Библия без цензуры Ключ к самым загадочным текстам Ветхого Завета - Алден Томпсон

Если мы внимательно рассмотрим те два отрывка из Книги Иова, где появляется сатана, мы увидим, насколько важна структура всей книги для их понимания. Книга Иова содержит прозаический пролог (1–2) и прозаический эпилог (42:7–17). Между ними помещена основная часть книги в поэтической форме: это живой диалог Иова с «друзьями» (3–31), монолог юноши по имени Елиуй (32–37), за которым следует ответ Бога Иову в буре (38–42:1–6). Пролог же состоит из пяти отдельных сцен: это три сцены на земле из жизни Иова, между которыми помещены две сцены на небесах, в которых сатана спорит с Богом об искренности Иова. Если изъять из Пролога вторую и четвертую сцены, в которых появляется сатана, мы увидим события так, как их понимал сам Иов. И только две дополнительные сцены на небесах говорят нам о космической битве между Богом и Врагом, между добром и злом. При любого рода бедствии на земле нам бывает очень трудно понять его причины. Иногда мы страдаем потому, что того заслужили, но часто неприятности, как нам кажется, падают на нас несправедливо. Книга Иова пытается дать ответ на эту проблему: это космическая битва, где подвергается нападению сам Бог и его свойства. Мы уже могли убедиться в том, как важно помнить о космической битве, когда мы читаем Ветхий Завет. Силы зла участвуют в совете Бога именно потому, что в итоге он хочет их низложить.

Прежде чем обсудить выводы, которые можно сделать из ветхозаветных сцен появления сатаны на совете Бога, я хотел бы кратко рассмотреть те отрывки Ветхого Завета, где сатана прямо не упоминается, но которые христианская традиция относит к Врагу: Быт 3, Ис 14:12–15 и Иез 28:11–19.

Непредубежденный читатель сможет увидеть, что Быт 3 изображает отношения вражды между змеем и Богом, и потому образ змея указывает на Врага. Хотя в Библии — это неоднозначный образ. Так, Числ 21 описывает нашествие ядовитых змей, от которого Моисей избавил народ, подняв изображение медного змея — символ Божьего противника! Некоторые места даже позволяют предположить, что израильтяне начали поклоняться этому змею, и потому его пришлось уничтожить (4 Цар 18:4).

Если мы изучаем все Писание впервые, то найдем недвусмысленное отождествление змея с сатаной только в Откр 12:9. Здесь не остается никакого сомнения в том, что дракон, змей, дьявол и сатана — одно и то же существо.

Учитывая, что змей играет столь важную роль в христианском богословии, можно удивиться тому, что Ветхий Завет ни разу не указал ясно на значение этого образа. Возможно, это объясняется тем, что в Египте змея была символом как доброго, так и злого божества. И потому авторы Библии опасались развивать эту тему, чтобы не породить дуализма, если не худшего зла.

Теперь рассмотрим отрывки из Ис 14:12–15 и Иез 28: 11–19. Мы увидим, что между двумя этими местами есть сходство. Оба отрывка рассказывают о «предыстории» сатаны, оба имеют форму насмешливой песни, обращенной к языческому царю. Текст Ис 14 говорит о царе вавилонском, Иез 28 — о князе или царе Тира. Современные ученые долго пытались разгадать природу сходства этих двух отрывков как между собой, так и с некоторыми подобными примерами из литературы Ближнего Востока. Их исследования позволяют сделать два общих вывода. Во–первых, что эти тексты действительно обладают поразительным сходством с языческими параллелями; во–вторых, что сами пророки имели здесь в виду исторических врагов Израиля, а не сверхъестественное существо. В «сверхъестественном» смысле эти тексты можно понять только по аналогии. Другими словами, большинство современных исследователей считает, что ветхозаветная аудитория не имела понятия о том, что пророки говорят о сатане. Это положение подтверждает тот факт, что текст Ис 14:12–15 стали однозначно понимать как текст о сатане достаточно поздно: впервые это сделал Тертуллиан, отец церкви, умерший в 240 году н.э.

История интерпретации Иез 28:11–19 недостаточно ясна. Этот отрывок относили не только к сверхъестественному существу, но и к первому человеку (см. перевод RSV), и толкователь сталкивается здесь с большими трудностями в силу неоднозначности выражений в оригинальном тексте. Как бы там ни было, можно с уверенностью сказать, что в этом отрывке стали видеть сатану не ранее чем по прошествии нескольких столетий от начала нашей эры.

Естественно, мы здесь должны задать вопрос: правомерно ли видеть в этих отрывках указание на сатану, если это не входило в намерения их авторов? Это — сложный вопрос. Христианская традиция содержит немало примеров такого толкования библейских отрывков, которое откровенно расходится с намерением автора оригинального текста. Можно найти и другой смысл текста, но это не доказывает, что этот смысл был вложен в текст его автором. Тем не менее, если мы не позволяем другому смыслу затемнять наше понимание намерений автора оригинального текста, другой смысл может быть для нас ценным. И если мы хотим соблюдать верность христианской традиции, необходимо признать, что христиане нередко использовали такой другой смысл, а потому и нам приходится согласиться с данным подходом, даже если он нам не слишком нравится. Но такое толкование Библии нередко порождало проблемы, когда оно затемняло или даже заменяло собой смысл, вложенный в текст автором. И я подозреваю, что множество людей с пылом отвергают христианскую традицию отчасти и из–за того, что христиане отказываются признать первоначальный смысл библейского текста. Поэтому одной из моих задач при создании этой книги было показать, что можно, оставаясь консервативным приверженцем христианской традиции, стремиться понять вероятный первоначальный смысл ветхозаветного отрывка.

Теперь, когда я признал, что отрывки из Ис 14:12–15 и Иез 28:11–19 были написаны не для того, чтобы представить нам предысторию сатаны, я все еще продолжаю думать, что сатана все–таки прячется в них. И то, что эти тексты были «позаимствованы» у язычников, подтверждает это. Стоит объяснить, что пророки вправе «заимствовать» тексты и образы, откуда они пожелают. Лишь окончательный текст отражает божественное откровение, а не его составные части. Но даже в таком случае имеем ли мы право предполагать, что в языческих культурах содержатся какие–то ценные элементы? Я думаю, на этот вопрос нам помогут ответить три первые главы Книги Бытия. Человечество изначально обладало знанием о космической битве, это знание просочилось в языческие культуры, и его также, хотя и в искаженном виде, передавали друг другу патриархи, сохранившие какие–то представления об истинном Боге. И потому в книгах пророков начали появляться разрозненные сведения о космической битве, но в таком виде, что они не представляли угрозы для первостепенного замысла Бога научить свой народ верить только в Него как в единого истинного Бога. Отрывки из Ис 14:12–15 и Иез 28:11–19, несомненно, отражают главную тему космической битвы, показывая, что эгоизм и гордость сильнее всего искажают волю Бога и неизбежно приводят к решительному противостоянию Богу. Однако же сама личность Врага надежно спрятана под обликом человека. И возможно, христиан критикуют за использование подобных отрывков именно потому, что полученный при такой интерпретации образ Врага намного превышает представления людей Ветхого Завета о зле. В соответствии с подходом, который я применяю в своей книге, я бы сказал, что с таким знанием ветхозаветный человек не мог бы справиться, и потому оно пришло позже.

Здесь стоит упомянуть об еще одном ветхозаветном отрывке, связанном с силами зла. В главе 16 Книги Левит мы находим описание ритуала с козлом отпущения (который в переводе RSV назван «козлом для Азазела» — azazd по–еврейски). Христианские толкователи Библии часто думали, что оба козла — и тот, которого приносили в жертву, и тот, которого изгоняли в пустыню, — прообразы Христа. Но существует и другое толкование этого отрывка: козел, отведенный в пустыню для Азазела или к Азазелу, представляет собой демонические силы. Такое понимание появилось достаточно рано, поскольку автор Первой книги Еноха, желавший подобрать имя для предводителя падших ангелов, назвал его Азазелом. Если этот ритуал изначально обладал таким смыслом, то перед нами, возможно, пример еще одного озарения, связанного с космической битвой между Богом и Врагом: один козел предназначался Богу, второй — Азазелу.

Убедившись в том, что Ветхий Завет содержит крайне скудную информацию о сатане, мы попытаемся понять, как же, при отсутствии Врага, Ветхий Завет понимал природу зла. Библейские авторы нередко считали, что злые действия совершает сам Бог, однако нередко, пытаясь смягчить эту картину, говорили о других сверхъестественных существах, которые разрушали и исполняли наказания. Эти существа принадлежали к «небесному двору», которым управлял сам Бог. Поговорим подробнее о том, какую роль выполнял этот «совет».

Зная, что Ветхий Завет не оставил ясного описания роли сатаны, мы можем предположить, что его представления о небесном управлении также будут отличаться от основанных на Новом Завете христианских представлений. Ярче всего эти новозаветные представления отражены в Откр 12:9, что повлияло на христианское понимание вопроса: Михаил со своими ангелами противостоит дракону с его ангелами. Космическая битва в полном разгаре. Однако в Ветхом Завете все происходит исключительно под руководством самого Бога. И потому «дракон с его ангелами» тоже как бы послушен повелениям Бога, хотя иногда на какой–то миг показывает свою бунтарскую природу.