«Мой друг – инопланетянин!» - Дмитрий Анашкин

– Это тебе за Седого, – тяжело сказал Валет и с брезгливой гримасой на лице скомандовал: – в мешок и на дно, прямо сейчас. Колода, Рязань – к исполнению.

Двое дюжих братков упихали тело Паленого в принесенный кем-то мешок и потащили в машину. Свалив тело в багажник, они поехали на пирсы в городской черте, привязали к мешку камень и сбросили его в воду. Отъехав на безопасное расстояние от места событий, долго возились вокруг машины, оттирая багажник от натекшей туда крови.

***

Я переночевал в офисе моих приятелей на диване в приемной. Объяснил просто – дескать, бандюганы какие-то хотели меня из тачки выкинуть – еле ушел. Теперь у дома дежурят. На предложение настучать на братков ментам осторожно отказался, сославшись на то, что информация уже передана «не в милицию». Так что ментов сюда впутывать нельзя, надо просто переждать. На мою просьбу переночевать ответили «да хоть месяц, еще как сторожу заплатим». Ну и ладушки. Купив в соседней аптеке крем и лезвия, побрился. Начали приходить работники офиса. Чтобы не светиться, ушел думать в машину. Ездить на ней было нежелательно, однако сидеть удобно – стекла тонированные, электричество, телефон, компьютер, кондиционер. Бензина, слава богу, полный бак.

Гулять по городу мне сейчас не рекомендовалось. Особенно светиться рядом с нынешним жильем Петра на Ваське. С другой стороны – единственным событием, способным переломить ситуацию, была бы наша с ним встреча. И желательно, чтобы он был уже новый. То есть, что-то новое прочитавший. Сон свой я хорошо запомнил, и очень на него надеялся. Но я совершенно не был уверен, что Петр мою книгу получил.

В общем, так. Сам я могу не много. Знакомых и друзей в это дело втягивать нельзя. Могут просчитать и я их банально подставлю. Что же делать?

Через некоторое время план был готов. Я посмотрел на часы. Было четырнадцать ноль-ноль. «Успеваю!» – подумал я, вышел из машины, и, озираясь по сторонам, направился к метро.

***

Вышел на «Ломоносовской». У меня было еще полчаса, хотя точность в данном случае особой роли не играла. Съел шаверму, побродил по рынку. Интересно. В последний раз я был здесь два года назад, когда мы запускали новый проект – клуб для уличных детей. Клуб уже был, а детей еще не было. Он только что открылся, и про него просто никто не знал. Но уже были немецкие телевизионщики, которые хотели обязательно снять сюжет. Как обычно – сейчас или никогда. Пришлось набирать беспризорников по всем станциям метро – обещать презентацию, жрачку, короля Иорданского и прочие интересности. В день съемок клуб кишел детьми. Я журналистам честно все объяснил, но они ответили, что им по барабону – картинка в кайф.

За два года многое в городе изменилось. Но метро «Ломоносовская» осталось прежним. Те же, свежевыкрашенные по пятому разу той же краской, что и пять лет назад, ларьки с подтеками на стеклах. Странный базар, вечно негниющие помидоры, кучки бомжей с тыльной стороны метро, просто слоняющиеся личности неопределенной наружности и рода занятий, группки молодежи, уже выпившей и выпивающей еще, шаверма, еще шаверма, цветочный киоск, еще один, еще….

Большую половину моего детства я жил недалеко от этой станции метро, и она была для меня единственным местом, через которое я попадал под землю. Чем-то важным и отчасти мистическим. Через эту точку я мог попасть в другие миры – Невский, Чернышевская, Василеостровская. Можно было попасть на вокзал, а через вокзал – в пригород или вообще уехать в другой город, или в другую страну. Можно было попасть в мир, где было море и все время светило солнце. Там был песок на берегу и соленая вобла. Поезд ехал туда очень долго, несколько дней, и, это было отдельное, очень интересное приключение. Но, так как на вокзал я добирался на метро, то автоматически казалось, что начало путешествий в эти другие миры должно обязательно проходить через пункт под названием метро «Ломоносовская».

Беспризорники не отличаются точностью. И никогда нельзя быть уверенным, что они вообще придут. Их всегда нужно искать. Лавировать между ларьками, присматриваясь к очередям, особенно к ее началу – у окошка часто можно заметить маленькую грязную фигурку, бубнящую что-то вроде «дяденька купите хлеба, я с утра не ел, очень кушать хочется». Часто это говорится в надежде, что дадут мелочь из сдачи. Но если хлеба купят – тоже нормально – есть им обычно действительно хочется.

Нелишне обойти пару раз вокруг метро – в темных углах, где-нибудь на ящиках, за ларьками они могут подолгу сидеть и перетирать какое-нибудь пустяковое событие, случившееся неизвестно с кем и неизвестно когда. Но то, что это было – верняк!

Я увидел двоих пацанов, воровато петляющих между ларьками и оглядывающихся по сторонам. Узнал почти сразу – это они дрались тогда на черной лестнице. Теперь ничего не напоминало об их прошлых распрях, выглядели они абсолютными друзьями, чего, впрочем, и следовало ожидать.

– Эй, пацаны, здорово! – я бодро подрулил к ним. Они взглянули на меня с некоторой опаской, как бы с трудом припоминая, где мы встречались. Затем, видимо, решив, что поговорить, по крайней мере, можно, а там видно будет, может, что и обломится, нехотя подошли ближе.

– А где остальные – слились уже что ли? Или спят еще?

– Машка с Олькой спят. Клея надышались. А Крендель с Серегой в Апрашку поехали, шустрить. Щас подтянутся. А что за дело-то, с иностранцами, реальное? Чего дадут-то? – Спросил старший, с рыжими волосами и живым острым взглядом. Взгляд периодически задерживался на моем правом кармане куртки, в котором легко угадывался радиотелефон. Я переложил телефон из наружного кармана во внутренний. Парень слегка насупился.

– А доллары даадуут? – Протяжно ерничая, загундосил младший. – «Вот с ним напарюсь, придурковатый, все время гасить придется», – отметил я машинально.

– Так, пошли девок будить, без них никак, – в моих интересах было собрать как можно больше народа. – Есть хотите? – безо всякого перехода спросил я.

– А кто ж не хочет, курицу гриль, вон там продается, – замельтешил младший.

– Не, лучше шаверму. Двойную.

– Нет, курицу!

– Я тебе щас такую курицу, блин! – И, повернувшись ко мне: – шаверма вон там продается, и кваса.

– А мне пепси.

– Я тебе щас пепси, блин!

– Так, тихо, – я почувствовал, что процесс пошел. – Всех соберем, тогда и купим – кто что хочет, потом дело обсудим. Спокуха. Куда, говорите, идти будить-то?

– Да вон, в тот парадняк, – старший махнул вглубь дворов, – пошли, покажу.

– Тебя как зовут-то? – спросил я уже на ходу старшего.

– Колян, – ответил тот.

– Коля-Коля-Николай… – нараспев загундосил младший, но, получив привычно-увесистую затрещину, сразу стал задумчивым.

– Все, ждите тут, я сейчас, – сказал Колян и проворно полез в подвальное окно громадного сталинского дома.

Через полчаса вся компания собралась: девчонок разбудили, двое вернулись из центра. Еще двое приблудились по ходу. Видимо промышляли на этой же станции, но были сами по себе – держались немного в стороне, готовые слиться в любой момент.

Каждому было куплено то, что хотелось. Конечно, пришлось усреднять, в чем неоценимую роль сыграл Колян – он был явным лидером. Иначе мы бесконечно рыскали бы по ларькам, выискивая для каждого то, что он когда-то видел и хотел, но теперь тут этого нет, может, в другом…

Я начал речь, не дожидаясь, пока все доедят до конца, так было надежнее.

– Короче ребята, тема такая: то, что я говорил про журналистов, в силе, но это будет не скоро. Через неделю-две. А сейчас тема другая.

– Ну, динамо, блин, я же говорила! – с набитым ртом запаниковала одна из девчонок.

– Не бзди, давай послушаем сперва! – вмешался Колян.

– И тема гораздо более серьезная. Нужна реальная помощь. И за эту помощь я готов заплатить деньгами, а не жрачкой. Потому что это не для иностранцев, не для гуманитарной помощи. А нужно это лично мне. И это конкретная работа.

Двое независимых заметно отодвинулись на расстояние, которое еще позволяло слышать, о чем речь, но уже позиционировало их как «мы не с ними, мы тут сами, покурить вышли». Все остальные насторожились. Я понимал, что вступление не из лучших, но знал по опыту – парить нельзя. Все надо называть своими словами. Почувствуют, что кручу – сольются стазу.

– Короче, пропал мой друг. Иностранец (это было близко к правде – не говорить же им, что он инопланетянин). Похоже, его похитили. Или что-то в этом роде. Есть только один адрес. Где он был раньше. Там ли он еще или нет, я не знаю. Нужно поднять на уши весь город. Каждому, кто дает конкретную информацию, – тысяча рублей. Каждому, кто способствовал получению этой информации, – пятьсот.

– Это как это, «способствовал»? – Спросил один из свежепришедших – Дениска – длинный, худой, со всклокоченной шевелюрой и скептическим выражением лица подросток лет четырнадцати.