой ломбардской принцессы. — Ничего, обломается!

— Правда, вот беда, Карл-то уже женат, — продолжил Эгельхарт, — и даже имеет сына.

— Женат? — презрительно фыркнула королева-мать. — Ну эту-то задачу я решу.

Неожиданно за окнами, выходящими во внутренний мощенный камнями двор, прогрохотали копыта, и секунды спустя вошедший служка проговорил:

— Господин! Только что вернулся наш ключник, он говорит, что видел, как проехал с отрядом король Карл.

Бертрада резко поднялась с широкой скамьи и повернулась к служке.

— С победой? — требовательно спросила она.

— Ключник думает, что да, ваше величество. Воины ехали веселые, а король Карл даже чему-то рассмеялся.

— Мы продолжим беседу в следующий раз, Эгельхарт. Но ты верно угадал, что я задумала. Я попытаюсь примирить наших христианских государей, а для этого женю Карла на этой неженке-лангобардке. Думаю, таким образом мы удержим Дезидерия от новых притязаний на владения Святой Церкви. Прощай.

— Прощайте, ваше величество, — ответил епископ уже в спину удаляющейся Бертраде и, помедлив, тихо повторил: — Прощай.

«Господи! — спустя несколько минут думал епископ Дюренский. — За что ты так наказываешь меня, что я должен одобрять бредовые идеи. Я слаб и стар, Господи, и хотел бы провести остаток своих дней на покое и в достатке. Но если за этот достаток и спокойствие мне приходится становиться дураком, воистину грехи мои безмерны.

Удержать лангобардского волка? Как же? Нет, Бертрада, своего повесу Карла ты, может, и женишь на принцессе… Да и несложно это. Сомневаюсь я, что этот жадный до каждой деревенской красотки наследник Пипина слишком любит свою Химильтруду, чтобы не уступить матери. Но на этом все! Дезидерий тебе не по зубам, Бертрада. Ты думаешь, что можешь заменить Пипина и править франками и остальным христианским миром? Нет! На голодного волка нужен другой, еще более голодный и страшный хищник. А ни ты сама, ни дети твои не способны и на четверть стать вровень с его силой, злобой и коварством. Ты считаешь, что умна и сможешь установить «Pax Romana et pax Christi» на Западе, но это заблуждение, миф; Карломан, считающий себя хитрым и ловким государем, — никто, он не может защитить даже собственный ужин; а Карл — с его-то энергией — может лишь бегать за девками, хлестать пиво и пропадать на охоте. Удивительно, что он разгромил герцога Аквитанского, если правда, что Карл вернулся с победой.

Ах! Бертрада, Бертрада! Дал бы я другой совет, но ведь придись он не по нраву, не быть мне епископом Дюренским, а значит, на старости лет лишиться уютного теплого дома, вкусного стола, молодых послушниц, чьи юные прелести тешат взгляд, а порой и не только.

Грешен я, Господи. Но ведь сказано в Святом писании, что нет покаяния без грехов. Каюсь, Господи, что поощряю плоть свою достатком чрезмерным, и молю о прощении раба твоего».

Заглянувший спустя время служка, поинтересовавшийся, не подлить ли горячей водички, ответа так и не дождался. Епископ Дюренский, примиренный со своей совестью, спал, сидя в кресле.

2

Карл соскочил с коня у самых дверей королевской виллы в Дюрене, бросил поводья конюшенному и уже в следующую секунду очутился в объятиях жены, красавицы Химильтруды.

— Карл, любимый, я так счастлива, что ты вернулся.

Больше она сказать ничего не успела. Долгим, жадным поцелуем Карл впился ей в губы. Потом еще. Еще. И еще.

— Задушишь, медведь, — только и смогла выговорить-выдохнуть Химильтруда в промежутке между поцелуями.

— И не только поцелуями, — радостно расхохотался Карл — его уши задвигались в такт смеху, — подхватил ее на руки и потащил в спальню. — Я думаю, мы не будем откладывать. — Продолжая смеяться, Карл бросил жену на постель из овчинных шкур, свалившись вместе с ней на подстилку. — А заодно и проверим, не разучилась ли ты за эти несколько месяцев любить своего короля.

Приподнявшись, он торопливо скинул с себя одежду, затем правой рукой подхватил Химильтруду под поясницу, а левой с силой рванул ее тонкую полотняную рубашку за ворот, располосовав до половины. Большие полные груди жены вывалились ему навстречу. Карл в нетерпении рванул еще раз, дорывая рубашку до конца, и навалился на Химильтруду могучим, уже начинающим грузнеть телом.

Чуть позже, удовлетворенный, насытившийся женой, Карл осторожно, стараясь не разбудить разомлевшую от мужниных ласк и уснувшую Химильтруду, встал. Но, почувствовав движение мужа, она проснулась:

— Карл, любимый, Карл… Ты куда? Не уходи, Карл! Я так тосковала без тебя, побудь со мной.

Карл наклонился и поцеловал жену.

— Я с тобой, дорогая, с тобой и никуда не ухожу. Но я проголодался, как медведь после зимней спячки. Скажу стольнику, чтобы подал обед.

— Эй, Менгиск, твой король голоден, как никогда, — прокричал, выйдя из спальни, Карл. — Менги-и-иск!

Но его зов остался без ответа, а вместо королевского стольника появилась королева-мать Бертрада.

— Я уже знаю, сын, что ты вернулся с победой и поздравляю тебя.

— Да, мама. Мы победили. И вот доказательство победы — большая печать Аквитании.

— Прекрасно! Аквитания взята! Я рада, Карл, что этот клятвоотступник Гунольд получил по заслугам.

— К сожалению, мама, я не привез тебе его голову, как обещал, — сокрушенным тоном произнес Карл. Бертрада уже хотела что-то сказать, но он продолжил: — Зима еще не наступила. Боялся, протухнет. — И Карл громогласно расхохотался, радуясь собственной шутке.

При этих словах уголки губ Бертрады приподнялись, отразив легкую усмешку королевы-матери, оценившую грубоватый юмор сына.

— Ладно, Карл! Тебя все равно можно поздравить.

— Можно, мама, можно. И не только меня, но и тебя, и всех франков моего королевства, но не эту змею Карломана.

— Что ты говоришь такое, Карл? Это ребячество. Вы же братья. А с тех пор как тебя в Нойоне, а его в Суассоне короновали, у вас у каждого по королевству. Вы короли-братья и должны жить в мире, во всем поддерживая друг друга.

— То-то я получил поддержку от Карломана!

— Но он был уверен, что ты победишь. И наверняка сейчас его гонец собирается в путь, везя его поздравления тебе.

— Уверен! — Голос Карла сорвался на крик. — Нет, мама. Уж если в чем Карломан и был уверен, так это в том, что меня убьют. Увы! Его надежды не оправдались.

— Хватит, Карл. И потом, я хотела с тобой серьезно поговорить, но без нее. — И Бертрада презрительно качнула головой в сторону лежащей на постели Химильтруды.

— Ты, как всегда, вовремя, — досадливо пробурчал Карл. — Я не видел жену несколько месяцев, я не видел еще даже сына, наконец, я голоден и собирался обедать.

— Сына? Неужели ты думаешь, Карл, что франки когда-либо признают твоего горбунка наследником трона? А что касается твоих любовных утех, то еще успеешь отделать, и не раз, свою шлюху в постели, на сеновале или где только пожелаешь.