Парижские истории - Дмитрий Якушкин

Даже понимая всю значимость слова во французской политической культуре, я не перестаю удивляться тому, как ради нескольких минут прямого утреннего эфира приезжают в студию премьеры, министры, депутаты, лидеры оппозиции, судьи и прочие ньюсмейкеры. Никто не опаздывает, не отказывается в последнюю минуту; если такое и случается, то это входит в анналы радиостанции как ЧП для рассказа студентам и внукам.

Семь-восемь минут эфира на самом деле очень много. Это возможность задать тему для дискуссии, объясниться, произвести информационный вброс, ответить на обвинение. Одна короткая фраза может принести большую славу. Или позор.

В конце восьмидесятых в воскресной вечерней программе «RTL» «Большое жюри», которую радиостанция готовила вместе с журналистами «Монд», Жан-Мари Ле Пен произнес ставшую потом известной фразу: по его мнению, фашистские концлагеря Второй мировой войны — «всего лишь эпизод („деталь“) в истории войны». Это выражение стало хрестоматийной устойчивой характеристикой всей политической линии французских националистов — отрицать преступления Гитлера. Двадцать с лишним лет фраза кочует закавыченной из статьи в статью, цитируется в учебниках по политической истории. Ле Пен допустил промах, задевший его моральный авторитет. Тогдашний директор «RTL» писатель Филипп Лабро по этому поводу вспоминает: «Фраза Ле Пена об „эпизоде“ была произнесена на нашей передаче, и именно она изменила течение французской политической жизни».

Даже в куда более рядовых обстоятельствах случается, что короткая фраза, прозвучавшая утром, становится информационной темой всего дня. После обеда высказывание подхватывает вечерняя «Монд», а если вопрос острый, новость доживет и до восьмичасового выпуска вечерних теленовостей.

Относительно утра на французском радио есть даже специальное выражение — «война с семи до девяти». От того, насколько успешны утренние политические рубрики, во многом зависят самочувствие и экономические показатели радиостанции в целом. После девяти утра характер аудитории меняется. Радиостанции сбавляют темп, и в эфире идут неполитические развлекательные программы с бытовыми советами, кулинарными рецептами, конкурсы с раздачей призов. Следующие большие новостные блоки выйдут в эфир в час дня и затем в шесть часов вечера. Это тоже интересное радио, но уже совсем-совсем другое.

На рю Женераль Бёре

Мы жили в 15-м, самом большом из парижских районов, где нет узнаваемых туристических доминант, на улице ничем не примечательной, названной в честь военного — генерала Бёре. Через площадь с тем же названием она соединяла параллельные и наиболее известные улицы в юго-западной части города — Лекурб и Вожирар. Рю де Вожирар к тому же вообще самая длинная в Париже. Встретишь в любой точке мира парижанина, и в разговоре обычно наступит момент, когда вы станете выяснять, кто где жил или живет сейчас: «Пятнадцатый? А в какой части?» Я использовал два ориентира: подземный выход из станции метро «Вожирар» 12-й линии и мэрию 15-го округа на параллельной с нами улице. Фамилия Бёре была еще на слуху у многих потому, что на этой улице находился и до сих пор остался районный центр по сбору налогов.

За несколько лет, проведенных в этой части 15-го округа, десятки раз на автомате называл свой почтовый адрес: «Дом 30–32 по улице генерала Бёре». Письма хотелось отправлять — и главное, в этом был смысл — почтой: по городу они доходили необычайно быстро, как будто доставкой занимались частные курьеры, а не госкомпания. Почтальон разносил корреспонденцию три раза в день, и на отправленную утром записку уже на следующие сутки после обеда мог быть получен ответ, что внушало веру в надежность французских компаний.

В то время я не задавался вопросом, кем был этот военный — Бёре, и не ожидал, что намного позже натолкнусь неожиданно на знакомую фамилию. Поинтересоваться его биографией заставили недавно переведенные на русский язык парижские письма Хулио Кортасара. Бёре оказался выпускником военной школы Сен-Сир, воевал в Севастополе, погиб во время итальянской кампании Наполеона III. Кортасар, внимательно относившийся к почтовой переписке, сообщает своему аргентинскому издателю, что, несмотря на неправильно написанный на конверте адрес и слово «Бёре», письмо до него благополучно дошло. Те, кто часто пишет письма (а вернее сейчас сказать «писал»), поймут его волнение.

Пятиэтажный дом, в котором мой предшественник по корпункту снял квартиру, через полвека будут называть типичным. Построенный в начале восьмидесятых, аккуратно вписанный в ряд других не выдающихся, но постарше домов по улице Бёре, он по парижским меркам ценен тем, что перекрытия в нем бетонные, а не балки XVIII века. Жильцам не грозит сложный дорогостоящий ремонт, требующий многочисленных согласований.

Рядом с ним так же точечно втиснули совсем современный дом, и какой-то энтузиаст открыл в нем на первом этаже магазин антиквариата под названием «Вишневый сад», хотя наша не бойкая, не проходная улица не знала посторонних и не располагала к торговле стариной. Я никогда не замечал в магазине покупателей, что в некотором смысле оправдывало название и лишний раз напоминало о том, какие русские понятия знают в мире.

Напротив моего подъезда, освещенного сенсорными галогеновыми лампами, что смотрелось необыкновенно празднично и сверхсовременно, стояло двухэтажное обветшалое здание — из тех, что в Москве принято относить к разряду не имеющих исторической ценности. Там размещалась партийная ячейка — отделение соцпартии 15-го округа — и одновременно детсад. Сейчас постройку снесли и на ее месте возвели из стекла и бетона внушительный окружной полицейский комиссариат — с мемориальной табличкой на стене, сообщающей, что на открытии присутствовали сам президент и министр внутренних дел — знак внимания со стороны властей к обеспечению правопорядка.

Наискосок от штаба полиции по рю де Вожирар возвели огромный сетевой отель — здание неопределенного стиля, куда группы туристов завозят автобусами. За последние годы таких вкраплений становится все больше и больше в некогда «спальном» 15-м округе.

На его облик сильно повлияло расширение выставочных площадей у Порт-де-Версаль, уже занимающих несколько кварталов на границе с окружной дорогой. Среди ежегодных тематических салонов, проводимых там, наиболее яркий и шумный — аграрный, что вполне соответствует традиционному лицу страны. Сельскохозяйственное производство во Франции по-прежнему сопряжено с еще не забытым укладом жизни. Политики с сельхозпроизводителями считаются. Олланд в первый год президентства счел своим долгом провести на салоне целый день. Саркози однажды чуть не подрался там с рассерженным фермером. А вот интеллектуал Миттеран посетил салон лишь однажды за все четырнадцать лет правления. Зато его извечный соперник и во многих отношениях антипод Жак Ширак, электоральные и прочие корни которого — в сельскохозяйственном департаменте Коррез, бывал не раз и трепал за уши коров регулярно.