Сладость греха - Саския Бергрен

— А, привет, Марк! Прости, что разминулись у выхода из церкви, но в такой суматохе немудрено потеряться. Столько народу собралось…

Бенедикт Норденгрен мрачно наблюдал за тем, как высокий, ухоженный мужчина по-хозяйски обнял Флорин за талию и небрежно чмокнул в щеку.

— Ты выглядишь по-тря-са-юще, дорогая! — Выпрямляясь, Марк задел головой ее шляпку, и девушка поспешно схватилась за поля, поправляя драгоценный аксессуар.

— Нравится? — Запрокинув голову, она улыбнулась красавцу, который возвышался над нею на добрых десять дюймов.

— Нравится ли? — Стоут отступил на шаг и окинул девушку изучающим взглядом с головы до ног. — Полный восторг! И прическа, и шляпка… — Для большей убедительности он сжал ладони Флорин в своих. — И платье! — Марк так и пожирал взглядом ее пышные округлости, а она мечтала, чтобы Бен, наконец вспомнил о вежливости и убрался восвояси. — Ты просто с ума сводишь!

Краем глаза Флорин заметила, как Бен болезненно поморщился, и по спине ее пробежали мурашки тревожного предчувствия. Стиснув руку жениха, она обернулась к Бену.

— Марк, познакомься, пожалуйста, с шафером, мистером Норденгреном. Бенедикт, это мой жених, Марк Стоут.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

— Так это вы — счастливый избранник, да? Повезло же человеку! — Бен просиял улыбкой. — Флорин столько всего о вас рассказывала, пока мы раскатывали взад-вперед по улицам в свадебном кортеже!

— Охо-хо… Держу пари, мне изрядно досталось.

— Ничего подобного. Одни комплименты.

Обернувшись к невесте, Стоут в очередной раз окинул восхищенным взглядом прическу и шляпку. Бен неожиданно для себя разозлился: ишь, пижон, уставился, словно перед ним бело-розовое мороженое «парфе» в вазочке и ложечка тут же, под рукой!

— Сегодня повезло вам, а не мне: это вам выпала честь сопровождать такую красавицу! — снисходительно бросил Марк. Затем, не удостоив собеседника взглядом, лощеный модник — ну ни дать ни взять преуспевающий администратор! — взял Флорин под руку. — Мы оставим вас ненадолго, хорошо? Нам нужно кое-что обсудить.

Бен беспомощно следил за тем, как какой-то знаток никому не нужных древних языков уводит от него лучшую девушку на свете. Стоут был одет в безупречный костюм-тройку темно-синего цвета, с голубой рубашкой в тон и с галстуком в бордовую и серую полоску. Прическа наводила на мысль о модном мужском журнале, а начищенные ботинки сияли как зеркало.

Уже на пути к двери он обнял Флорин за плечи, притянул к себе. Она запрокинула голову, ослепительно улыбнулась. Марк шепнул что-то ей на ухо, и оба весело рассмеялись. А Бену захотелось ударить кулаком в стену.

— Не сыщется ли здесь укромный уголок, где двое влюбленных могли бы уединиться на минутку-другую? — заговорщицки подмигнул Марк.

— А зачем бы нам прятаться, мистер Стоут? — кокетливо поддразнила его Флорин.

Марк снисходительно улыбнулся.

— Найди мне такой уголок — и узнаешь зачем!

Девушка расхохоталась. Молодые люди завернули за угол, прошли до конца коридора и наконец, углядели закуток, что прежде, должно быть, служил буфетной. За дверью обнаружилась тесная комнатушка со встроенными застекленными шкафами и вместительными комодами для хранения скатертей и столового серебра. Широкое окно выходило в сад. Прямоугольник синего неба обрамляли плети плюща — листьев еще не было, но почки вовсю набухли.

Закрыв за собою дверь, Марк отобрал у Флорин цветочную корзинку, осторожно отставил ее в сторону и обнял невесту за плечи.

— Если в день нашей свадьбы ты явишься хотя бы вполовину такой хорошенькой, боюсь, что не совладаю с собою и дам волю страсти перед всеми собравшимися, — выдохнул он.

Флорин ласково потерлась щекой о его плечо.

— То-то я порадуюсь: хладнокровный Марк Стоут в кои-то веки теряет голову! Славное будет зрелище!

— В отношении тебя я далеко не хладнокровен, и ты об этом знаешь.

Она поцеловала его в подбородок.

— Только не на людях. А то бы ты осыпал меня поцелуями там, в зале, а не прятался в буфетной!

Откуда столь язвительный комментарий? Неужто это — подсознательное желание продемонстрировать Бенедикту Норденгрену, и себе тоже, что жених ее пылок и нежен? Словно подслушав мысли нареченной, Марк снова принялся обниматься.

— Эй, руки прочь! — игриво воскликнула Флорин, поправляя шляпку. — Только посмей растрепать мне прическу! Ведь нас еще фотографировать будут. Но на танцах мы все наверстаем…

Посерьезнев, Марк послушно отступил на шаг и засунул руки в карманы.

— Что до танцев, Фло…

Заподозрив неладное, она вызывающе подбоченилась.

— Марк Стоут, если ты собираешься сообщить, что на танцы не останешься, я закачу истерику, так и знай!

— Тише, Фло, ради Бога, тише. Вдруг кто-нибудь войдет! Я останусь на танцы, просто мне придется уйти чуть раньше, чем я предполагал.

Флорин непроизвольно сжала кулаки.

— И что на этот раз заставляет тебя променять живую невесту на текст на мертвом языке?

— Фло, ты ведешь себя, как сварливая мегера…

— Сварливая мегера! — Она демонстративно отвернулась к окну. — Я имею право возмущаться, ведь ты обещал, обещал! — Флорин снова оглянулась на жениха. — Ты клялся и божился, что мы будем танцевать до тех пор, пока не разойдутся последние гости, и ни минутой меньше. Пусть хоть небо упадет на землю! Так что же случилось?

— Сама посуди, есть ли повод для такой обиды?

Флорин задумалась.

— Есть, — наконец сказала она. — Мне осточертело уступать тебя словарям и справочникам. Снова сверхурочная работа, верно?

— Я должен закончить перевод к понедельнику, и эти деньги придутся очень кстати, когда мы переедем…

— Марк, сколько раз повторять, что мне плевать на дом! Я отлично обойдусь колченогим фанерным столиком, двумя табуретками и парой раскладушек за пятнадцать долларов. Мне не нужна итальянская кухня за шесть тысяч. У нас вся жизнь впереди! Я так хотела, чтобы сегодняшний вечер принадлежал нам… только нам двоим!

— Знаю, — покаянно отозвался Марк, запуская руку под кружево и поглаживая Флорин по плечу. — Я все понимаю, дорогая, но я… я поставил перед собой определенные цели. И вот одна из них: для тебя только самое лучшее. Такой бриллиант, как ты, заслуживает роскошной оправы. Я торжественно обещал твоей матери, что ты ни в чем не будешь нуждаться.

В разговорах с Марком Флорин предпочитала не упоминать о матери. Если она выскажет истинные чувства, жених сочтет ее невротичкой или, по меньшей мере капризной самодуркой. Флорин потупилась, до боли в глазах вгляделась в складку на отглаженных брюках жениха и глубоко вздохнула.